Прежде всего, Гойо Монтеро адепт традиционной гендерной модели. Отца Золушки он посадил в инвалидную коляску - ведь не может же родной здоровый отец позволить издеваться над собственным ребенком. А партии мачехи и сестер отдал мужчинам - ведь не может же хрупкая женская натура так унижать себе подобную. Сама Золушка поначалу просто Маугли без нежного налета киплинговской сказки. Живет в конуре, живописно придуманной сценографом Вереной Хаммерляйн, ходит на скрюченных лапках, лохмато шарахается от людей. А когда не успевает спрятаться, плечистые сестрицы хватают ее за перетянутую ремнями спину (находка для нестандартных танцподдержек) и швыряют так, что у зала перехватывает дыхание. Амплитуда полетов, жесткость сестриц-травести и эти самые ремни поперек тельца Золушки внятно отдают садизмом.
Понятно, что в такой сказке нет места прекрасной фее. На помощь Золушке прилетают странные сизые птицы (смешанный кордебалет), но помогают они не просто так, прежде нагнетаются страсти. Заметив, что Золушка подружилась с птицей, мачеха заталкивает пернатую в печь, и девочке остается лишь горстка пепла для горьких слез - такой вот привет из Нюрнберга. Зато потом стая в благодарность за доброту отбивает бедняжку от злого мира, заклевывая к финалу мачеху и сестриц, отчего вся история про Маугли окончательно кажется снятой Хичкоком.
Можно углубляться в вульгарный психоанализ, по воле хореографа заглядывая во втором акте в чудесные сны всего в белом блондина-принца (видеоарт просто создан для сказок). Можно после Киплинга и Хичкока искать перевода на балетный язык и тогда уж увидеть над этим спектаклем громадную тень Мэтью Боурна - и совсем не его "Золушки", а мужского пернатого "Лебединого озера", показанных Москве все тем же неутомимым Чеховским фестивалем в 2011 и 2007-м.
В худшем случае, разглядеть в крепких сестрицах их коллег из мужского "Балета Трокадеро", нещадно комикующего в женских партиях. Но нужно уточнить, что исполнительница заглавной роли Саяка Кадо, демократично перечисленная в программке среди остальных коллег, отменная танцовщица и потрясающей храбрости артистка, держащая спектакль. А вся эта вящая наивность режиссуры и танца при всей вторичности идей ладно скроена, крепко сшита и проутюжена агрессивным визуальным рядом.
Можно поддержать и Гойо Монтеро, раз уж лучшие балетные умы чаще видят в этой сказке волшебный социальный лифт, а не его наивное "полюбите страшненького". Можно даже вспомнить, что Нюрнберг совсем не балетный центр, и для города в полмиллиона душ такой спектакль сенсация и гордость - представьте равных ему по населению Тулу и Чебоксары. Да и московская публика, все три гастрольных дня державшая аншлаги, не так уж неправа, имея право устать от туфелек, фей и прочих карет российских "Золушек" от Москвы до самых до окраин.
Вот только Прокофьева жалко. Так с ним не обращались уже давно.