Пять из десяти лет существования труппы Эмильяно Пеллисари работает над "Божественной комедией" Данте, объединил в спектакле "Трилогия" чистилище, ад и рай и пришел к выводу, что между небом и землей можно одолеть законы гравитации.
Поползший занавес открыл глубокую перспективу сцены за прозрачным экраном, задав почтительное расстояние между артистом и зрителем и пообещав оптическую иллюзию. Голос "за кадром" призвал по-итальянски "Оставь надежду всяк сюда входящий" - и началось. Ровно посреди сцены между небом и землей завис витрувианский человек Леонардо, по-балетному конкретно вписанный в рамку из четырех тел. Тела меняли положение, рамка - очертания, артисты разлетались в разные стороны и собирались в новую картинку. Зрительское детское "ах" сменилось назойливой мыслью-буравчиком - как это сделано? Если артист летит вправо, слева должны быть опора или трос. Если плашмя крутится вокруг своей оси, то опора или трос должны быть у пояса. Но их нет, совсем нет. И потом - как он выверчивается спиралью?
Меж тем сталкеры ада и рая изогнулись скорпионами на двух параллельных брусьях - брусья исчезли, а они остались стоять в воздухе как ни в чем не бывало. Разгоняя тучи огромными веерами, прямо с неба припорхали два ангела. Тренированные тела словно в калейдоскопе выстраивались в сложные конструкции, и только нагруженный собственным визуальным опытом русский зритель мог уловить в них сходство с пирамидами синеблузников. Но итальянцы отличались радикально по существу: все движения - прыжки, па, повороты, захваты, невероятные переплетения тел - были безусильны.
Самое дивное, что действо ни на секунду не выглядело цирковой забавой - культурные цитаты выдают в постановщике Эмильяно Пеллисари книжного червя. Можно разглядеть Данте: человечек в магическом шаре плескался будто младенец в материнской утробе, горестный, как те некрещеные пред вратами рая, а Паоло и Франческа неслись друг к другу по воздуху из разных углов не в силах разъединиться. Но не только Данте. Мелькает Лаокоон с сыновьями, мальтийский крест из человеческих тел превращается в григорианский, а потом в психоделический гигантский цветок с живыми лепестками. Подчеркнуто тянут друг к другу руки неземные существа, как Господь к своему творению с фрески Сикстинской капеллы. Человек под венецианской маской Доктора Чумы раздирает облака тюля.
В музыке спектакль не так изыскан, как в культурных аллюзиях, да и полтора часа смотрятся перегружено: Эмильяно Пеллисари сам становится похож на ребенка в магазине игрушек, решившего взять сразу все. Но все прощает созданная из человеческих тел умопомрачительной красоты библейская лестница Иакова с земли на небо. На ней бы можно было остановиться.
Суровый Данте не презирал сонета, и первые гастролеры отлично оснащенной Геликон-оперы показали, что игра со зрителем может быть одновременно простой и очень эффектной. Да, о театральном секрете нам после спектакля рассказали, но на то он и секрет. А на сцене пусть парят ангелы, призывая в нашей суете если не вспомнить о небе, то хотя бы перечитать Данте.