Каннский фестиваль показал абсурдный фильм Брюно Дюмона
Ма Лют - имя одного из героев, долговязого парня в белой матросской шапочке с красным помпоном. У него непроницаемое лицо молодого Фернанделя и загадочные повадки закоренелого дауна. Он живет в суровой пустынной местности атлантического побережья, где вечно дуют ветры, и принадлежит к семейству рыбаков, которые иногда лакомятся человечиной. И есть полюбившая его девушка, которая ходит в костюме мальчика и принадлежит семейству состоятельных аристократов, живущих в вилле, как они утверждают, из чистого мрамора. Аристократическое семейство обладает неустойчивостью в походке и постоянно падает. Между двумя семействами пребывает в растерянности пара полицейских инспекторов - один очень толстый, другой очень тонкий. Толстый тоже неустойчив и тоже постоянно падает, но встать ему без посторонней помощи практически невозможно.
А действие, чтобы не было экивоков, перенесено в начало ХХ века, когда все возможно, даже людоедство.
Главная беда - вдруг на побережье стали пропадать люди. Один пропал, другой… полицейские инспекторы не успевают загибать пальцы. Хотя в принципе это немудрено, раз тут людоедство. Парень Ма Лют тоже любит полакомиться, и когда он любит девушку, вполне способен вдруг зарычать, что означает: в человеке проснулся аппетит.
Дальше пересказывать ничего не буду, только отмечу, что в финале люди обретают способность превращаться в живые воздушные шарики. И что режиссер Дюмон увлеченно осваивает новый для него жанр абсурдистской комедии, явно ориентируясь на дивный старофранцузский стиль времен Жака Тати. Придумывает смешные приколы. Азартно работает со звуком, отчего каждый шаг толстяка отзывается в зале таким мощным хрюканьем, что уже становится весело. Он верен своему принципу соединять в одном кадре профессиональных актеров с натурщиками - и добивается фантастического по контрастам ансамбля. Среди профессионалов выделяются Валерия Бруни-Тедески и Жюльетт Бинош в роли приехавшей на виллу экзальтированной тетушки. Все актеры и неактеры обдуманно педалируют и комикуют, каждый трюк и каждый гэг отрабатывая честно, на двести процентов. Но когда в зале пройдет первое изумление от раскрывшегося перед тобою мира, и когда ты окончательно примешь предложенные режиссером залихватские условия игры, действие начинает буксовать, абсурд перестает развиваться и становится монотонным, и хотя комедия еще идет, смех в зале утихает. Вырулить к финалу с честью становится проблематичным, но Дюмон с этим справляется - запускает в небо свои воздушные шарики и завершает картину победно и, в общем, лихо. Будь она на полчаса короче заявленных двух с хвостиком, цены бы ей не было.
Но сюр, скажу я вам, заразителен. Когда выйдешь из зала, фестивальная толпа покажется продолжением картины Дюмона: те же сумасбродные движения, та же неустойчивость, такие же нелепые платья с пелеринками и шляпки с дикими полями. И покажется, что общество с начала ХХ века так и не изменилось. И, возможно, точно так же поедает себе подобных.