Михаил Швыдкой: Не стоит оставлять внукам застарелые распри
Энциклопедически образованный киновед, она родилась в Баку, во времена, когда почти никого не смущало, что ребенок может принадлежать сразу двум народам - азербайджанскому и армянскому. И когда между ними началась война, за Нелю было по-настоящему страшно, казалось, что ее разрывает надвое эта бойня, которая была против ее естества. Как и для жены моего младшего сына, тоже родившейся в Баку, как и для моего внука, в котором перемешано уж никак не меньше пяти кровей.
Притом что в Баку меня величают "азербайджанским гудой", меня и в Ереване считают своим. И хотя во мне нет ни капли ни азербайджанской, ни армянской крови, я обязан многим этим двум великим народам просто потому, что они одарили меня близкими людьми - по духу и по родству. Притом что я родился в Киргизии, могилы моих предков - кроме московских кладбищ, разбросаны по Украине, большинство из них, к сожалению, братские. Такая судьба не только у моей семьи. Она - типична для страны, в которой я прожил большую часть своей жизни. Смешанных браков в Советском Союзе было великое множество. Никому тогда и в голову не могло прийти, что может наступить день и час, когда центральная власть ослабнет настолько, что соседние народы пойдут войной друг на друга. Шекспировская трагедия о Ромео и Джульетте, рожденная, напомню, враждой двух равно уважаемых семей из Вероны, оказалась спроецированной на безбрежное постсоветское пространство, затронула сотни тысяч, миллионы людей. Русские семьи, да и просто - русскоговорящие, были вынуждены покинуть многие новые государства, где у них не было будущего, перебираясь в Россию или в дальнее зарубежье. Тенденция к моноэтничности стала чертой демографической реальности на постсоветском пространстве. Азербайджано-армянские, киргизско-узбекские, российско-украинские и российско-грузинские противоречия выстраивали зримые и незримые стены между народами - и стало казаться, что их легче признать и узаконить, чем разрушить, на худой конец - пробить в них окна и двери. Мы привыкли жить с замороженными на неопределенное время конфликтами. Но это хорошо только тем, что в такие периоды люди не убивают друг друга.
Известно, что войну легко начать и очень трудно закончить. Еще труднее преодолеть ее последствия, - прежде всего в умах, сердцах и душах враждовавших народов.
Несколько дней назад, когда во время дискуссии в Третьяковской галерее с сэром Кираном Дивайном, генеральным директором Британского совета, мы вспомнили англо-ирландский конфликт в его историческом развитии, боевые действия Ирландской республиканской армии, которые подавляли британские вооруженные силы, Александр Архангельский, ведущий этого вечера, задал вопрос весьма характерный для русского, да и британского, сознания: "Так значит, при межэтнических конфликтах искусство бессильно? Как и вообще бессильно при решении любых реальных проблем?" Мы с сэром Кираном, ирландцем по происхождению, получившим блестящее британское биоинженерное образование, просто по долгу службы не могли ответить ему утвердительно. Вера в волшебную силу искусства - родовое отличие каждого человека, который занимается культурой, а тем более международным культурным сотрудничеством. Эта вера дает силы для эмоциональных или осмысленных, но всегда необходимых поступков. Даже если они не приносят немедленных результатов.
Притом что мысль о бессилии искусства возникает всякий раз, когда льется настоящая, а не бутафорская кровь, а от пуль погибают люди, которым уже никогда не суждено, как актерам на подмостках, после гибели встать и выйти на поклоны под аплодисменты публики. Слова "пушки" и "музы" складывают в разных сочетаниях, но в любом случае бойцам, едва вернувшимся с поля боя, невозможно читать стихи и петь песни, призывающие к милосердию и состраданию к врагу. Искусство военного времени далеко от политкорректности. "Убей!" - как бы ни критиковали Илью Эренбурга за это обращение, опубликованное в газете "Красная звезда" 24 июля 1942 года, - оно выражало кровавую суть войны. "Убей!" - или убьют тебя. И не надо думать, что нынешнее просвещенное и технологичное время что-то изменило в этой страшной трагедии человеческого выживания перед лицом смерти. Нужны сверхусилия, чтобы вчерашние враги смогли различить друг в друге сближающие человеческие черты, - только для этого надо посмотреть друг на друга не через оптику снайперской винтовки. Впрочем, род человеческий парадоксален: во время Гражданской войны в Испании республиканцы и франкисты устраивали перерывы в боевых действиях, чтобы поиграть друг с другом в футбол. А после окончания спортивных баталий заново начинали убивать друг друга.
Десять лет назад я присоединился к моим азербайджанским и армянским друзьям и коллегам, которые попытались восстановить хрупкий диалог между интеллигенцией двух народов. Увы, он прервался несколько лет назад, а события недавних месяцев, похоже, и вовсе отодвинут его на неопределенное время. Мне кажется, что это будет ошибкой, - хотя сегодня даже мне сложно представить, как мои близкие друзья из Баку и Еревана сядут за один стол и произнесут здравицы друг за друга. Но мир нужен всем. И, разумеется, никакое искусство не в состоянии остановить войну. Оно способно лишь повлиять на людей. Уже не мало. Не стоит оставлять внукам наши застарелые распри. Они этого не заслуживают.