Швыдкой: Айвазовский проецирует библейскую мистерию на современный мир

Старая викторина моих детских лет: "Поэт? - Пушкин. Композитор? Чайковский. Художник? Айвазовский. Фрукт? Яблоко". Понятно, что за место Чайковского мог бы побороться и Глинка, а за место Айвазовского - Шишкин или Репин. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Нет сомнения, что Иван Айвазовский для широкой российской публики художник куда как более популярный, чем Валентин Серов. И не только для российской. Его автопортрет 1874 года можно увидеть в галерее Уффици - небывалая честь для русского живописца. К тому времени он уже был действительным членом Амстердамской, Штутгартской, Римской и Флорентийской академий. Итальянская ( и европейская) слава пришла к нему много раньше, когда в начале 40-х годов одну из его работ на библейские темы "Хаос" приобрел Папа Григорий ХVI, к тому же удостоив его Золотой медали.

Популярность художника, как правило, определяется простотой восприятия его творений. Так было во все времена. Даже в нынешние, когда значительная часть публики смотрит на художественные произведения, руководствуясь мнением профессиональных экспертов, которые считают искусство в формах жизни явлением второстепенным, если не второсортным, и задают тон на рынке визуальной культуры. Но даже зная, что в моде актуальное творчество, для понимания которого нужен солидный объем эстетических знаний, американцы и в ХХI веке покупают фотореалистические картины Нормана Роквелла. Причем задорого. Статья об этом художнике в Википедии заканчивается внешне сухой информацией, которая на самом деле скрывает восторг: 4 декабря 2013 года картина Роквелла "Застольная молитва" была продана за 46 миллионов долларов. Это самая высокая цена, которую аукцион "Сотбис" выручал за продажу американского произведения реалистического направления в искусстве. Да, похоже, и не только американского.

Он проецирует библейскую мистерию сотворения мира на мир современный, созданный из хаоса

Феномен Роквелла, мастера, любимого самой широкой публикой (помимо картин он 40 лет рисовал обложки журналов), сродни феномену Айвазовского. Он был понятен и плодовит. Притом что фотография к моменту его смерти в 1978 году давным-давно стала рутиной повседневной жизни. Сегодня и ребенок может снять пейзаж, натюрморт, портрет или жанровую сцену - на мобильный телефон или сверхтехнологичную цифровую камеру. Тем не менее искусство, отражающее жизнь в формах жизни, всегда в цене. И прежде всего потому, что акт узнавания в отношениях художественного произведения и публики - наиважнейший и притягательный процесс. Публика ищет знакомое - даже в незнакомом.

Но в случае Айвазовского трудно говорить о прямолинейной доступности, которая неизменно сопутствует квазиреалистическому искусству. (Напомню анекдот советских лет: "Что такое социалистический реализм? - Это выражение благодарности партии и правительству в доступной им форме"). Он никогда не был реалистом в расхожем смысле этого слова. Его работы сильны не жизнеподобием, но магической мощью, которую он разглядел в окружающем космосе. Он проецирует библейскую мистерию сотворения мира на мир современный, созданный из хаоса, получивший внятные гармоничные очертания, но в любой миг готовый выбросить наружу пенящуюся лаву, скрывающуюся в его недрах. Его идиллические пейзажи хрупки, в них трепет предчувствия бури, взрыва - и потому они притягательно прекрасны.

В битве с космосом у человека, похоже, нет шансов на победу. Большая часть его полотен посвященаэтой теме

Айвазовский держит зрителя в напряжении, затягивает в катастрофические катаклизмы, завораживает предощущением ужасного или свершившейся трагедией. Мощь природы не соразмерна силе человека - он может бросить вызов судьбе, сохраняя личное достоинство, но даже героический жест не способен предотвратить его поражения. В битве государств и народов может выиграть одна или другая сторона. В битве с космосом у человека, похоже, нет шансов на победу. Из 6 тысяч полотен, написанных Айвазовским, большая часть посвящена этой сквозной теме человеческого бытия - преодолению страха перед природой и примирением с ее всевластием. Как справедливо заметила Ядвига Юферова, "чистый алармизм, заставляющий вспомнить о Хичкоке".

Айвазовский, в юности воспитывавшийся под влиянием немецкого идеализма

и европейского классицизма, был знаком и с готическим романом, и с современной ему романтической эстетикой. Ему была близка мистика Н. В. Гоголя, способного не только рассмешить, но и смертельно напугать своего читателя. С Гоголем Айвазовский познакомился в начале 40-х годов, во время своего первого итальянского путешествия. Словом, Айвазовский вовсе не простодушный мастер, добившийся успеха у широкой и профессиональной публики благодаря виртуозному умению писать с натуры. Он сочиняет мистерию, а не бытовую драму. Удивительным образом он оказывается способным придать живописному полотну размах и напряжение античной трагедии рока - и при этом вызвать чувство ужаса у публики ХIХ века. Равно как и последующих столетий. Мы можем быть сколь угодно просвещены, можем обладать огромным объемом знаний, но мы по-прежнему с замиранием сердца будем следить за утлым челном, прорывающимся через морскую бездну. Нас всегда будет пугать, завораживая, чернота ночи и безбрежность океана. Магия творческого метода Айвазовского состоит в том, что он беспредельное и непреодолимое стремится сделать частью нашего опыта, - и это ему удается в высшей степени убедительно. Настолько, насколько чувство ужаса может стать частью разумной жизни. "Чувственное выражение сверхчувственного", - одно из важных определений искусства неизбежно вспоминаешь, посетив выставку Айвазовского в Третьяковской галерее. Он проникал в космические бездны, он устремлялся к безднам человеческой души. Недаром символисты, и прежде всего Михаил Врубель, в трагическую "эпоху канунов" разглядели в нем своего предтечу.