Поделиться
Такое же невероятное переживание "3D" встречает вас в пространстве спектакля Леонида Хейфеца по пьесе "Отцы и сыновья" ирландца Брайана Фрила, любителя "русской старины", по мотивам романа Тургенева "Отцы и дети". Художник Владимир Арефьев наделил это пространство сияющей красотой и настоящим аттракционом - живым ручьем, бегущим по деревянным крашеным доскам усадьбы Кирсановых, по половицам имения Одинцовой, по деревенским лугам Орловской губернии, прямо под ногами у зрителей.
Широкая веранда светлого дерева спускается к лужайке, заставленной горшками с "полевыми" цветами. Они так радостно залиты солнцем, в них - столько жизни, что кажется, они вот-вот запахнут, убеждая нас в том, что все на сцене настоящее.
Милое барское добродушие Николая Петровича Кирсанова в исполнении Александра Шаврина еще больше располагает к самым приятным впечатлениям и даже известной зрительской неге. Ему вторит очаровательная Фенечка - Наталья Палагушкина - с мягкими благородными манерами и уютной детской коляской. Евгений Парамонов в роли утонченного Павла Петровича и вовсе затевает пикантную игру со зрителями, то и дело подмигивая им по разным поводам.
Когда на лужайке перед домом появляются Евгений Базаров (Сергей Беляев) с Кирсановым-младшим (Макар Запорожский), Павел Петрович начинает подмигивать все сильнее. Речи первых русских нигилистов кажутся создателям спектакля созвучны сегодняшнему дню. Но кроме этого о связи спектакля с современниками ничто не говорит. Очарование летнего жаркого дня, аппетитная истома служанки Дуняши (Ольга Ергина), Фенечка с колясочкой, пение птиц и журчанье ручья, капли которого освежают первые ряды - все это напоминает тот усадебный русский рай, о котором и Брайн Фрил, и зрители филиала на Сретенке имеют одинаково отдаленное представление. Представление в 3D.
Также трудно сообразить, что именно разделяет нигилиста Базарова и его оппонента Павла Петровича. Объединяет их Фенечка, из-за поцелуя которой и разгорается дуэль, а вот природа идейных распрей остается только стыдливо (подмигиванием в зал) и невнятно обозначена.
Журчание ручья, дивные цветы и свежеструганые доски "русского рая" заполняют собой все, и внезапный отъезд Павла Петровича в Париж предстает лишь бегством от несчастной любви. Ужасы наступающего нигилизма остаются где-то далеко за рамками сценического повествования.
Кажется, что помимо очарования пейзажем Леонид Хейфец хотел наградить зрителей щемящим чувством прошедшей мимо Базарова любви - прежде всего любви его родителей. Если что-то и вызывает здесь волнение, так это прекрасная сцена почти в самом финале, где Базаров-старший (Юрий Соколов) рассказывает о болезни и смерти сына, причесывая и утешая свою полубезумную жену. Простая, аскетичная и строгая Александра Ровенских, нигде не "пережимая", заставляет-таки публику пролить над вымыслом слезы.
Все остальное в спектакле - виртуальное "3D", мало похожее как на русскую психологическую школу, последним апостолом которой почитают Леонида Хейфеца, так и на глубинный поток философской тургеневской прозы, в чьих "райских" кущах поют зловещие сирены грядущего распада.
Художественный руководитель театра им. Маяковского Миндаугас Карбаускис этим спектаклем открывает полосу "русского романа". Совсем скоро на основной сцене предстанут толстовские "Плоды просвещения", посвященные его учителю Петру Фоменко. Судя по всему, "интрига" только разворачивается.