Российская газета: Леонид Николаевич, некоторые эксперты-экономисты утверждают, что активное развитие оборонно-промышленного комплекса неизбежно повлечет за собой появление в стране новых технологий. А они, в свою очередь, станут драйвером развития всей экономики. При этом приводят в пример советский опыт, когда все самое передовое концентрировалось именно в оборонке. Неужели без ОПК никуда?
Леонид Шалимов: Все, что изобреталось на военных предприятиях Советского Союза, было настолько засекречено, что никогда на гражданское производство не переходило. Даже когда началась конверсия и всех оборонщиков обязали выпускать товары народного потребления, ни о каких передовых технологиях для "гражданки" и речи не было. К примеру, наше предприятие, приспособленное к созданию систем управления, профильное министерство обязывало выпускать продукцию, не имеющую отношения к электронике: хирургические иглы и игрушки.
Реальное сближение оборонной и гражданской продукции произошло, когда появились сложности с гособоронзаказом. Предприятия, которые хотели выжить, поставили на тактику, используемую в зарубежных фирмах: все, что сделано по военной или космической тематике, обязано иметь двойное применение, то есть использоваться при изготовлении мирной продукции. Технология одна - продукты разные. Благодаря этому подходу западные компании не только не зависели от конъюнктуры "оборонного" рынка, но и продвигали передовые технологии.
РГ: Тяжело было перестроиться?
ЛШ: Руководители многих предприятий чисто психологически не могли к этому подойти. И дело не только в том, что привыкли все засекречивать. Работа на "гражданку" подразумевает другую психологию, другую динамику, другую скорость принятия решения. В "военке" были проекты, растянутые на годы, которые курировались сверху. А открытый рынок требует быстрых решений: сегодня тебе дали задание, следовательно, завтра ты уже должен представить готовый продукт.
РГ: Мешало развитию устоявшееся мнение, что зарубежное - значит лучшее?
ЛШ: Мешало неверие в потенциал российской промышленности. А он велик. Когда мы покупаем технику за границей, не пытаясь создать собственную, причина не в нашей технической отсталости, а в чьих-то интересах, которые я и обсуждать не хочу. Вот пример. В свое время конструкторское бюро "Рубин", которое занималось атомными подлодками, создало скоростной локомотив "Сокол". Но руководство железной дороги от него отказалось. Настаивали: мы выбираем технику другого поколения, передовую. В 1993 году я ездил в Германию, чтобы согласовать техзадание на ориентацию и посадку немецкого спутника. Добирался поездом "Сапсан". Не прошло и 15 лет, как этот "передовой" поезд появился и в России.
РГ: Как вам все-таки удалось доказать промышленникам, что можете делать не хуже?
ЛШ: Вначале помогли хорошие люди, как говорили раньше - государственники. Например, Богословскому алюминиевому заводу понадобилась система электролиза алюминия. У его директора Анатолия Сысоева было море предложений от иностранных компаний: немецких, венгерских, но он сказал: "Мы работаем с нашими. А если кто-то в этом кабинете против, может положить заявление на стол!" Это государственный подход: если мы не даем возможности работать российским компаниям, то рубим сук, на котором сидим. Когда на БАЗ приезжали делегации любого уровня, Сысоев подчеркивал: эта система сделана российской компанией и другие с ней рядом не стояли.
Патриотизм - это хорошо. Но коль скоро хотим конкурировать с зарубежными производителями, нам придется четко усвоить: если делаем железо, оно должно быть умным, если телогрейку, то модной.
Я так активно занимаюсь вопросами производства на НПО гражданской продукции не только из экономических интересов. Она помогает воспитать разработчиков: нам нужны инженеры и конструкторы, которые хотя бы раз видели плоды своего труда. Помните, я говорил, что "гражданка" - это совсем другой темп работы? Гражданская продукция в отличие от "долгоиграющего" госзаказа дает возможность создателям оперативно принимать неожиданные технические решения. Двадцать лет назад мы говорили, что не стоит засекречивать технологии в оборонке, потому что они должны иметь двойное назначение. Сегодня ситуация резко изменилась: гражданские технологии мы переносим на военные разработки. Этот процесс уже идет.
РГ: Например?
ЛШ: Да та же "Армата". До сих пор делали танки отдельно, бронетранспортеры - отдельно. Сейчас появилась единая платформа, на которой можно менять "верхушку". Откуда это пришло? Из вагоностроения, где вначале создается платформа и уже на нее ставится цистерна или грузовой вагон.
На нашем предприятии мы перенесли на ракету принцип распределенных систем, давно используемый, к примеру, в горной промышленности. Центральная система - это когда есть одно ядро, которое управляет всем. А распределенная подразумевает наличие нескольких вычислителей, которые выполняют свои задачи независимо от ядра. Сейчас на ракете "Союз" работает распределенная система: есть приборы управления, которые стоят на боковых блоках, после выполнения своих функций в процессе полета они отстыковываются, а основное вычислительное ядро действует в самой ракете постоянно.
Еще один пример - микроминиатюризация. В моих руках сотовый телефон. По сути, это мощный вычислитель. Одна из главных наших программ - создание вот такого центра управления ракетой. Вначале у нас была машина, которая весила 120 килограммов, затем мы ее облегчили до 30 килограммов, потом - до пяти, а сегодня мы можем сделать ее размером с айфон.
РГ: Сейчас очень популярен принцип открытых инноваций, когда для решения некой технической задачи привлекают исполнителей со всего мира по конкурсу, объявленному на специальном сайте. Таким методом поиска гениальных идей пользуются в корпорации "Ростех". А как вы ищете прорывные идеи?
ЛШ: Считается что мозговой штурм - это интересно и продуктивно. Но я прагматичен и предпочитаю работу на земле, а не в Сети. Все-таки запрос через Интернет - это ход менеджера. А у нас подходы технических специалистов. На предприятии есть инженерный центр, который следит за информацией о современных разработках по различным источникам. Уверен, мимо нашего внимания не пройдет ни одна интересная идея.
РГ: Вы много говорили об открытости технологий, о том, что не стоит их скрывать под грифом секретности, даже если они касаются оборонки. Не боитесь утечек?
ЛШ: Сюжет, когда человека похищают, потому что он знает секрет стали, от которой отскакивают снаряды, остался только в кино. Сейчас столько возможностей смоделировать этот рецепт, что нет смысла хранить его в сейфе. Мир устроен логично: если в одном конце планеты открыли радио, то и в другом обязательно откроют. Это будет продолжаться и дальше: технологии скрывать бесполезно, они все равно всплывают. Секретом сейчас могут быть только технические характеристики продукции, которых добиваются при помощи новых технологий.