Книга Сергея Летова "Кандидат в Будды" стала достоянием общественности практически одновременно с выходом на экраны кинотеатров фильма "Здорово и вечно" о Егоре Летове и "Гражданской обороне". Как фильм, так и книга начали свое существование в мире идей, постепенно перетекая в мир вещей с 2008 года, когда мощная струя живой традиции "Гражданской обороны" пресеклась, превратив оставленное после себя в живописную реплику, один из наиболее многомерных слепков уходящей эпохи. Образы, возникшие после прочтения этой своеобразной семейной саги, будто подслушанной Сергеем Летовым у прошлого, наполняют новыми смыслами и гораздо более глубоким содержанием тягучие немые паузы фильма.
Книга Сергея Федоровича глубоко автобиографична, что, возможно, несколько разочарует тех, для кого его личность и творчество является любопытным явлением, но при этом - лишь источником образов, дополняющих ту вселенную, из которой вышел его младший брат.
Автор, очевидно, не ставил перед собой задачи летописания и бытописания, составления очерков о тех сторонах семейной истории, которую он знет лучше всех. Он повествует прежде всего о себе, о том, что составляло суть его существования в разные периоды жизни. Намеренно или нет, но Сергею Федоровичу удается увлечь читателя за собой, позволяя ему окунуться в такое родное, узнаваемое собственное прошлое (доступное более зрелым читателям) или же в предчувствие своего настоящего (для аудитории более юной). Следуя за рассказчиком, мы погружаемся в свои личные воспоминания, неразрывно связанные с историей нашей страны, где особенным образом высвеченными оказываются события и культурные веяния, которым чувствуется сопричастность.
Неоспоримым достоинством книги является свидетельство о той загадочной эпохе "закатного расцвета", которая не становится более понятной по мере ее отдаления от нас. Хотя написано о ней немало… Будучи на несколько лет старше многих ярких представителей музыкального авангарда 80-х, обладая отстраненно-аналитическим умом, Сергей Летов сумел представить интонационный план бытия той эпохи не как центр всей жизни. Но как важное, прочувствованное ее наполнение.
В отличие от большинства единочаятелей Сергей Федорович вступил в эту пору своей жизни сознательно, обладая законченным физико-математическим образованием, дававшим совершенно иной кругозор. И системность мышления, позволяющую отделить иногда сокровенную неброскую сущность от ослепляющей до одурения мишуры. В книге Летова мы ощущаем проницательный, заинтересованный, сочувствующий взгляд "постороннего". Возможно, осторожность - сугубо личностная особенность автора - и предопределила позиционирование себя как личности, стоящей особняком, отдающей себе отчет во всем происходящем, предпочитающей хрупкое камерное действо неистовству толпы. Тем интереснее наблюдать за развитием, ростом в нем личной ответственности за воплощаемое вовне, усложнением внутренней диалектики. В отличие от многочисленных воспоминаний многих участников рок-движения и культуры тех лет вообще, занятных лишь в силу своеобразной нерефлексрующей фотофиксации происходившего с ними, на их глазах, а то и вне поля их зрения. Ведь они, при всей событийной занимательности, со временем начинают терять свою притягательность для живо интересующихся, так как поверхностность изложения, а то и откровенная ущербность в восприятии музыки, низведение проблем духовного поиска и музыкальной культуры к быту той поры, претендующего на нечто большее, не могут по сути ничего объяснить.
Возникает несколько пугающий вопрос - а стояло ли что-либо вообще за глашатаями тех времен, был ли голос опыта, бремя прожитого и прочувствованного в тех словах, что ловили миллионы, тщясь их понять? Или это было просто впервые с широкой сцены высказанные, неоформившиеся, пубертатные предвестники взрослых мыслей, которые веками проходились поколениями как некие самоочевидные ступени развития? Теряющие всякое значение после того, как из подобных сгустков невнятицы рождалась более-менее стройная картина мира, с которой может жить взрослый человек?
Письменный слог Сергея Летова лаконичен, иногда предельно скуп. Кому-то стиль его изложения кажется мертвенным и даже стерильным, с чем по пристальном изучении трудно согласиться. Иное дело, что некая отстраненность проявляет себя именно в отношении тех вопросов, где автор мог бы сказать поболе. Но вместе с тем он предельно честен с читателем. Называет очень многие вещи своими именами без обиняков и оговорок. Это книга человека с предельно строгим, дисциплинированным мышлением. Именно это, как некое идеалистическое и вместе с тем отрезвляющее лекарство, нужно многим из нас, чтобы понять, что произошло за последние двадцать с небольшим лет. Не с государством, не с народом, а с преемственностью идей, традиций нашего общества. Где наше прошлое, в чем наше настоящее и каково, хочется верить, наше будущее.