И друг - калмык...

Указ Президиума Верховного Совета СССР о снятии ограничений в правовом положении с калмыков и членов их семей, находящихся на спецпоселении

Учитывая, что существующие ограничения в правовом положении спецпоселенцев и членов их семей, выселенных в 1943 - 1944 гг. из бывшей Калмыцкой АССР и Ростовской обл., в дальнейшем не вызываются необходимостью, Президиум Верховного Совета п о с т а н о в л я е т:

1. Снять с учета спецпоселения и освободить из-под административного надзора органов МВД калмыков и членов их семей, выселенных на спецпоселение в период Великой Отечественной войны.

2. Установить, что снятие с калмыков ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращения им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться в места, откуда они были выселены.

Председатель Президиума
Верховного Совета СССР К. Ворошилов
Секретарь Президиума
Верховного Совета СССР Н. Пегов
Москва, Кремль
17 марта 1956 г.

В канун 60-летия возвращения на родину об этом вспоминают сами депортированные калмыки и их потомки.

Конвоиры и односельчане

Доктор исторических наук Владимир Убушаев пережил депортацию семилетним мальчишкой.

- Мы жили в хатоне (селении - Авт.) Иван-Караул, - вспоминает он, - и мой дед, его звали Бодаха, начал считать прибывающие машины и военнослужащих. Дед был неграмотным, одноруким, и все подсчеты вел на пальцах одной руки, но ему удалось соотнести количество местных жителей и пригнанных автомобилей и сделать выводы. Он велел женщинам сшить большие мешки и собрать в них теплую одежду. Думаю, это нас и спасло по пути в Сибирь.

А еще спасло то, что многие военные в нарушение инструкций помогали растерянным, подавленным, зачастую не знавшим русского языка калмыкам собираться в дорогу.

- Семья Нахатиновых уже в Сибири молилась за здоровье русского офицера, который помогал людям собирать теплую одежду, - продолжает Владимир Убушаев. - Не все, конечно, так себя вели. За нами пришли лейтенант и два солдата. Лейтенант забрал наш патефон и слушал пластинки, а солдаты-сибиряки, кстати, собрали нам вещи, помогли зарезать бычка и сварить в дорогу мясо. Помню, моя маленькая сестренка спросила, куда мы собираемся. Солдаты, отведя глаза, сказали, что нас повезут на машинах. Она обрадовалась, начала петь песни - думала, что это праздник такой.

На сборные пункты, куда сгоняли калмыков, их соседи и друзья несли продукты, одежду и деньги. Умудрялись передавать все это, несмотря на караулы и запреты. Известен случай, когда председатель Госплана Калмыкии по фамилии Постников, не опасаясь возможной опалы, передал депортируемым сослуживцам баранье мясо и по 500 рублей каждому. При этом сокрушался, что не смог занять большей суммы.

Люди оставались людьми. Так было и в панической суете отъезда, и в сибирской ссылке, где встречались вчерашние "классовые враги".

- Председатель президиума верховного совета Калмыцкой республики Эренжен Сангаев рассказал мне такую историю, - вспоминает Владимир Убушаев. - В бытность первым секретарем улан-хольского улускома, то есть райкома партии, ему поручили арестовать и отправить в Сибирь зажиточного калмыцкого дворянина-зайсанга Джогу Эрниева. В ссылке он стал председателем колхоза, состоявшем большей частью из высланных "кулаков". Узнав, что на станцию прибывает состав с депортированными калмыками, Эрниев собрал несколько мешков с продуктами и поехал встречать земляков. И вдруг узнает: среди них тот самый секретарь улускома с семьей! Отправился искать его по вагонам. Узнав об этом, секретарь спрятался под нары. А Эрниев его, отыскав, обнял: "Что ты прячешься, дурак? Я же понимаю, что ты арестовал меня не по своей воле. У тебя большая семья. Вот привез вам муки и картошки".

Семья Владимира Убушаева поселилась в селе Нижний Коен.

- Я практически не знал русского, разве что нахватался отборного мата от конвоиров. Помню, начали дразнить местные ребятишки, а я в ответ выдал трехэтажную тираду. Меня после этого зауважали, а дед специально просил местных ребят: разговаривайте с внуком по-русски. Так я и выучил язык, окончил школу с серебряной медалью, поступил в Новосибирский пединститут на исторический факультет. К тому времени студентов уже сняли со спецучета...

О Сибири, где прошла ссылка, мой собеседник вспоминает с ностальгией, как когда-то тосковал о родине. Уже после возвращения в Калмыкию много раз навещал сибирских друзей, школьных и студенческих, привозил гостинцы - калмыцкую баранину и каспийских осетров.

- Я решил, что на свое 80летие снова поеду в Сибирь, - улыбается Владимир Убушаев. - Меня там ждут. Иван Фоминых, Гена Колмаков, Тамара Теремихина (Ремова)... У Ивана Фоминых сын - известный шахматист, международный гроссмейстер. Он, когда был у меня, в Элисте, тренировал наших юных калмыцких шахматистов. Кто бы мог подумать, что так сложится жизнь?

"Людоеды" и "кержаки"

Евдокии Куваковой в 1943 году было пять лет.

- Мы с мамой, братом и сестрами доехали до станции Третьяковка на Алтае, а оттуда на санях в село Таловка, - вспоминает она. - Сначала нас разместили в неотапливаемом здании детского сада. Но люди там начали умирать от холода, морозы на Алтае минус 45. И тогда нас приютила семья Будюкиных.

"Кержаки" - называли их местные. Постояльцев они приняли как своих.

- Будюкины нас поселили в большую комнату, а сами ютились на кухне. Мы еще удивлялись такому гостеприимству. А позднее выяснилось: кто-то распустил слух, будто из Калмыкии привезли дикарей-людоедов. Будюкины на всякий случай решили жить поближе к выходу, чтобы быстрее выскочить на улицу. Позже мы вместе с ними смеялись над этими глупыми страхами.

Две семьи быстро сдружились. Ели с одного стола. Хлеб, картошка, яйца, грибы, пирожки, мед с собственной пасеки, иногда даже мясо... В те голодные годы это казалось немыслимым изобилием. Чтобы хоть чем-то отблагодарить хозяев, мать Евдокии начала шить. Вскоре слава об искусной калмыцкой швее разлетелась по всей округе, начали поступать заказы. Семья Евдокии обзавелась собственным хозяйством, перебралась в глинобитный полудомик-полуземлянку. Сибиряки учили соседей сажать картошку, собирать грибы.

- Как-то на уроке физкультуры одноклассник назвал меня врагом народа. Я расквасила ему нос. Меня поставили в угол, потребовали извиниться. Я не стала. Сказала, что он не только меня, но и весь народ оскорбил, - вспоминает Евдокия Кувакова. - Что с пацана взять? А женщина-сибирячка спасла мне жизнь, не побоявшись отогнать коромыслом напавшего на меня огромного одичавшего пса.

Евгения Кувакова окончила курсы и устроилась на работу в швейную мастерскую. Мастер - бывшая белошвейка немка Марта, тоже из ссыльных поволжских немцев - обучила девушку секретам ремесла и главному принципу хорошей портнихи: "Надо все делать красиво, чтобы самой нравилось". И именно Марта настояла на том, чтобы перспективная молодая сотрудница поступила в Горно-Алтайский плановый техникум на новое отделение технологии швейного производства.

Так в Сибири начиналась карьера будущего руководителя Элистинской трикотажной фабрики.

- Калмыков переселяли не только в Сибирь. Мы, например, попали в Казахстан. Одно из самых ярких воспоминаний тех лет - семья Смирновых, живших по соседству с нами. Времена были голодные, но они готовили простенький постный суп так, что от одного запаха текли слюнки. Смирновы всегда приглашали нас за свой стол, и я до сих пор помню вкус того супа.

У нас был очень дружный класс, в котором учились и русские, и казахи, и калмыки, и даже приехавшие с Сахалина корейцы. Помню, как мы вступали в комсомол всем классом, а потом вечером возвращались домой. Шли пешком 18 километров и наткнулись на волков. Пришлось убегать от стаи, но мы держались кучкой, все вместе. И поэтому было не страшно, а весело.

_Данара Эсклянова, председатель Калмыцкого регионального отделения ООД "Дети войны"

Друзья и балдыры

Председатель Союза репрессированных народов Калмыкии Борис Очиров создал в Элисте уникальный музей, ставший частью мемориального комплекса "Исход и возращение". Музей разместился в двухосном вагоне-"теплушке". Именно в таких калмыков вывозили в Сибирь.

- Мне было четыре года, но я хорошо помню давку в вагонах - рассказывает Борис Очиров. - По ходу пути становилось просторнее, люди погибали от истощения и холода и место освобождалось. Мертвых грузили в специальные "нулевые" вагоны.

Среди экспонатов вагона-музея - печка-"буржуйка", для которой постоянно не хватало дров. На стене - домбра, поддерживавшая калмыков в самые тяжелые минуты. Рядом люлька, в которой качали детей. А напротив двери - старый стол, привезенный из сибирской ссылки. Его хозяин, умирая, завещал жене передать стол в музей.

- Нас высадили из поезда в городе Купино Новосибирской области и оттуда развозили по окрестным колхозам, - вспоминает Борис Очиров. - Там я подружился с сибирскими мальчишками, лучшими друзьями стали Вася Давыченко и Толик Киселев. Любимой игрой у нас была лапта, вместе бегали за девчонками, купались в пруду, хулиганили тоже вместе. Бывало и дрались улица на улицу. А потом я научился фотографировать и стал единственным фотографом в округе, - улыбается собеседник. - Ох, как меня сибиряки зауважали!

На почетном месте в музее-вагоне, по которому водит меня Борис Очиров, портрет Хрущева. Здесь Никиту Сергеевича считают освободителем калмыцкого народа.

- Когда нас реабилитировали, по центральному радио неожиданно для всех пустили калмыцкую песню. Калмыки слушали ее и плакали. Потом старики отправили меня "на разведку" - узнать, как возвращаются люди в Калмыкию, как обустраиваются. А люди, вернувшись, целовали землю.

Мы заканчиваем путешествие в прошлое, покидая мемориальный комплекс "Исход и возвращение". Как же цепляют после всего увиденного и услышанного строки калмыцкого поэта Давида Кугультинова:

Так родных сейчас не встречают

- Моя мама Дюмбер Будеева в Сибири стала просто Дусей. Они с сестрой остались сиротами и выжить им помогли соседи-сибиряки из совхоза "Семеноводческий" Алтайского края. Мама много рассказывала о тете Нюсе-продавщице, которая взяла девочек помощницами в магазин и потихоньку их подкармливала. Там они впервые попробовали конфеты и печенье. Потом мама долго переписывалась с тетей Нюсей.

Уже много-много лет спустя были организованы поезда памяти - калмыки отправились по тем маршрутам, которыми их увозили в ссылку. В Сибири эти составы встречали так, как, наверное, родных сейчас не встречают. Люди обнимались, плакали. Причем калмыков принимало уже второе-третье поколение тех людей, с которыми они дружили и которые помогали им выжить. Сибиряки все помнят. И до сих пор ухаживают за могилами калмыков, погибших в депортации.

_Бова Менкенова,

главный хранитель фондов Национального музея Калмыкии