Суррогатная мать захотела отсудить алименты у родного дедушки ребенка
Живот напрокат
32-летняя Нина Дмитрушкова стала участницей программы суррогатного материнства по договору с московским юристом Олегом К. Олег Николаевич мечтал стать дедушкой, а Нина хотела заработать, но в результате осталась с ребенком на руках. Недавно девочке, вокруг которой кипят нешуточные страсти, исполнился год. Вообще Нина считает себя богачкой, у нее четверо родных ребят, а теперь еще Ева, пятая.
- Я хотела назвать девочку Валькирией или Сциллой - это красивые имена, а потом подумала, что ее зачатие невинное было, и дала имя Ева, - говорит Нина. - Подругам тоже понравилось, они припомнили, что так зовут актрису, которая в каком-то кино в Ленина стреляла. Мол, вырастет Евка и грохнет своего деда. Но я воспитаю ее по-другому.
Детьми Бог Нину не обделил, только жить им было негде, хоть на улице ночуй. Как-то по телевизору шла передача про суррогатное материнство, и она послала анкету в несколько клиник. Муж противился, однако уговорила.
- Отец у моих детей один, так что я женщина порядочная и к тому же непьющая, - уточняет Нина. - Я не работала, получается, только рожала. Работодатель как глянет в паспорт, а у меня там четверо - и все, никому не нужна. Моя цель добиться, чтобы у каждого ребенка был свой угол. Если для этого надо чужим людям детей выносить - выношу. Первый раз пошла в сурмамы за 650 тысяч. Заказчики Таня и Володя - интеллигентная пара из Москвы. Они мне ни разу даже не тыкнули. Это редкость, обычно сурмам не жалуют, относятся как к живому инкубатору.
Мы поговорили с женщиной, которая обрела дитя благодаря такой программе. "Сурмам действительно не уважают, - сказала она. - Мы на них молимся, а они на нашем горе деньги зарабатывают". Сомнительный аргумент, обоюдоострый, но так есть.
- Я человек прямолинейный, не из деловых, - продолжает Нина. - Спросила заказчицу: "Для чего я тебе? Почему сама не рожаешь?" А она: "Нина, если бы могла, никого бы не нанимала". И тут я накаркала: "Вот увидишь, я забеременею, но и ты тоже". Подсадили мне эмбрион. Генетический материал полностью их был. И тут, как я и предсказала, Таня тоже понесла, да еще двойню. Думала, заказчики на аборт меня отправят, но они сняли для нас с мужем квартиру в Москве, щедро приплачивали на жизнь и делали все, чтобы я не нервничала. В роддом мы попали одновременно. У Тани появились мальчик и девочка, и у меня пацанчик. Татьяна попросила меня кормить молоком всех троих, мне-то не привыкать, а она ослабела после кесарева. "Не боишься, - говорю, - что привыкну и не отдам тебе сына?" Она только улыбнулась: "Тебе своих хватает".
Заплатили Нине миллион. Звали в няни, обещали 90 тысяч в месяц, путешествия. Условие было: своих детей оставить в Волгограде. Нина не согласилась.
А ведь шанс, что она оставит мальчика себе, был. Заказчики никак не защищены, потому что по закону в России кто родил, тот имеет на ребенка все права. Но оказалось, что не защищена и суррогатная мать. Генетические родственники боятся, что им не отдадут ребенка, а сурмамы - что они передумают и не заберут дитя. Надежда только на взаимную порядочность. Но бывает всякое.
Как квартирантка Ева стала дочерью
Нина вернулась в Волгоград, приобрела квартиру. Хватило лишь на коммуналку в аварийном доме. Через год ей позвонили из клиники и предложили стать сурмамой еще раз. Однако заказ был необычный. Олег Николаевич К. хотел получить ребенка от своего сына, умершего от тяжелой болезни. Но биологический материал он перед смертью оставить успел.
В клинике случайно выяснилось, что не только Нина согласилась вынашивать ребенка от человека, которого уже нет на свете. Куратор выложила: "У заказчика три сурмамы. Больше того, у него уже есть внучка от суррогатной матери, но ему нужен внук". Олег Николаевич был очень недоволен, что всплыл этот нюанс. Однако объявил: "Неважно, кто появится на свет, я заберу всех детей. Та, что родит внука, получит полтора миллиона, а за девочку - по договору". В контракте было записано 850 тысяч. Почувствовав что-то неладное, Нина начала записывать все разговоры с заказчиком и с куратором на диктофон.
Она обменялась яйцеклетками со второй сурмамой - Катей. Это грубейшее нарушение, сурмама не должна знать донора яйцеклетки. Для третьей женщины будущий дедушка клетки купил на стороне. Отдать новорожденного проще, когда знаешь, что генетически он стопроцентно не твой. Чтобы не привыкнуть к ребенку, сурмамы называют его "квартирант" и никогда "доченька" или "сыночек".
У Нины ребенок прижился, у Кати не получилось, еще одна забеременела двойней. Нина вернулась в Волгоград и ждала родов. Вдруг началась свистопляска, по 2 - 3 раза в неделю ее приглашали в Москву на УЗИ. Ночь переночевала дома - и опять в самолет. Она не могла понять, зачем это нужно. Олег Николаевич объяснил, что ему важно знать, сколько готовить голубых распашонок, а сколько розовых. Наконец выяснилось, что появится девочка. Финансовая поддержка тут же прекратилась. Заказчик перестал отвечать на телефонные звонки. Куратор приказала оставить его в покое и предложила прервать беременность на 30-й неделе, мол, ребенок больной. Врачи утверждали - девочка в полном порядке.
- Когда поняла, что у меня снова начнутся пеленки, билась в истерике, - признается Нина. - Я была не готова поднимать пятого ребенка. Устала. Но на меня надавил муж: "Дал Бог зайку, даст и лужайку".
В июле родилась здоровенькая девочка. Нина неделю приглядывалась к ней и произошло обыкновенное человеческое чудо.
- Покормлю и смотрю на нее. Птичка моя, доченька моя! Бог мой, как я тебя оставлю?
Советы сыпались как из рога изобилия: бросить в роддоме и забыть о ее существовании, не оформлять свидетельство о рождении: нет документа - вроде бы и нет ребенка. Нина записала девочку как свою дочь.
- Мне постоянно предлагают продать Еву то за миллион, то за полтора, - говорит она.
- Но это же не кукла, не собачка, не палка колбасы. Теперь даже если дедушка захочет ее забрать, не получит. Кстати, я узнала, что у третьей сурмамы родилась двойня - мальчик и девочка. Дедушка отказался и от этих детей. Их судьба неизвестна. Слышала, что та мамаша долго не думала - продала двойняшек.
Нина обратилась в суд, чтобы получить деньги, положенные по контракту, неустойку и алименты - 4 млн рублей.
- Я не за деньги бьюсь, было бы лучше, если б дед жилье Еве купил и платил алименты. Думаете, Нинка - простушка неграмотная, не сможет постоять за своих детей? Я не просто живой инкубатор, который можно купить. Скрывать от Евы, что у нее несколько мам, не стану. Подрастет, расскажу, что одна женщина дала яйцеклетку, я родила, а третья в церкви крестила.
Заказчик ребенка на связь не вышел. Парадоксально, родной дедушка отрекся от Евы, а женщина, предоставившая свою яйцеклетку для ее рождения, помогает девочке и одеждой, и деньгами. Постоянно интересуется ее здоровьем и первыми достижениями. Кто-то говорит: "Ну вы и попали, девчата!" А другие: "Повезло Еве с мамами".
Дмитрий Балалыкин, доктор медицинских и исторических наук, зав. кафедрой истории медицины МГМУ им. Сеченева:
- Технологии ЭКО порождают комплекс морально-этических и экономических проблем. Их надо либо решать, либо не допускать, но и понимать: останутся вечные проблемы. Например, самоидентичности ЭКО-дитя, рожденного суррогатной матерью или родной матерью, но при использовании донорской спермы. И здесь есть несколько проблем.
1. Технология ЭКО позволяет вовлечь в процесс зачатия на уровне биологии пять человек: два заказчика, суррогатная мать и два донора. Если ребенок родился таким образом и, несмотря на врачебную тайну и закон, узнал об этом, возникает проблема самоидентичности. Это уже реальные страдания 1% жителей США и 2% Великобритании. Думаю, это общий тренд.
2. Давление генетического груза. Со времени массового внедрения технологий ЭКО прошло 40 лет. Опыт показывает, что негативные последствия в использовании ЭКО есть. Главный минус - генетический груз: дети, которые в принципе не могли бы появиться на свет, потому что невозможно оплодотворение при таких исходных данных, на свет появляются. Они преодолевают естественный барьер. И количество людей с разного рода аберрациями, хромосомными нарушениями возрастает в популяции. Растет нагрузка на человечество в целом. Эти дети вступают в брак, их генетический "хвост нарушений" тянется и передается детям от них.
3. Проблема кровнородственных связей. Она связана с тем, что неизвестно в скольких центрах мужчина сдал свою сперму и сколько заказчиков его выбрали. Тем самым в популяции появляются родственники, не подозревающие об этом. Не исключены случаи их брака. Таким образом технология ЭКО является риском, а современная медицина не располагает такими методами, которые позволили бы исключить все риски.
4. Коммерциализация донорства и технологий ЭКО. В ЕС и США цена вопроса, если говорить о яйцеклетках, от 1500 до 7000 долларов. И цены растут. Их рост связан как с законами бизнеса, коим стали технологии ЭКО, так и с рисками для женщин при гормональной стимуляции. Английские исследователи Хемптон и Джонс, а вслед за ними исследователи российского МГМУ им. Сеченова давно бьют тревогу: донорство почти всегда означает экономическую дискриминацию женщин. Они вынуждены отдавать свои яйцеклетки, чтобы помочь семье или заплатить за учебу, либо обменять яйцеклетку на возможность приобретения жилья или оплаты лечения. Однако закон никак не регулирует данные проблемы.
Более того, в основе многих хронических заболеваний вторичного бесплодия, которое потом приводит к процедуре ЭКО, находится аборт. Кстати, не один для одной женщины. Помимо нравственной экономическая проблема заключается в том, что аборт финансируется из системы ОМС. То есть убийство младенца, равно как и две попытки ЭКО, оплачиваются из бюджета. Убежден, это дискутируемые проблемы. Ведь у нас на детскую вакцинацию или просто полноценное финансирование системы здравоохранения денег нет, а на аборты и ЭКО мы их находим. Это тоже проблема биоэтики и планирования системы здравоохранения.
Я абсолютно уверен, поиск "чудесной таблетки" или технологий, которые всех осчастливят, недостижимая цель. Завышенные ожидания от технологий учат лишь тому, что спасение вне рамок технологий и медицины.
Константин Свитнев, специалист в области юридического сопровождения сурпрограмм:
- Правовое регулирование вспомогательных репродуктивных технологий, к которым относится и суррогатное материнство, у нас оставляет желать лучшего. С одной стороны, закон трактуется таким образом, что сурмама вольна делать с выношенным ею ребенком все, что ей заблагорассудится. Родители - заказчики суррогатной программы всецело зависят от ее прихотей и капризов, фактически являются заложниками в ее руках. Захочет сурмама - оставит ребенка себе, если он ей приглянется. Захочет, вообще прервет беременность - закон и это ей позволяет. Но прерывание беременности в этом случае допустимо только по медицинским показаниям - прямая и явная угроза жизни суррогатной матери или же несовместимые с жизнью патологии плода.
А с другой стороны, закон не защищает и интересы суррогатных матерей. А реальный интерес сурмамы состоит в том, чтобы, выполнив свою работу по вынашиванию чужого ребенка, передать его генетическим родителям и получить установленную договором компенсацию. Сейчас же родители, если у них "изменятся обстоятельства", могут в силу действующей в нашей стране презумпции материнства в любой момент спрятаться за "суррогатной" ширмой - я не я, и лошадь не моя - оставив сурмаму с чужим ребенком на руках и без компенсации, как это и произошло в данном случае. Родители - заказчики суррогатной программы должны по закону быть обязаны принять выношенного суррогатной матерью малыша. Если же они в силу любых причин сделать это отказываются, то они должны быть обязаны по закону выплачивать алименты на содержание своего ребенка вплоть до его совершеннолетия. Мы в ответе за тех, кого получили.
И еще. Если бы выбор пола с целью планирования семьи не был запрещен в России, то подобная ситуация в принципе не могла бы сложиться - дедушка хотел растить и воспитывать внука, а выбрать для переноса эмбрионы определенного пола ему просто не разрешили. Надеюсь, что новая Дума озаботится внесением соответствующих изменений в российское законодательство.
Иеромонах Дмитрий (Першин), эксперт Синодального отдела по делам молодежи, материнства и детства РПЦ, преподаватель Российского государственного медицинского университета:
- Позиция Русской православной церкви относительно ЭКО и суррогатного материнства проста и ясна. У церкви три принципиальных возражения.
1. Уничтожение эмбрионов. Жизнь человеческая священна с момента зачатия.
2. Запрет суррогатного материнства. Оно, как показывает практика, способствует росту сиротства. Детей хотят пожилые или престарелые богатые родители умерших детей. Или пары, ориентированные на карьеру, и потом нередко сдающие детей в интернат или приют. Технология суррогатного материнства позволяет получать "своих" гомосексуальным союзам. И первый, и второй, и третий подходы разрушают традиционную семью.
3. Использование донорских клеток, потому что это участие третьей стороны в таинстве брака. Точно такую же позицию занимает законодательство Италии, которое, нам хотелось бы, стало бы модельным для России. В Италии только семейные пары имеют право на ЭКО, никаких гомосексуальных союзов, никаких матерей-одиночек - законодательный запрет. Используются только половые клетки родителей. Изначально создается не более трех эмбрионов, они все имплантируются женщине. Кроме того, не применяется криоконсервация с последующим возможным убийством эмбрионов. Можно заморозить яйцеклетку, а потом, когда гормональный фон женщины восстановился, разморозить, оплодотворить и имплантировать.
Тем самым ЭКО можно применять цивилизованно в некоем законодательно выработанном коридоре возможностей, в котором эта методика не вызывает принципиальных возражений. Но надо понимать, что она остается высокотехнологичной, то есть не естественной, а значит, влекущей высокую степень ответственности человека за жизнь, которую он дает другому.
Подготовили Владимир Емельяненко и Елена Новоселова
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ".