Издательство "Редкая книга из Санкт-Петербурга", вопреки логике, существует уже двадцать пять лет, а книги, созданные за эти годы, хранятся в собраниях Эрмитажа, публичной библиотеки Нью-Йорка, Британского национального музея, в частных коллекциях ценителей. О том, кому и зачем это нужно, мы беседуем с руководителем издательства Петром Суспицыным.
Откуда идея - делать такие трудоемкие и сложные в производстве книги, которые уже не совсем и книги, а скорее арт-объекты?
Петр Суспицын: Вы правы, книги, которые мы создаем, - это предметы искусства. Искусства рукотворной книги. Но все-таки книги. Дорогими и трудными они становятся в процессе рождения. Начиная дело, я не представлял, что в результате получится. Романтическая натура привела меня вначале в Ленинградское высшее военно-морское училище имени адмирала Макарова - инженер-механик. Хотел путешествовать, а как еще путешествовать в советские времена - только стать моряком: Финляндия, Швеция, Бельгия, Дания, ФРГ, до Греции доплыли. Видел закаты-восходы чудесные, стоя на вахте. По Северному морскому пути успел пройти до Тикси и обратно. При этом продолжал читать книжки, увлекался всем прекрасным. Захотел стать не просто пассивным созерцателем красоты, а что-то создавать: стал сам рисовать, писать. Повезло: встретил замечательного Андрея Пахомова, академика, руководителя персональной мастерской книжной графики в Академии художеств. Он ушел, к сожалению, из жизни позапрошлым летом. Я учился у него живописи, сдружились. Тут начались 90-е.
Романтическая натура потянула в бизнес?
Петр Суспицын: Надо же было попробовать. Открыл свое предприятие, перепробовал разное, скажем, отправлял картины наших современных художников за рубеж. Однажды зашел к Пахомову в мастерскую и увидел кожаный альбом его литографских рисунков, долго не выпускал из рук, листал... Потом мне приснилось издательство, в котором были бы старинные станки, а главное - атмосфера типографии эпохи Гутенберга, мастерской по созданию рукотворных книг.
А в реальности?
Петр Суспицын: Нашел на Миллионной улице, рядом с Эрмитажем, нежилой полуподвал с крысами, закопченным потолком, который уже рушился, и с полубомжом, который тут обитал. Жильцу купили квартиру, крыс вывели, сделали ремонт, и я стал собирать оборудование. Все, что у нас сейчас есть, - начала и середины XIX века. Про каждую машину можно историю рассказывать. Один из первых - станок для ручной печати из московской типографии, его списали, но не выкинули, стоял как мебель, в коридоре. Сделан в Германии в начале XIX века.
Может, на нем первые издания Пушкина печатались?
Петр Суспицын: Утверждать не стану, но что на таком же - точно. Все книги, которые у нас вышли за два десятка лет, если не были написаны каллиграфически, напечатаны на нем. Второй станок - позолотный, для тиснения переплета золотом. Так же мы печатаем на нем ксилографию иногда. Выменял его в частной мастерской за бутылку коньяка. Вот этот пресс нашел в Аничковом дворце, он же у нас Дворец пионеров. С ужасом увидел, как бабушки в нарукавниках сатиновых режут на нем кровельное железо. Сюр такой советский.
И не попортился?
Петр Суспицын: Он идеальный. Тут ничего не может испортиться, мы заменили только два ножа, и все. Печатная касса, литеры - отдельная тема: я их выкупал в типографиях, которые тогда переходили на офсет и все ручные наборы сдавали в цветной лом на переплавку. Спас все, что смог. А сейчас во всем мире остались единичные мастерские, которые их изготавливают. В принципе для работы у нас есть все, но я с удовольствием что-нибудь еще бы прикупил в коллекцию.
Тут настоящий музей.
Петр Суспицын: Сейчас это единственный в России музей старинного типографского оборудования, причем действующий. Ну а бумагу, краски, клей, кожу, все необходимые материалы, составные элементы покупаем в Европе.
Используете Запад как сырьевую базу?
Петр Суспицын: А других вариантов нет. Традиции изготовления художественных материалов в Европе никогда не прерывались, в отличие от нас. Но и там все это постепенно уходит, остались маленькие, обычно семейные, предприятия.
Сколько книг вышло за 25 лет?
Петр Суспицын: Стихотворения Сапфо, сонеты Шекспира, "Антигона" Софокла, "Слово о полку Игореве", "Дон Кихот", "Пиковая дама" Пушкина, "Герой нашего времени" Лермонтова, "Книга Екклесиаста", партитура "Лебединого озера", "История троянской войны"... Примерно четыре десятка. Тиражи - от одного до тридцати экземпляров. У нас не бывает допечаток, переизданий. Закончился тираж - значит, закончился, возможность купить книгу появится, только если кто-то решит продать свою. Я в сложные времена, случалось, продавал наш экземпляр, но потом старался выкупить, чтобы в издательстве был полный комплект.
Вам не кажется, что все, что вы делаете, своего рода гурманство?
Петр Суспицын: Согласен. Хотя тот, кто видел хоть раз в жизни, что такое бумага ручного литья, проникается - нельзя не полюбить эту бумагу, это очарование. И потом, когда познаешь прелести подобных мелочей, обычная бумага или стандартная кожа кажутся неинтересными. Каждый раз другая текстура, оттенок. И в этом такая радость!
Цена?
Петр Суспицын: Цена одного экземпляра в среднем 10-15 тысяч евро. Есть меньшей стоимости, есть книги и дороже.
Кто радуется вместе с вами, кто готов платить за столь изысканное удовольствие?
Петр Суспицын: В год продаем до десятка книг - этого хватает только на операционные расходы - материалы, содержание помещения, оплату работы и прочее. У нас есть единомышленники, почитатели, попечители, которые готовы вкладываться в красоту, в идею. В Эрмитаже прошло шесть наших выставок - нас узнали. Мы, что называется, широко известны в узких кругах, поэтому звонят, приходят, интересуются: что у нас готовится нового. Однажды библиофил из Москвы купил полтиража - 12 книг в подарок друзьям. Самые большие частные коллекции наших книг, кроме Эрмитажа, у Константина Эрнста и Романа Абрамовича, есть наши книги у Михаила Сеславинского, он тонкий ценитель редких изданий.
Спецзаказы выполняете?
Петр Суспицын: Не практикуем. Хотя смотря кто заказывает и по какому случаю. К инаугурации 2008 года сделали книгу "Об управлении империей", написанную в середине X века византийским императором Константином VII Багрянородным. Трактат создан был как секретный документ, поучение для своего сына, которому он передал власть вместе с этим документом. Как управлять империей Византийской, с кем дружить, с кем воевать, с кого какие налоги брать, кто чем занимается у соседей. Тут тема продиктовала воплощение - византийский имперский стиль. Это, кстати, одна из самых тяжелых, не только в исполнении, наших книг - весит 30 кг.
Издатели опасаются за судьбу бумажной книги - вам Интернет не страшен?
Петр Суспицын: Книга как искусство в любом случае останется, об этом я не беспокоюсь. Мы возвращаем старые, старинные, почти потерянные технологии - именно в этом вижу свою задачу: сохранить традицию высокой книжной культуры и делать красивые книги, которые проживут еще как минимум полтысячелетия.
Как выбираете, что издавать и как издавать?
Петр Суспицын: Вначале появляется идея. Есть рукописные книги, есть тексты на камнях, подобные древним глиняным табличкам, есть отлитые из серебра скрижали с текстами из "Старого (конечно - Ветхого) Завета"... Скажем, пришел к нам однажды Тонино Гуэрра, принес свою поэму "Мед" - сам проиллюстрировал, а его супруга Лора перевела на русский язык. Мы сделали 5 экземпляров и отливали для нее особую бумагу. В "Сагах об исландцах" - почти весь возможный набор редких графических техник: гравюры в технике меццо-тинто, сухая игла, офорта, и материалов: кожа, тюленья шкура, серебро, медно-золотой сплав, горный хрусталь. Может быть шелк, драгоценные камни, эмали, резьба по кости - все зависит от конкретной темы и фантазии наших художников. Именно художники, зачастую, становятся душой и сердцем проекта. Правда, есть одна крайне неприятная история. С Шемякиным мы задумали делать книгу с его иллюстрациями к партитуре "Щелкунчика" Чайковского. Он получил аванс, немаленький, три года назад и - исчез. Теперь бегает от меня с обещаниями, "зуб дает" и "на крови клянется", что обязательно сделает, но воз и ныне там. Знаю, Шемякин судится со всеми: с Эрмитажем, с Мариинским театром. Кажется, судиться и мне с Шемякиным. Пока я верю и надеюсь, может быть, что-то все-таки получится.