Иванов: Существует три области совпадающих интересов России и Европы

На протяжении уходящего года отношения между Россией и ее западными соседями постоянно лихорадило. С одной стороны, наблюдалась беспрецедентная активность, особенно в последние месяцы, вокруг перспектив сирийского урегулирования, резко повысилась интенсивность контактов по линии Восток - Запад в вопросах преодоления сирийского кризиса. С другой стороны, Европейский союз так и не решился на изменение своих позиций в отношении нашей страны, а антироссийская риторика по-прежнему не сходила со страниц европейских газет и журналов, ею заполнены Интернет и передачи европейских телевизионных каналов. Неоднозначна и европейская реакция на недавнюю драму в небе Сирии - многочисленные проявления симпатии и понимания российской позиции соседствуют с явно предвзятыми и тенденциозными оценками стратегии России в отношении Сирии и на Ближнем Востоке в целом.

При всей неоднозначности и противоречивости событий последнего времени ясно одно: уходящий год подвел черту под длительным периодом в развитии отношений между Россией и ее западными соседями. Если в начале года кто-то на Востоке и Западе еще мог надеяться, что украинский кризис будет скоро разрешен, экономические санкции и антисанкции окажутся недолговечными, а диалог между Москвой и Брюсселем удастся восстановить в прежнем формате, то к концу года такие надежды окончательно растаяли. Сегодня можно уверенно констатировать, что историческая эпоха, начавшаяся во времена советской перестройки и продолжавшаяся без малого три десятилетия, завершилась.

Какая же новая модель российско-европейских отношений приходит на смену старой? Какие принципы и какие особенности станут определяющими для нового исторического периода? Какие уроки стороны могут извлечь из нынешнего кризиса? Ответы на все эти вопросы пока остаются открытыми, но о некоторых параметрах новой реальности можно говорить уже сегодня.

Прежде всего следует признать, что отношения между Россией и Европой придется строить на фоне устойчивого и глубокого взаимного недоверия - недоверия государственных лидеров, политических элит и обществ в целом. Строго говоря, этого доверия не было и раньше: при его наличии разве стороны допустили бы возникновение и эскалацию украинского кризиса? Но если раньше недоверие между Россией и Европой обычно считалось досадным, но уходящим в прошлое рудиментом эпохи холодной войны, то теперь недоверие становится долгосрочным параметром новой реальности. В том числе и для молодых поколений европейцев и россиян, воспринимающих времена холодной войны как далекое прошлое.

Нередко сторонники российско-европейского сотрудничества пытаются искать причины недоверия во взаимном недопонимании, в упрощенных или ложных представлениях и стереотипах, существующих на Востоке и на Западе. К сожалению, эти причины намного глубже. На мой взгляд, они связаны с принципиальными расхождениями во взглядах на современный мир, на доминирующие тенденции в мировой политике, на желательные и необходимые параметры будущего мирового порядка.

А если это так, то в обозримой перспективе вряд ли окажутся продуктивными масштабные и комплексные планы создания "Большой Европы", проекты каких-то всеобъемлющих систем общеевропейской безопасности и сотрудничества, новых структур и институтов на нашем континенте. Эти попытки не были успешными и в гораздо более благоприятных условиях начала века, тем более трудно предположить, что они могут быть реализованы сегодня или завтра. Надо честно признать, что ни на Западе, ни на Востоке сейчас нет заинтересованности в такого рода проектах и нет влиятельных сил, готовых такие проекты поддержать. И острые разочарования друг в друге, связанные с недавним неудачным опытом строительства "Большой Европы", еще долго будут влиять и на взгляды политических лидеров, и на широкие общественные настроения.

Представляется столь же очевидным и то, что в новых условиях строить отношения между Россией и Европой на базе общих ценностей было бы малопродуктивным. Но не потому, что Россия перестает быть европейской страной и общих ценностей для нее и для ее западных соседей не существует - это не так. А потому, что (как показывает в том числе и нынешний кризис) ценности - слишком общее и слишком противоречивое понятие, чтобы использовать его в качестве фундамента внешнеполитической стратегии. Дискуссии о том, в чем заключаются истинно российские или истинно европейские ценности, никогда не прекращались и вряд ли прекратятся когда-либо в будущем. Сегодня, когда и Россия, и Европа оказались перед лицом новых вызовов исторического масштаба, эти дискуссии становятся еще более острыми и эмоциональными, чем они были раньше.

Уязвимость "ценностного подхода" к международным отношениям была продемонстрирована много раз - и те только в Европе. Разве вся ближневосточная стратегия США с начала нынешнего столетия не строилась на убеждении, что страны региона должны принять и разделить базовые ценности западной демократии? И каковы итоги этой стратегии? Уж во всяком случае, сегодня Ближний Восток никак не ближе к западным ценностям, чем он был пятнадцать - двадцать лет назад.

Фундаментальные ценности народов и обществ отличаются значительной устойчивостью, их изменения и сближение - дело целых поколений, а не нескольких лет. Между тем ни мы в России, ни наши партнеры в Европе не можем позволить себе роскоши отложить российско-европейское взаимодействие на поколения вперед. Поэтому наиболее практичным и продуктивным в данный момент представляется выстраивание сотрудничества вокруг конкретных проблем, где наши интересы объективно совпадают. Причем такое сотрудничество могло бы быть ориентировано не на создание новых громоздких структур, но на продвижение гибких и демократичных общеевропейских режимов в отдельных сферах.

Я бы выделил три области совпадающих интересов России и Европы, в которых продвижение общих режимов могло бы быть особенно продуктивным. Прежде всего это многочисленные проблемы, связанные с безопасностью. Сегодня Россия и Запад фактически вступили в новую гонку вооружений, причем главным плацдармом этой гонки становится именно Европа. Не трудно, например, предположить, что вслед за размещением элементов американской ПРО в Польше в Калининградской области появятся ракетные комплексы "Искандер". События развиваются в логике ракетного кризиса в Европе в середине 80-х годов прошлого века. Но тогда, по крайней мере, были налаженные каналы коммуникации, адекватные механизмы диалога. Сегодня ничего этого нет, и поэтому многие полагают, что нынешняя ситуация более опасна, чем кризис тридцатилетней давности.

Поэтому первоочередной задачей является предотвращение эскалации военной напряженности, восстановление диалога по вопросам безопасности, расширение контактов между военными, обмен информацией о планах в сфере обороны, сравнение военных доктрин и так далее. Однако мы не должны забывать и о новых вызовах безопасности, одинаково серьезных для России и для Европы - о международном терроризме и политическом экстремизме, о киберпреступности и об угрозе техногенных катастроф. Коллективным ответом на каждый из этих вызовов мог бы стать соответствующий международный режим с участием России и ее западных партнеров.

Я бы выделил три области совпадающих интересов России и Европы, в которых продвижение общих режимов могло бы быть особенно продуктивным

Вторая широкая область совпадающих интересов России и Европы - вопросы развития. Причем не только экономического развития, но и социального, культурного и гуманитарного. Современный быстро меняющийся мир предъявляет новые требования всем странам и регионам мира, и угроза оказаться оттесненным на обочину глобального развития объективно сближает Восток и Запад нашего общего континента.

Конечно, приоритеты социально-экономического развития у России и Европы совпадают далеко не во всем. Странам Европейского союза угрожает продолжение уже хронической стагнации, новые валютно-финансовые потрясения, неспособность реформировать социальную сферу, технологическое отставание от Северной Америки и Восточной Азии. Для России наиболее явными угрозами являются сохранение сырьевого характера экономики, слабость малого и среднего бизнеса, сохраняющаяся коррупция и общая низкая эффективность государственного управления. Но в рамках этих не во всем совпадающих приоритетов вполне уместно обсуждать общие режимы в конкретных сферах. Например, в содействии снятию барьеров и бюрократических препятствий экономическому сотрудничеству. В стандартизации и объединении транспортно-логистической инфраструктуры на Западе и Востоке Европы. В сохранении и расширении общеевропейского пространства в сфере образования, науки и инноваций. Разумеется, этот список может включать в себя и прекращение "войны санкций" между Европейским союзом и Россией.

Наконец, третья область общих интересов России и Европы относится к сложным проблемам глобального управления. При всех наших разногласиях, взаимных претензиях и глубоком недоверии друг другу нас объединяет стремление не допустить дальнейшей дестабилизации мировой политики, усиления тенденций к хаосу и анархии в международной системе. Не стоит забывать, что на европейском континенте находятся три из пяти стран - постоянных членов Совета Безопасности ООН, а общеевропейские институты безопасности и сотрудничества на протяжении многих десятилетий воспринимались как модель для других регионов и континентов.

Здесь тоже можно было бы начать с создания международных режимов, охватывающих сначала общее европейское и евразийское пространство, а затем распространяющихся и на другие регионы мира. Управление миграционными потоками и решение проблемы беженцев - пожалуй, наиболее очевидная сфера приложения совместных усилий. Но не менее важным представляется и решение экологических проблем нашего региона, а также согласование позиций по вопросам изменения климата. Назрел и серьезный российско-европейский диалог по целому ряду принципиальных вопросов современного международного права - тем более, что исторически именно наш континент заложил основы той международно-правовой системы, которой сегодня пользуется весь мир.

Кому-то эти задачи могут показаться слишком приземленными. Но их решение - единственная возможность заложить новые основы для общеевропейского дома в будущем. Слишком долго мы пытались строить этот дом с крыши, а не с фундамента, с общих политических деклараций, а не с конкретных дел. Это не привело к успеху даже в период относительной стабильности в Европе, это тем более не приведет к успеху в период наступившей турбулентности. Наша общая задача - пройти этот опасный период с наименьшими потерями как для России, так и для Европы.