Каковы основные итоги выполнения программы в 2011-2015 годах? Что удалось сделать, что не получилось?
Максим Топилин: Главное, что удалось - мы в корне поменяли подход к теме инвалидности и системе социальной поддержки инвалидов. Куда двигаться - было ясно: это максимально возможная интеграция инвалида в общество. На это указывают положения Конвенции по правам инвалидов, которую Россия ратифицировала в 2012 году. Основное - инвалид не должен ощущать себя изгоем, у него должны быть равные права и возможности с остальными гражданами. Но каким образом это обеспечить, было совсем не просто определить.
Возьмем тему предоставления инвалидам технических средств реабилитации. Если в 2005-2008 годах на ТСР из федерального бюджета направляли 4 млрд рублей в год, то сейчас - 30 млрд. Важно, что на протяжении последних пяти лет очередность на получение ТСР практически устранена. Так, в этом году мы планируем закрыть 98% потребности.
Качество реабилитационной техники тоже постепенно улучшается. Вспомним, сколько еще недавно было нареканий по поводу инвалидных колясок. В Тольятти совместно с немецкой компанией наладили их производство, и теперь можем предоставлять каждый год не менее 40 тыс. удобных и надежных колясок. Мы планируем, что объем производимых в стране технических средств будет расти: один из разделов обновленной программы как раз касается импортозамещения. Пока 52% закупаемых средств - импортные.
Тему техсредств, как и многие другие, мы обсуждаем с организациями инвалидов - Всероссийским обществом инвалидов, всероссийскими обществами глухих, слепых. И это еще один важный результат, как мне кажется. Да, спорим постоянно, но научились находить общий язык.
Что происходит с городской средой? В городах стало удобнее, но до Европы нам по-прежнему далеко.
Максим Топилин: На старте нам было важно разобраться, чего не хватает, чтобы сделать среду доступной, и как этого достичь. А дальше - создать механизм, используя который, все регионы, федеральные ведомства, бизнес постепенно начали проводить необходимое переустройство.
Начали мы с паспортизации объектов, решали вместе с общественниками, что является приоритетным объектом, то есть с чем работать в первую очередь. Ведь понятно, что невозможно абсолютно все сделать доступным, и этого нет ни в одной стране мира. В приоритете - транспорт, поликлиники, школы, театры, музеи, спортивные сооружения. Большинство регионов приходилось буквально заставлять заниматься доступностью. В том числе через выделение субсидий из федерального бюджета. Важно запустить механизм, а дальше он должен уже работать автоматически.
Результатом программы стало участие в ней порядка 70 регионов, и, что еще важнее, был принят федеральный закон N419, который вступит в силу с 2016 года. Нам удалось заложить в него ключевой принцип: повернуться лицом к инвалидам. Порядки обеспечения доступности с абсолютно конкретными требованиями и критериями, согласно этому закону, будут приняты для всех видов транспорта, учреждений культуры, информации и связи, здравоохранения, образования, торговли, общественного питания, физкультуры и спорта, одним словом, во всех сферах нашей жизни. Все ведомства до 1 июля 2016 года должны внести в свои регламенты требования - как будет обеспечиваться доступность их услуг для колясочников, слабовидящих и других инвалидов. И соблюдение этих порядков - например, установка пандуса, удобного лифта, навигация для слепых и глухих - станет обязательным. Изменения произойдут не сразу, конечно, предусмотрена этапность. Но, главное, определена ответственность и есть требование принять дорожные карты с четкими сроками их реализации и значениями показателей доступности.
А кто отвечает за обустройство жилья? Почему установка элементарного пандуса превращается порой в неразрешимую проблему?
Максим Топилин: Жилье - это очень важно и в то же время очень сложно. Уже действуют новые строительные нормы по отношению к строящимся объектам, в том числе жилым домам. Но не решена проблема приспособления функционирующего жилого фонда. Минстрой не случайно просит дать время на разработку соответствующих норм: необходимо учесть множество деталей. Минтруд для того и проводил "пилоты" в регионах, чтобы выявить скрытые проблемы. Например, в казанском метро "споткнулись" о такую, казалось бы, мелочь: двери вагона должны вплотную стыковаться с определенным местом на платформе, иначе инвалид на коляске не может въехать в вагон. Понадобилось искать технологические решения, проводить инструктаж сотрудников метрополитена. В строительстве жилья то же самое. Изменить все и сразу не получится. У нас даже проектировщиков и архитекторов готовят так, что они не думают о проекте с точки зрения доступности и удобства для инвалидов.
Что касается установки пандусов в жилых домах... Здесь, скорее, не отсутствие финансовых возможностей у того же муниципалитета или управляющей организации, а элементарное отсутствие ответственности. Новый закон, кстати, ситуацию исправляет. В нем четко прописано, что за доступность услуги на каждом объекте, будь то госучреждение или коммерческий банк, отвечает его руководитель.
С жильем есть еще одна сложность: установка того же пандуса, другие изменения должны согласовываться с собственниками квартир. К сожалению, бывает, что получить такое согласие не удается. Мы сейчас обсуждаем с ВОИ возможные поправки в Жилищный кодекс, чтобы решить эту проблему.
Да, такое решение очень нужно. Типичный случай в Красноярске: муниципалитет собирается разместить на первом этаже жилого дома реабилитационный центр для детей-колясочников. Жильцы возражают и против пандуса, и против центра: не хотят постоянно сталкиваться во дворе с инвалидами... Правда, никакие нормативы и законы не заставят людей стать терпимее.
Максим Топилин: Здесь я с вами не согласен. Отношение к людям с инвалидностью постепенно меняется. Посмотрите: каждый такой инцидент выплескивается в СМИ, и общество бурно реагирует, возмущается. В прессу попадают не только случаи с известными людьми, но и с рядовыми гражданами. Это означает, что мы научились реагировать на нечеловеческое отношение к инвалидам. Кстати, сами инвалиды ощущают положительные сдвиги в отношении общества к ним и их проблемам. По опросам, доля инвалидов, положительно оценивающих такие изменения, увеличилась с 32,2% в 2011 году до 46 % в 2014-м.
Суть в том, что многие десятилетия инвалиды в нашей стране негласно были отделены от общества. И вот результат: граждане, допустим, работники тех же кафе, магазинов, не знают элементарных вещей: как подойти к инвалиду, как ему помочь. Не знают, например, что коляска - это зона личного пространства, ее нельзя задевать, опираться на нее. Ребенок-аутист, попадая в непривычную обстановку, часто пугается, а персонал думает, что он капризничает, плохо себя ведет. Отсюда и конфликты.
Но необходимо встречное движение. Инвалиды тоже должны с пониманием относиться к возможным ограничениям. Помните ситуацию, когда группу колясочников сняли с авиарейса? Почему? Есть требования безопасности на борту. Например, обеспечение экстренной эвакуации пассажиров в случае ЧП. Поэтому и количество билетов на один рейс для маломобильных пассажиров ограничено. Важно знать правила - и следовать им, ведь многие вопросы уже урегулированы.
Расскажите о разделе программы для глухих: если предоставление сурдопереводчика, прописанное в нормативных документах, это все же пока скорее экзотика, то бегущую строку в новостях мы все видим. Расширяется перечень программ со скрытым субтитрированием - и это реальная помощь тем, кто не слышит. Лет пять назад этого вообще не было...
Максим Топилин: Уже порядка 13 тыс. часов вещания - почти треть эфирного времени - на пяти каналах обеспечены субтитрами. Пока это в основном новостные программы, часть - развлекательные, но в планах - увеличение числа телеканалов и расширение перечня программ. К 2020 году показатель должен составить 19 тыс. часов вещания. Разработка аппарата онлайнового субтитрирования, который распознает русскую речь, позволит эту работу делать быстрее и проще.
Наконец, мы вплотную занялись художественными фильмами. Минкультуры должно определить перечень лучших кинолент, которые предстоит субтитрировать. А с 2017 года все новые фильмы, снятые при государственной поддержке, должны иметь версию с субтитрами.
В перспективе, и мы это обсуждаем с коллегами из минкомсвязи, субтитрирование, возможно, станет обязательным условием получения лицензии на телевещание. А если говорить о кино, сети смогут получить прокатное удостоверение, если выполнят условие: обеспечить субтитрами - постепенно, мягко - сначала 20 процентов фильмов, потом 30, потом 50.
Сейчас уже 13% школ доступны для детей-инвалидов. При этом некоторые специалисты уверяют, что инклюзия пока больше на бумаге: детей переводят из спецшкол в обычные, но потом они оказываются на домашнем обучении. Надо ли "форсировать" инклюзию, или все же сохранять "концентрацию" специалистов и технологий по реабилитации в специализированных детских садах и школах?
Максим Топилин: Прежде всего это выбор и ответственность родителей - что лучше: быть ребенку дома или социализироваться в школе.
Была программа минобрнауки, по которой в семьи с детьми-инвалидами передавались компьютеры для домашнего или дистанционного обучения. Но постепенно мы пришли к позиции, что совместное обучение с обычными детьми для многих детей-инвалидов - оптимальный вариант, потому что расширяет круг общения, и ребенок лучше готовится к взрослой жизни. Конечно, коррекционные школы останутся - есть очень сложные формы инвалидности. Сейчас наша задача и задача минобрнауки - обеспечить подготовку преподавателей для обычных школ, которые смогут полноценно работать с детьми-инвалидами.
Другая проблема инклюзии - готовность принять таких детей. Бывает, что родители здоровых детей возражают. Но я не раз видел и противоположное: детишки сами помогают, опекают одноклассников-инвалидов.
По-моему, ключевой элемент в оказании помощи инвалиду - это его трудоустройство. Но, условно говоря, если работа заключается в надевании резиновой трубочки на пипетку (для слепых), и так каждый день в течение многих лет - вряд ли это можно считать полноценным решением. Какие новые возможности появляются?
Максим Топилин: Мы пришли к выводу, что главный результат реабилитации инвалида - это его выход на рынок труда. С 2013 года у нас была программа, по которой ежегодно создавалось более 14 тыс. специализированных рабочих мест. Сейчас мы меняем подход: будем так же дифференцированно подходить к нуждам инвалидов, но начинать прежде всего со школы и профориентации.
Другое важное изменение - переформатирование работы государственной службы занятости. Сейчас центры занятости населения работают только с теми, кто туда приходит. Не пришел человек - нет проблемы. Типичная картина: приезжаю в центр занятости, внешне все сделано - пандусы, указатели, широкие дверные проемы. Но когда спрашиваю у директора, сколько инвалидов приходит, скольким нашли рабочее место - не знает.
В идеале службы занятости должны работать вместе с бюро медико-социальной экспертизы. 1 января 2016 года вступает в силу приказ, по которому бюро МСЭ обязано информировать органы занятости о каждом трудоспособном инвалиде, о его возможностях, чтобы дополнить программу реабилитации индивидуальным планом трудоустройства. Эти службы должны научиться говорить между собой на одном языке, понимать, что человеку нужно с точки зрения восстановления навыков, какое рабочее место ему подходит и так далее. Для этого не надо дополнительных финансов. Куда важнее индивидуальный подход к каждому.