Почти все говорили о том, что дед (отец, бабушка, прадед, дядя, брат...) не любил рассказывать о войне. Мой дед тоже не любил. Только когда бывал нетрезв, всегда рассказывал одно и то же. Как в августе 43-го солдаты вошли в освобожденную от фашистов деревню где-то на Украине и кинулись к колодцам - напиться. А в них торчали из воды ножки утопленных фашистами детишек. Дальше дед начинал плакать, и больше слова от него добиться было невозможно.
Наверное, у каждого из них, победителей, была на военном пути такая деревня. Такое поле, покрытое разорванными телами. Такая речка с красной от крови водой. Поэтому и знаем мы из их рассказов совсем мало. Непростительно мало.
Несколько лет назад я начала искать материалы о фронтовом пути деда - политрука саперной роты. Нашла кое-что и еще книжку "Инженерные войска Ленинградского фронта". В ней скупые, официальные воспоминания командиров разных формирований об обороне города на Неве. Военно-строительные отряды на 95% состояли из женщин: всего их было 15 тысяч. В 1942-1944 годах они построили мощный укрепрайон "Ижора" протяженностью 25 км со 118 дотами, командный пункт "Нева", а также 2270 дотов и дзотов, 8145 полевых окопов, 450 км траншей и ходов сообщения. Уложили 23 тыс. кубометров бетона, переместили 2,5 млн кубометров грунта.
Ну, тут надо немного подробнее, особенно для нынешних 15-17-летних девушек. В 1942 году их сверстницы - голодные ленинградские девчонки, девушки, молодые женщины безо всякой техники, лопатами и мотыгами рыли противотанковые рвы, строили долговременные огневые точки (доты и дзоты), вязали фашины - это такие снопы из молодых деревьев и кустарника. Их стягивали проволокой или металлическими лентами и укладывали в болото, чтобы по ним могли пройти войска и даже танки. Фашины были такими тяжелыми, что тащили их по 6-8 девочек. И если спотыкалась одна, валились все, а уже сверху на них падала фашина. Бетон они таскали носилками, кирками дробили камень, топорами и обычными пилами валили лес, рубили срубы. Кровавые мозоли на ладонях кое-как заматывали, но работать не прекращали. При этом все они были вольнонаемными, ходили в гражданской одежде, точнее, в обносках, хотя на них распространялась воинская дисциплина. Кормили их чуть лучше, чем в самом Ленинграде, но все равно впроголодь. Да, они еще умудрялись петь: и под гитару, и так, и даже танцевать, когда была свободная минута.
Потом кто-то решил, что женские пальцы лучше приспособлены для тонкой работы по минированию и разминированию. На базе военно-строительного отряда сформировали 217-й отдельный отряд разминирования, в котором из четырех рот три были женские. Обучили минно-взрывному делу, привели к присяге, обмундировали и поставили в солдатский строй. Сначала они минировали поля и болота вокруг любимого города. Потом фашистов отогнали, и теперь надо было все разминировать - и наше, и немецкое, и финское, и какое там еще. Иные минные поля были в два и даже в три яруса. Закончили они эту невероятную работу в 1946 году.
Собирая по крупицам разрозненные материалы о девушках-минерах, я, конечно, мечтала найти хоть кого-то из них. Но где искать? Самым молодым из них сейчас уже под 90 лет. Позвонила в Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге.
Хранитель зала инженерных войск Анатолий Александрович Мартынов пообещал помощь. И помог! 7 мая, в традиционный день встречи ветеранов в музее, познакомил с председателем Совета ветеранов 217-го отряда Натальей Николаевной Хлебниковой. Бывший учитель истории и музыки в школе N 493, она с 1970 года вместе со своим классом собирала материалы для школьного музея боевой славы инженерных войск, и сами дети выбрали как раз историю 217-го отряда. Собирали воспоминания, фотографии, реликвии той поры.
- Вот здорово! - радуюсь я. - Значит, можно в школьном музее все это увидеть?
- К сожалению, его больше нет, - грустнеет Хлебникова. - Статус музея мы официально не подтвердили, потому что не было отдельной комнаты под него. Стенды и экспонаты находились в рекреации, ребята сами проводили там экскурсии. Но пришел новый директор, решил, что такой музей не нужен, и велел все убрать. Часть экспонатов передали в Павлово-- там неподалеку, на 45-м километре Мгинского направления, установлен памятник девушкам-минерам.
И мы поехали в Павлово. Ехали мимо деревенских домишек и шикарных вилл новой петербургской элиты - как раз по тем местам, где когда-то в жару и мороз, в грязи и под обстрелами работали девушки отряда. За день минер должен был обследовать квадрат 50 на 50 метров, методично и аккуратно протыкая землю трехметровым щупом с металлическим наконечником. Нащупывали мину, разряжали, потом стаскивали ржавую смерть в кучи и, укрывшись, взрывали. И так день за днем, месяц за месяцем...
Приехали в симпатичный поселочек - кирпичный завод, кондитерская фабрика, дом культуры, 3,5 тысячи жителей. Во дворе поселковой школы в радостном предвкушении окончания учебного года носятся дети.
- Нет, музея боевой славы у нас нет, ликвидировали, - разводит руками директор школы Зинаида Павловна Мищенко. - Не хватало помещений, вот его и убрали. А где экспонаты, не знаю, вроде исчезли, в то время тут другой директор был. Может, в библиотеке?
В 70-80-е годы прошлого века музей боевой славы был привычен для каждой уважающей себя школы, как и походы школьников по местам боев. В 90-е многие из них просто исчезли. Да, возможно, какие-то из них были формальными, казенно пафосными.
Но многие вели и настоящую поисковую работу по истории воинских формирований, часто общались с ветеранами, собирали интереснейшие документы эпохи.
Теперь с каждым годом тех, кого можно пригласить в школу на встречу с детьми, все меньше. Через несколько лет не останется вовсе. Может быть, именно сейчас так важно сохранить воспоминания оставшихся? Возможно, деятельность школьных музеев боевой славы пора, как теперь говорят, переформатировать, превратить их в музеи памяти? Ведь одними лишь мемуарами о военных операциях память о ней не исчерпывается. Нам важно помнить и то, как жили в те годы наши родные, каким был быт, о чем думали, что чувствовали... На одних лишь учебниках истории и общих правильных словах, без личного прикосновения к этим живым свидетельствам воспитание патриотизма, на мой взгляд, совершенно невозможно. А мы их просто - на выброс?
Поселковая библиотека в Павлово занимает одно крыло детского сада. В жутком холоде (отопление отключено, полы требуют капитального ремонта) библиотекарь Светлана Владимировна Белкина достает архивные папки - то, что уцелело.
Вот они - несколько ксерокопий фото, разрозненные рукописные листки и - самое ценное - общая тетрадка, исписанная бисерным почерком инженер-полковника в отставке, в те годы командира первой роты 217-го отряда Лазаря Микинелова. Еще в 1982 году, видимо, понимая, что живую память своих девочек надо сохранить, он записал их воспоминания в эту тетрадь. А его дочь Наталья Лазаревна передала рукопись в Павловскую библиотеку. Теперь большинства авторов воспоминаний, как и Лазаря Григорьевича, уже нет на свете. Но благодаря ему можно услышать их живые голоса.
Комкова Таня: "Когда немцев прогнали из Шлиссельбурга, мы туда пришли на другой день. Вязали фашины, ходили на другой берег Невы через понтонный мост, который все время обстреливался. Фашины были нужны в Синявинских болотах, где шли бои. Мы были очень слабые, переболели дистрофией и цингой, зима была суровая, одежды не хватало. Не раздевались по несколько дней. Разжигали костры, и руки просто оттаивали чуть ли не в огне. Долго после войны мы ходили с распухшими красными руками... После окончания курсов стали минировать минное поле. Клава Кадыкова вздумала сделать норму - поставить 100 мин, и на 96-й подорвалась. Собрали мы куски тела и какие-то тряпки с кустов. В тот день мы не могли больше работать..."
Лаврентьева Тоня: "Мы все пережили блокаду, никак не могли насытиться, нам все хотелось есть, хотя кормили уже прилично. И вот кто-то из девушек обнаружил мешок с овсом, видно, предназначенный для лошадей. Мы все и набрали этого овса себе в карманы. На занятиях мы начали потихоньку лузгать этот овес, как семечки. Преподаватель никак не мог понять, что мы едим. Подошел к Кате Ужгаловой и вынул у нее из кармана овес. Она заплакала... После нам сказали, что он заявил начальству в штабе, что не будет с нами заниматься, потому что мы во время урока едим овес и плакаем" (так в оригинале. - Авт.).
Масолова Клава: "Собирались на работу с шутками, и тут Ниночка Васильева начинает нам рассказывать, что получила письмо, что у нее живы мама, сестра, о которых она ничего не знала три года. Мы вместе с ней и радовались, и плакали, ведь не только у нее такое. Включились в работу, чтобы быстрее уничтожить все то, что уже было обнаружено. Стало смеркаться. Мы решили сделать по последнему взрыву. Взяв по толовой шашке и кусочку бикфордова шнура для заряда, подсоединяли и быстро прятались в заранее подготовленном укрытии. По сигналу поджигали и ждали взрывов. Одного взрыва не последовало, значит, чей-то заряд не сработал. Я подумала, что мой, и пошла посмотреть. Оказалось, что Васильевой Нины - сработала лишь толовая шашка, а мины только разбросало. Я собрала все, снова подожгла и быстро побежала назад. На моем пути валялись трупы. Когда до укрытия осталось несколько шагов, там раздался взрыв, на меня посыпалась земля. Я замерла в ужасе, начала кричать: "Девочки, девочки!" Услышала внизу стоны, это были раненые Рыбакова Люба, Михеева Аня и Крехина Оля, стала помогать им. А Ниночка погибла - подорвалась на мине, которая была замаскирована на бруствере траншеи. Погибла наша подружка, всегда веселая, красивая и счастливая в тот день..."
Виноградова Аня: "Летом 1945 года мы пошли на разминирование - сначала село Рыбацкое, потом Славянка, Колпинская нейтральная полоса, вдоль Московского шоссе и т.д. В Мгинском районе было очень много "прыгающих" мин. Там погиб наш сверстник Игнатьев Коля. Мы с моей подружкой Сапожниковой Надей просились на это поле. Но солдат Горев встал и сказал: "Они молодые, я коммунист, я пойду". Он был старше, почти как отец нам, и относился по-отечески. Часа через полтора раздался взрыв - и у меня сразу в голове: "Это Горев!" Вынесли его с поля осторожно, но он был уже мертвый. Как будто это было вчера..."
Кузьмина Аля: "Я обезвреживала мины ТМ-42 и Т-35, выворачивала взрыватели и складировала в кучу. А противопехотные собирала в подол - сарафан был широкий - и тащила в одну кучу. Однажды тащу полный подол, и вдруг из траншеи появляется лейтенант Малехин. Думаю: "Все пропало, по голове не погладит!" Я закричала: "Огонь!" и побежала. А лейтенант исчез".
Нихти Аня, медсестра: "Разминировали поле вдоль дороги Пушкин-Колпино. Раздался взрыв, подняли белый флаг - значит, есть раненый, я побежала туда. Перевязываю, кто-то мне кричит: "Оглянись назад!" Смотрю - а там солдат, разорванный на части, как курица. Нашли голову... Этот солдат был симпатичный молодой человек по имени Жора. Это было мое боевое крещение. Я только повторяла: "Кому нужна война, кому нужна..."
Микинелов Лазарь: "Боец Нина Рыжкова обрабатывала свой участок в районе Ям-Ижоры. Обозначила найденные мины красными флажками. Но вот уже около часа топчется на одном месте, потому что уверена: мина есть - немцы располагали шрапнельные мины в строгом порядке - а найти ее не может. И вдруг слышит под ногой характерный щелчок - мина сработала. Ни капли растерянности - последовали точно рассчитанные движения, основанные на твердом знании своего дела, мужестве и хладнокровии. Она отпрыгнула в сторону, быстро легла лицом в землю, распластавшись, и ногами к мине. Последовал взрыв, мина подскочила на 1,5 метра и вторично рванула - шрапнель разлетелась над Рыжковой, так как она оказалась в "мертвой зоне". Она встала и продолжила обработку своего участка..."
Расшифровываю записи с трудом - почерк неразборчив. Но расшифрую все обязательно - такие документы войны не менее ценны, чем генеральские мемуары. Эти девушки-девочки в 1944-1946 годах разминировали 1150 км дорог и троп, более трех тыс. кв. километров территории, уничтожили более 7 млн мин, снарядов и т.п. В отряде их было около 1200 человек. Из них погибли 316 - каждая четвертая. 116 были награждены боевыми орденами, еще 40 - медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги", все - медалями "За оборону Ленинграда", орденами Отечественной войны. Многие из них стали инвалидами, не создали семью, многие, надорвавшись на непосильной работе, не смогли иметь детей...
При демобилизации им выдали паспорта взамен красноармейских книжек. И в 1979 году, при введении льгот участникам Великой Отечественной войны им пришлось долго восстанавливать свои военные документы. Но они все же получили соответствующие удостоверения. А в 1981 году кто-то решил сэкономить, и им заменили удостоверения участников войны на корочки вольнонаемных - и льготы поменьше. Пришлось через суд и обращение в Госдуму доказывать, что были военнослужащими, принимали присягу и служили в действующей армии. Случилось это только к 2000 году, через 55 лет после войны!
В живых из отряда сегодня осталось 15 - очень пожилых женщин, большинство из которых уже не могут участвовать ни в парадах, ни во встречах ветеранов. Лишь одна из них, 90-летняя Алия Курбановна Абубикерова, согласилась было встретиться со мной, рассказать о военных годах. Да и то не смогла, приболела.
- Не люблю я вспоминать, но приезжайте ко мне летом на дачу, что смогу, расскажу - уж очень много неправды теперь про войну слышу и вижу по телевизору, не так все было, - с горечью сказала по телефону.
...В дни празднования 70-летия Победы я наткнулась в Интернете на пост одной киевлянки. Незнакомая мне женщина, судя по тексту, не такая уж молодая, очень радовалась, что в Киеве отныне не будет парада войск и военной техники, что в школах детей не заставят больше разбирать автомат, а по Крещатику не поедут танки, как в ненавистные советские времена. И зло вспоминала свои школьные годы - муштровали, заставляли ходить строем и петь солдатские песни. А теперь настала красота - свобода, благолепие и никакого милитаризма. Для страны, ведущей боевые действия на своей территории, такая странная, если не сказать - куриная слепота.
Нет, наши парады и военные марши - это не муштра и не казенщина. Это уважение к бессмертным подвигам наших общих предков, кровью которых щедро полита земля всей Европы и Украины, кстати, тоже. Эта же кровь течет и в нас, не дает забыть.
Но память не должна, не может сводиться только к парадам и праздничным салютам, круглым датам и дежурным фразам. Мы обязаны сохранить все: воспоминания о каждом из 1418 дней и ночей войны, каждом великом и маленьком подвиге, каждом погибшем и выжившем, об адском труде и кратких минутах отдыха, о маленьких радостях и огромном горе тех, кто вынес все это и не дрогнул, не сдался, не пожалел себя.
Алия Курбановна, я обязательно приеду, вы дождитесь меня, пожалуйста.