В Копенгагене показали ближневосточные фильмы

Прежде всего, это документальная лента "Королевы Сирии" (Queens of Syria) Ясмин Федды. Через запись репетиций постановки "Гекубы", классической трагедии Эврипида, режиссеру удается понаблюдать за шестьюдесятью сирийскими женщинами, выразившими свое согласие на участие в представлении, проводимом на театральных подмостках Аммана. Участницы театрального действа подмечают актуальность содержания античной трагедии и проводят параллели с собственными жизнями, разделившимися на "до" и "после". "Внутри меня сидит крик, и я хочу, чтобы все его услышали", - говорит одна из них.

Французско-тунисская картина "Тунисская весна" (Printemps tunisien) Раджи Амари поражает сочетанием печального юмора, иронии, сатиры и вплетением сюжетной линии в турбулентные события "арабской весны", волны которой докатились и до относительно благополучного Туниса и смели устойчивый и предсказуемый режим Бен Али. Наш взгляд перемещается из правительственных резиденций на улицы городов, где бедный уличный торговец, доведенный до отчаяния, поджигает себя. Эти страшные языки пламени готовы поглотить и всю страну, в которой продолжают кипеть человеческие страсти, мечты, зависть, ненависть, любовь и дружба.

Лье Салем, погружая "Человека из Орана" (El Wahrani) в первые годы после долгожданного обретения Алжиром независимости, показывает, насколько революционные идеалы отличаются от того, что следует за любым гражданским потрясением. Если в военных условиях мир превращается в черно-белую картинку, то цель борьбы - последующее мирное существование - снова обрастает всеми недугами, которые, казалось, были выкорчеваны с корнем навсегда. Только теперь они принимают массовый характер, так как практически всем предстоит строить жизнь заново: кому-то начинать с чистого листа, а кому - то плести интриги на фундаменте лжи и предательства.

Документальный фильм Розы Рождерс "Касабланка зовет" (Casablanca Calling) рассказывает о том, что даже в такой относительно благополучной стране как Марокко, традиционный ислам, в том виде, в котором он существовал веками, уже не может быть передан будущим поколениям в неизменном состоянии. Фактически, он обречен на то, чтобы уступить место быстро распространяющимся радикальным течениям. После трагедии, потрясшей Касабланку в 2003 году, когда смертники совершили ряд взрывов, которые унесли 45 жизней, правительство взяло курс на повышение уровня богословской грамотности. Король Марокко Мохаммед VI выступил с инициативой по созданию программ обучения женщин-религиозных наставников. После года обучения они распределяются по мечетям, что само по себе шаг беспрецедентный - у имамов, доселе самолично определявших формы и содержание религиозной жизни, теперь есть то ли конкуренты, то ли помощники. Насколько новая практика, меняющая вековые традиции, сможет привести общество в более сбалансированное состояние, решили выяснить создатели фильма.

В "Матери нерожденного" (Um Ghayeb: Mother of the Unborn) режиссер Надин Салиб, на первый взгляд, сосредоточивается исключительно на живых и поныне бытовых доисламских традициях Верхнего Египта. До этой бедной области и ее жителей треволнения на площади Тахрир доходят разве что в виде нечетких, искаженных телевизионных картинок, которые здесь, к тому же, редко где удастся увидеть. В сельских поселениях женщин до сих пор не называют именами, что даны им при рождении. Они известны окружающим не через своих мужей или отцов, а как родившие детей. Так, женщина, родившая сына Ахмеда, будет называться "матерью Ахмеда" (um Ahmed), а любую бездетную, как и главную героиню фильма, Ханан, соседи будут называть "матерью нерожденного" (um ghayeb). Чтобы избавиться от постигшего ее несчастья - бесплодия и иметь силы бороться дальше, женщине приходится возлагать свои надежды на все три источника избавления: официальную медицину, ислам, а так же местные верования и знахарство.

"Площадь" (Al Midan) Джехен Нужейм действительно выплескивает происходившее в 2012 году на площади Тахрир на зрителя, а затем засасывает его с головой в ежесекундно переосмысляемый круговорот событий. Мы видим и молодых идеалистов, и принципиальных военных, и людей, несогласных с лозунгами тех, кто пришел свергать существующую власть, но поддавшихся чувству единения и пьянящему миражу того, что именно в их руках находится будущее страны. Но на смену эйфории приходит разочарование, сменяющееся открытой враждой между недавними ситуативными союзниками. От этого транзиторного состояния веет опасностью, и, по большому счету, никто не готов ни к дальнейшим действиям, ни к сохранению остатков того, что еще недавно с таким упоением разрушали.

И, наконец, два мира, существующие бок о бок, и частично соприкоснувшиеся друг с другом в измерении, где любой диалог подчинен строгим правилам и этикету. Речь идет о танце. Вернее, "Танцах в Яффе" (Dancing in Jaffa) Хиллы Медалии. Американский танцор и инструктор по бальным танцам Пьер Дюлейн, в жилах которого течет ирландская, французская и палестинская кровь, вернулся в город своего младенчества, Яффу, чтобы осуществить очень сложный проект - научить танцевать в парах два класса - палестинских детей и еврейских. В начале по отдельности. А потом - и друг с другом.