30.08.2015 21:00
    Поделиться

    Евгений Евтушенко: Надо идти в народ и ничего не бояться

    В гостях у "Российской газеты" - поэт Евгений Евтушенко. Вот о ком можно сказать его же словами: "Больше, чем поэт". Человек-легенда, свидетель, а то и участник едва ли не всех главных событий нашей истории за последние полвека. Автор стихотворений, которые помнят наизусть сотни тысяч людей. Фотограф, кинематографист, университетский преподаватель. И сегодня, несмотря на солидный возраст, он не останавливается ни на минуту. Вместе с группой актеров в составе "агитбригады" объехал чуть ли не всю страну, от Калининграда до Владивостока. А сейчас готовится его поэтический вечер в "Лужниках" вместе с поэтом Верой Полозковой, где ожидается до пяти тысяч зрителей. Как-то само собой вышло, что "деловой завтрак" с Евгением Александровичем прошел в необычном формате. Скорее, это был монолог поэта. О времени и о себе...

    О поэме "Братская ГЭС"

    Мой отец был геологом, он закончил МГРИ. Он писал стихи. В 17 лет он написал такое стихотворение: "Отстреливаясь от тоски, я убежать хотел куда-то. Но звезды слишком высоки, и высока за звезды плата". Мы с моими сводными братьями на его могиле высекли это четверостишье. Он был ходячей антологией, знал наизусть огромное количество стихов.

    Когда меня спрашивают, кто вас так учил читать стихи, я отвечаю: "Папа". Когда я написал "Братскую ГЭС", я читал ее маме. И я прочел ее рабочим Братской ГЭС. Они очень хорошо ее приняли. Я читал это в клубе "Строитель", рабочей аудитории, зал там был человек на 600, но они выставили динамики на улицу, а там было еще весьма прохладно, апрель, и я читал четыре с половиной часа без перерыва.

    Это один из самых счастливых дней в моей жизни. Люди стояли на улице, с детьми пришли, тогда детсадов не хватало на всех больших стройках, и матери стояли со своими детьми и поднимали их на руках. Это самое драгоценное, что может быть в жизни. Что стоит после этого какая-нибудь Нобелевская премия?

    Когда я приехал на строительство Братской ГЭС и шел впервые по этой удивительно красивой дамбе, я увидел там огромный японский кран. На нем работала крановщица, похожая на Ивана Поддубного, мать-одиночка.

    Все стройки тогда были наполнены этими матерями-одиночками. В руках она держала голопопенького малыша, там, на невероятной высотище. И вдруг малыш пописал мне на голову, благословил. Все расхохотались и сказали: "Ну, Евгений Александрович, ты теперь от нас стихотвореньицем не отделаешься! Поэма тут нужна!"

    О России и Украине

    Тарас Григорьевич Шевченко был моим первым и самым любимым поэтом. Я его знал и любил даже раньше, чем Пушкина. Мы его стихи с бабушкой вместе читали. Кстати, на свободу крепостного Тараса Шевченко выкупила русская интеллигенция, продав картины Карла Брюллова.

    О матче "СССР - ФРГ" 1955 года

    21 августа 1955 года я с поэтом Евгением Винокуровым был на историческом футбольном матче "СССР - ФРГ". Он был спланирован Н.С. Хрущевым и канцлером ФРГ Конрадом Аденауэром. Они оба понимали, какая мина в международных отношениях была заложена разделением Германии после войны. Необходимо было сделать что-то для разрядки отношений между нашими странами.

    Но на этот матч явились тысяч десять инвалидов войны, они ехали на грохочущих колясках с шарикоподшипниками вместо колес. Охрана их пропускала без билетов - что она могла сделать? Мест для них не было, и они расположились внизу, на гаревой дорожке. У некоторых из них на дощечках были надписи: "Отомстим за Динамо-Киев". (Имелся в виду "матч смерти" - футбольный матч, сыгранный в оккупированном немцами Киеве летом 1942 года между местной и немецкой командами. Через некоторое время после этой игры ряд футболистов-киевлян оказались в концентрационных лагерях, а некоторые были расстреляны. - Прим. ред.)

    Сначала и все наши болельщики скандировали: "Сталинград! Сталинград!". Но потом они же аплодировали немцам, их великолепной игре. Первыми начали мы забивать, потом вперед вышли немцы, но мы все-таки победили - 3:2. Самое главное - это была братская, очень красивая игра!

    Когда я впервые поехал по приглашению в ФРГ (у меня там выходило очень много книг), руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт звонил Никите Хрущеву и требовал отозвать меня оттуда. Мне об этом рассказал сам Никита Сергеевич, когда уже был на пенсии. Вальтер Ульбрихт жаловался ему, что я говорю журналистам совершенно недопустимые вещи.

    Дело в том, что когда меня спросили, каким вы видите будущее Германии, я сказал, что, конечно, Германия должна быть единой! Нельзя оставлять страну и народ рассеченными! Это означает наказывать будущие поколения немцев за преступления Гитлера, в которых они не виноваты. Так же, как и мои дети не могут быть виноваты в преступлениях Сталина.

    Тот настаивал: вы должны отозвать его, эта идея товарища Евтушенко противоречит линии СЕПГ (Социалистической единой партии Германии. - Прим. ред.). Но Хрущев сказал ему: слушайте, во-первых, он не говорит от имени Коммунистической партии или правительства СССР. А во-вторых, что я могу сделать? Сослать его в Сибирь? Так он же родился в Сибири.

    Словом, Хрущев меня тогда защитил.

    О Роберте Рождественском

    Роберт написал замечательные стихи перед самой смертью. Одно время он попал в лапы нашей нарождавшейся песенной попсы. Не всегда то, что он писал, было хорошо. Меня пытались с ним даже поссорить из-за этого.

    Я ему написал очень личное письмо, в котором высказал все, что думаю о нем. Там не было ничего оскорбительного. Но если ты любишь человека и видишь, что его немного заносит, нужно сказать ему это в лицо. Так мы поступали, когда учились в Литературном институте. Мы проверяли друг друга знанием стихов поэтов, особенно запрещенных. Из моего письма Роберту раздули бог знает что.

    К счастью, его младшая дочь Ксения сохранила его. Ему было тяжело это читать, но мы с ним не поссорились.

    О первом Дне поэзии

    В 1954 году первый раз отмечался День поэзии. Мы вышли на площадь Маяковского, сами не ожидая, что там будет происходить... Там собралось примерно 30-35 тысяч человек. Без единой афиши на улице! Это было потрясающе! Читали по одному стихотворению. Меня не отпускали. Публика часто бывает бестактна, даже самая любящая. Они ставили меня в неловкое положение перед другими.

    Я просто выскользнул, но меня вдруг подняли на руки и закричали: нести его к Пушкину! И потащили меня к Пушкину. Я понял, что этого нельзя делать, я разбивал вечер. Там были мои товарищи по поэзии.

    Рядом стояло какое-то такси, я рванулся туда, открыл дверь и сказал: я из Угрозыска, поезжай на толпу. Шофер включил сигнал и вывез меня.

    О поэзии и истории

    Один хороший человек в "Нью-Йорк таймс" написал в своей статье, что Евтушенко преподает историю России через литературу. Наверное, это так.

    В исторических учебниках всегда чувствуется влияние, иногда насильственное, той или иной политической или идеологической концепции. А в гениальных стихах этого нет. Главное ведь не факты.

    Льва Толстого многие обвиняют, что у него в "Войне и мире" есть фактические ошибки. Но он не допустил психологической ошибки. Он показал самое главное, что случилось во время Войны 1812 года. Что в этой войне победила не аристократия, а крепостные крестьяне. И либерально настроенная часть интеллигенции устыдилась того, что они не понимали своих крепостных. Пушкин их понимал. Поэтому и состоялась уникальная дружба аристократа с эфиопскими корнями с Ариной Родионовной, которая была не менее гениальной, чем сам Пушкин. Она была для него как профессор русского фольклора.

    Кстати, когда сейчас люди поддерживают легенду о роли товарища Сталина в войне, они забывают важную вещь. Конечно, он сделал что-то, безусловно. Но потому что вынужден был сделать. Потому что народ начал защищаться.

    Так же произошло во время крепостного права. Были ведь и салтычихи, а не одни благостные либералы-помещики. Но когда грянула война, весь народ ощутил ответственность за свою Родину и встал рядом плечом к плечу с аристократами. И тогда возникла мысль о необходимости освободить этих людей, которые стояли рядом с ними в войне.

    О чтении стихов в храме

    Я читал стихи в храмах всех конфессий. Просто - всех. Даже один раз читал стихи на минарете в Турции, за что муллу сняли, как в 1962 году сняли редактора "Литературной газеты" Валерия Косолапова за публикацию моего "Бабьего Яра".

    Но прочитать стихи в православном храме мне долгое время не удавалось. Я даже обращался с этой просьбой к Патриарху Алексию II во время личной встречи. Я знал, что ему нравятся мои стихи, он часто ходил на мои выступления. Но он не согласился дать разрешение. Он, например, говорил, что в православном храме нет скамей для слушателей. Ничего, я читал в вашингтонском соборе, там все правительство американское стояло. Нет, говорил он, нет у нас такой традиции. Но вы же поете песнопения в храмах. Почему мои стихи нельзя прочитать? Мои стихи читают священники, даже цитируют на проповедях. "Проклятье века - это спешка, / и человек, стирая пот, / по жизни мечется, как пешка, / попав нечаянно в цейтнот. / Поспешно пьют, поспешно любят, / а после кается душа, / поспешно бьют, поспешно губят, / а после каются спеша..."

    И все-таки я прочитал свои стихи в православном храме. Своим спасением и возрождением он во многом был обязан моей няне Нюре. Он находится в Тульской области, недалеко от Ясной Поляны, рядом с селом Тёплое.

    Нюра там родилась и жила. Одно время она была няней в нашей семье в Москве. Тогда в Москве появилось много домработниц, девчонок из провинции. В годы войны она вернулась в Тёплое к своей больной сестре и фактически спасла там Свято-Иверский храм. Когда там были немцы, они держали в храме свои мотоциклы.

    Когда вернулись наши, устроили там картофельное хранилище. А Нюра прятала у себя церковные иконы, даже венчала мужчин и женщин, сохранивших православную веру, хотя ей никто не давал на это разрешение. Эту церковь народ так и называл "Нюрин храм". И вот его настоятель отец Валентин, из раскулаченных, решил рискнуть и предложил мне прочитать стихи в храме моей няни, моей Арины Родионовны. Это было недавно, 24 мая.

    Мне показали пять потемневших икон, которые спасла моя няня. И свое выступление я начал со стихов о ней: "За полем за гречишным, мне и в Нью-Йорке слышном, на кладбище не пышном в прореженном леске крест свежий, не понурый над моей няней Нюрой стоит на глине бурой, не жалуясь Москве..."

    Митрополита и архимандрита на этой моей встрече не было, но они передали свое благословение.

    О России и Америке

    Я никогда не подделываюсь под аудиторию. Я всегда играю в свой футбол на любом поле. Я не вступал в партию, но никогда не был антикоммунистом, и вообще никогда не судил людей по партийной принадлежности.

    Когда сейчас в России нарастают антиамериканские настроения, мне это трудно понять. Как я могу не любить Хемингуэя? Я не был с ним знаком, но я его видел. Мне никто не верил, что я видел Хемингуэя. Наша делегация летела в Африку, и он сидел рядом и заказал русскую водку. Я был на Кубе, был в его музее. Я обожал многие его вещи.

    Меня любят американские студенты в Оклахоме, где я преподаю. В университете мне были вынуждены поставить лимит на студентов. Не из политических соображений, а из этических, чтобы не обижать других профессоров.

    Я уже 20 лет преподаю в Америке. И я единственный русский писатель, который является членом Американской академии.

    О нашем обществе

    Все наше общество соткано из противоречий. У русского человека есть одна неистребимая черта. Вы, наверное, видели не раз: подходит к вам какой-то человек, и видно, что он кем-то оскорблен, у него накопилось что-то. Выпил, хватанул лишку, смотрит на вас и подходит. У него руки раскрыты вам навстречу, но что он сделает, схватит вас и начнет душить или обнимет, он сам еще не знает. Вот в этом-то все и дело: для чего у нас руки раскрыты: для объятий или для чего-то другого? Об этом ведь и написано мое давнее стихотворение "Со мною вот что происходит..." Удивительно, но сегодня оно опять стало актуально!

    О поездке по стране

    Мы проехали на поезде с полсотни городов и поселков. 38 выступлений за сорок дней. И я обратил внимание - лучшие губернаторы и вообще люди от власти это те, у кого техническое образование. Именно они знают поэзию, уважают культуру.

    Со мной в этой "агитбригаде" были и титулованные артисты - Сергей Никоненко, Александр Скляр, Дмитрий Харатьян, Олег Погудин, и пятерка не таких известных - Марина Ивлева, Евгений Сорокин, Константин Данилин, Кирилл Сафонов, Денис Константинов. Все работали на равных, плечом к плечу.

    Я обратился в Комиссию по культуре Московской городской Думы, к ее председателю Евгению Герасимову, чтобы этой пятерке артистов дали звание "заслуженных". Они действительно его заслуживают. Хочу верить в то, что мое обращение будет иметь результат.

    Ведь вообще-то важнейшее из производств для государства и общества - это производство порядочных людей.

    Об антологии "Десять веков русской поэзии"

    Что делать? Надо идти в народ и ничего не бояться! Наша интеллигенция совсем не знает своего народа. Мы боимся своего народа.

    Меня совершенно не устраивает то, что из моей антологии "Десять веков русской поэзии" пытаются сделать какой-то книжный раритет, биографическую редкость, книгу для немногих.

    Много лет я бьюсь и не могу добиться министерства образования, чтобы эти тома, которые, я уверен, нужны всем людям в России, были во всех крупных библиотеках. Почему? Ради чего я жил все эти сорок пять лет своей жизни, которые отдал этой антологии?

    Кстати

    Евгений Евтушенко дважды отмечает свои юбилеи. По паспорту он родился в 1933 году, а фактически - в 1932-м. Также точно неизвестно место его рождения. По одним данным - это станция Зима, а по другим - Нижнеудинск Иркутской области.

    Справка "РГ"

    В 5-томной антологии "Поэт в России - больше, чем поэт. Десять веков русской поэзии" Евгений Евтушенко собрал все лучшее, что создано поэтами России за всю ее тысячелетнюю историю. Авторские подборки размещены в хронологии рождения поэтов. О каждом поэте составитель пишет не только эссе, но и стихотворение. В 2013 году за первый том антологии поэт получил премию "Книга года" от российского книжного сообщества.

    Поделиться