Профессиональные стандарты политтехнолога существуют во многих странах. В США, например, их разработала Американская ассоциация политических консультантов, насчитывающая более тысячи членов. Каждый вступающий в ассоциацию должен поставить подпись под Кодексом профессиональной этики, обязывающим уважать клиентов, соблюдать конфиденциальность, не использовать ложную информацию против оппонентов, быть честными с прессой. А, скажем, Ассоциация политических консультантов Бразилии, в которой состоит около 200 человек, своей целью поставила защиту от авантюристов на политическом рынке и предотвращение "деморализации рынка услуг политического консалтинга". Претендент на вступление в ассоциацию предоставляет документы, удостоверяющие опыт и "качество оказываемых профессиональных услуг". Кроме того, он обязуется следовать определенным этическим стандартам.
Предложение пройти сертификацию приветствуется не всеми, к кому оно обращено. Кто-то опасается, что сертификация уничтожит свободный рынок политических услуг.
Подобным настроениям, в которых доминирует тревога, часть политтехнологического сообщества однажды уже была подвержена. Это случилось в начале нулевых, когда предотвращением распада России Владимир Путин обосновал необходимость жесткой централизации власти. Создание "вертикали" привело тогда в замешательство мастеров отечественного пиара. Мол, кончилась лафа. Отныне все будет решаться на самом верху, мы чужие на этом празднике управляемой демократии. Ну в самом деле. Если еще недавно глав регионов избирали всенародным голосованием, то даже при активном использовании административного ресурса нет-нет да случались победы политтехнологий над бюрократической машиной. Новый же порядок избрания губернаторов (региональным парламентом по представлению президента) почти не оставлял простора для "черных" технологий. Помнится, петербургские политтехнологи устроили символические похороны своей профессии. Но никого своей акцией не потрясли. Потому что в трогательную обеспокоенность пиарщиков чиновничьим наступлением на демократические процедуры не очень-то верилось. Их тревога по поводу "чрезмерной" централизации власти была показной и расчетливой - внушить заказчикам, что победа плети (политтехнологий) над обухом (административным ресурсом) требует серьезных денег.
Управляемая демократия не вычеркнула политтехнологов из штатного расписания российской политики, а лишь указала им новое место. С середины 90-х годов они стали ощущать себя демиургами, чье предназначение не обслуживать политический процесс, а влиять на него. И тогдашняя власть им это позволяла. Эпоха непопулярного Ельцина, под которым шатался трон, взрастила Глеба Павловского. Его сценарии государственных переворотов были абсолютно провокационными, но это и требовалось. Павловский угадал инстинктивный запрос хозяина Кремля, постоянно нуждавшегося в политических встрясках.
Времена демиургов, пытающихся навязать власти какой-нибудь суперпроект, прошли. Сегодня административной элите нужны политтехнологи, способные решать локальные задачи. Например, воздействуя на целевые аудитории, обеспечить явку на выборы. Дело, впрочем, не только в том, что спрос на политические услуги стал качественно иным. Рядовые российские граждане тоже нет-нет да указывают политтехнологам их нынешнее место. Население теряет чувствительность к политической рекламе и все чаще голосует как ему вздумается. Поэтому арсенал приемов, применяемых на выборах в 90-е годы, претерпел модернизацию. Грубое "мочилово", позволявшее изничтожить соперника в избирательной кампании, разрушить деловую репутацию конкурента по бизнесу, давно уже не гарантирует привычного результата. Большинство политтехнологов, воспитанных в эпоху информационных войн и открытых корпоративных конфликтов, сошли со сцены (как заметил в свое время один из представителей этого цеха: "Российские политтехнологи лучшие в мире, потому что их фантазию не ограничивают Уголовный, Административный и прочие кодексы").
Вопреки мрачным прогнозам никакого затишья на рынке политических услуг сегодня не наблюдается. Ввиду непрозрачности этого рынка трудно оценить его истинный объем. Эксперты называют разные цифры. При этом значительная доля средств уходит на размещение материалов в прессе, рекламу и т.п. Политтехнологам достается примерно четверть бюджета, закачанного в кампанию. А норма прибыли в этом бизнесе, по экспертным оценкам, сейчас составляет не более 30 процентов. В 90-е годы она зашкаливала за 100. Причины снижения доходности очевидны: острая конкуренция среди политтехнологов, возросшая искушенность заказчиков. Широкое использование административных рычагов тоже удешевляет процесс.
Что касается сертификации, то большинство политтехнологов будут вынуждены с нею согласиться. Как согласились они когда-то с новой своей ролью и переквалифицировались. Из демиургов в обыкновенных консультантов, не мнящих себя творцами мира.