Поделиться
Напомним, что согласно вступившему в силу закону прокатные удостоверения более не выдаются фильмам, где слух зрителей услаждает обсценная лексика. После чего деятели искусств стали протестовать столь энергично, словно вся русская литература, русский театр и русское кино внезапно насильственно лишились всех средств художественной выразительности разом. Руководитель Гоголь-центра Кирилл Серебренников даже заявил ТАСС, что запрет на мат антинароден, ибо в России матерились всегда.
Но он почему-то не упомянул о том, что в русской литературе не матерились никогда. И даже сочинив по случаю матерные стихи, наши классики не претендовали на их публикацию - писали "для внутреннего употребления". В жизни человека вообще много такого, о чем не принято говорить вслух, что не принято считать предметом общественного внимания и элементом художественного творчества. На протяжении многих десятилетий все понимали, что в кино и театр люди ходят не для того, чтобы еще раз насладиться сленгом подворотни, и что искусство - не зеркальное отражение нашего быта.
Фильмы Никиты Михалкова ничуть не потеряли оттого, что героиня Гурченко в "Пяти вечерах" не изъясняется матом. Воздерживается от него и героиня Мордюковой в "Родне" - и это не нанесло ущерб ни ее колоритности, ни правдивости, ни "народности". Даже в самых крутых батальных эпизодах "Утомленных солнцем" солдаты не матерятся - и никто из зрителей не ощущает это как художественную потерю. И в фильмах Карена Шахназарова мы просто не замечали отсутствия мата, и Владимир Хотиненко явно не шел на художественный компромисс, обходясь в своих картинах без крепких слов. Успешное творчество "подписантов" само по себе служит исчерпывающим доказательством того, что и без мата художник не чувствует себя обделенным - у него есть более сильные средства выразительности.
Как-то странно напоминать элементарное: люди ценят в искусстве вовсе не зеркальное отражение улицы. Ценят то, что называют поэтикой искусства - говор улицы, но претворенный интеллектом, юмором, талантом, стилем автора. Будь иначе - не нужны были бы ни Шекспир, ни Пушкин, ни Лопе де Вега с их виршами: реальный Борис Годунов вряд ли изъяснялся столь высоким штилем. Диалоги Горького всегда отличишь от диалогов Розова или Володина - именно потому, что там нет обезличенной улицы, а есть индивидуальный авторский лирический мир. Он и интересен. Отвоевывая право на мат, искусство немыслимо упрощает свою задачу: зачем нам драматург с его талантом, если есть магнитофон! Искусство начинает тиражировать и легализовать то, от чего жизнь инстинктивно старается уйти. Даже персонажи драмы "На дне" - босяки и воры - не матерились, как им было бы положено по рангу, а совершенно наоборот - рассуждали, что человек звучит гордо. И поколения зрителей были с ними согласны. Даже если это только иллюзия - стоит ли ее разрушать?
Интересно, что авторы письма не просят отменить статью в гражданском кодексе, запрещающую мат в общественных местах и приравнивающую его к хулиганству. И тогда становится совсем неясно, отчего в метро оскорблять матом слух граждан нельзя, а на экране вдруг - можно.
Вероятно, это плохо, что сегодняшняя практика театра и кино вынуждает законодательно ограничивать словарь искусства цивилизованными рамками - художники и сами должны ощущать приемлемые для общества границы, как они это умели на протяжении веков. Но трудолюбивое истребление всех и всяческих табу в искусстве рано или поздно должно было привести к таким ответным мерам. На самом деле нам неплохо бы вернуться к ситуации четвертьвековой давности, когда сквернословие что в кино, что в театре априорно считалось и невозможным и ненужным. А когда вдруг понадобилось в самом накаленном эпизоде фильма Киры Муратовой "Астенический синдром" - все это приняли спокойно и с пониманием: художественная необходимость. Но мат там появился отнюдь не для вящего правдоподобия, на чем настаивает Кирилл Серебренников. Он там как удар кнута, как эмоциональный взрыв, как ЧП.
Сравним это с журчащим бытовым, модным в тусовках матерком, который составляет и плоть и сознание современного фильма "Да и да" - и мы поймем принципиальную разницу между художественно претворенной реальностью и магнитофонной записью. Поймем и мотивы возникновения закона, который, как ни смешно, многие считают едва ли не посягательством на свободу слова: до недавних времен любой грузчик добровольно ограничивал свою свободу слова, если поблизости женщины и дети. И если сегодня уже дети и женщины легко дают грузчикам фору - в том виной как раз безмерно расковавшиеся творцы: это они легализовали сквернословие на экранах и в жизни, ввели его в "культурный обиход".
Довольно курьезна идея о том, что дело поправит возрастное ограничение: после 18 лет и слушать и употреблять мат можно, а до 18-ти нельзя. Проблема-то ведь не в том, что до 18-ти никто не подозревает о существовании сквернословия. Проблема в том, что мы все больше размываем представления и взрослых и, стало быть, детей о том, "что такое хорошо и что такое плохо". Материться становится модным, матом щебечут милые девушки в курилках - и не потому, что "кроют матом" в порыве святого гнева, а потому что "так принято". Загнуть пальчик, пыхнуть сигареткой и вместе с дымом выпустить из уст нечто уродливо пикантное - это теперь у нас знак крутости. И представление о том, что дым - всего лишь вонь, что мат - всего лишь признак дефицита вкуса и внутренней культуры - развеяно во многом стараниями творческой интеллигенции.
Проблема в том, что и до и после 18-ти люди должны помнить об иерархии цивилизационных ценностей, на самом дне которой - сквернословие. То есть слова, не случайно названные скверными.
Но возрастная лазейка понадобилась, чтобы могли легально продолжать свое существование некоторые спектакли МХТ, от которых основатель театра перевернулся бы в гробу, чтобы могли выйти на экраны фильмы "Да и да" и "Комбинат "Надежда", где мат - среда обитания. Чтобы, наконец, под горячую руку не попал долгожданный "Левиафан" - единственное из перечисленных создание, где обсценная лексика художественно оправдана. Потому что состояние, в котором пребывают герои, отчаянно негативно. Скверное состояние. И эту не внешнюю, поверхностную, а сущностную, глубинную правду показанной в фильме жизни каждый зритель понимает.
Абсолютные запреты всегда плохи, потому что неповоротливы и головную боль лечат гильотиной, это крайняя мера - кто спорит. Будут ли приняты вожделенные послабления, приведут ли они к новому взрыву сквернословия на экранах и в жизни, или художественное творчество в России починит свои тормоза - покажет ближайшее будущее.