Волки в овечьей шкуре
Пока идут споры о том, насколько достоверно выведен образ главного героя, которым становится вопреки формальной логике не монаршее лицо, но один из наименее родовитых его подданных, самым интересным вопросом остается актерское видение образов главных героев и режиссерский подход Питера Козмински, куда реже обращающегося к историческим драмам, чем к полудокументальным картинам и детективным сюжетам современности.
По сути дела, "Волчий зал" и стал своеобразным детективным расследованием всем известных событий, произошедших во время царствования наиболее одиозного из английских королей. Зрителя режиссер то и дело заставляет смотреть на происходящее из-за плеча верного слуги монарха, Томаса Кромвеля, который медленно, но верно идет вверх по ступеням государственной лестницы. Зритель словно стоит на месте ангела-хранителя государственного служащего, которое по праву должен занимать кто-то из безвременно ушедших членов его семьи, и имеет меньший обзор, чем кто-либо из участвующих лиц. И это дает ему блаженные доли секунды для того, чтобы додумать и отгадать в визуальном ряде смутно знакомое по страницам из учебника истории.
Все шесть серий первого сезона отсняты в полусумерках - иногда это неверное, колеблющееся мерцание свечей в зале официальных приемов, иногда - естественное освещение сквозь толщу мрачного английского неба, чаще же - преломленные слюдяными стеклами солнечные лучи, словно на ощупь робко проникающие в мрачные покои. Одна из самых простых и добрых сцен с участием Кромвеля - обед в присутствии жены у себя дома, в удивительно контрастных проявлениях светотени в традициях средневековой нидерландской живописи. Таким ясным, понятным и душевным мир Кромвеля больше не будет никогда.
"Что он за человек?", - постоянно вопрошают окружающие. Безраздельная преданность личности умирает в нем с кончиной кардинала Уолси, нежность - с потерей жены и дочерей. Остается лишь внутренняя свобода, воплотившаяся в преданном служении идее и королевскому титулу, но не самой фигуре короля, дабы сохранить трезвость мысли, объективность и - самое главное - эмоциональную невовлеченность. Его внимательный взгляд словно разглядывает в окружающих важные в определенном контексте человеческие признаки, сознательно игнорируя все остальное. Он может быть ценителем красоты и женского ума (Клэр Фойл на редкость обаятельна в роли Анны Болейн), но при определении образа действия неизбежно выберет некий оптимум, приобретающий зловещий характер на момент приведения планов в действие.
Коварен ли он, лжив, расчетлив ли? Увы, Марк Райлэнс, живая легенда английской театральной сцены, не снабжает нас таким ключом, давая вместо простого решения ряд шифров. Его игра настолько проникновенна и выверенна, что при его появлении на экране так и хочется погрузиться в тишину, не отвлекаясь от наблюдения за малейшими изменениями в выражении его лица. Пока что мы видим в большей степени государственного мужа, чем человека-орудие, карающий меч, неусыпные глаза и чуткие уши короля. Самого Генриха, что важно, а не соучастника его преступлений.
Короля Генриха VIII играет нестерпимо яркий своей рыжиной и плутоватый благодаря коронной во всех смыслах улыбке Дэмиэн Льюис, справившийся даже с весьма сложной задачей, заданной ему через века художником Гансом Гольбейном-младшим, автором прижизненных портретов Генриха. На том из них, где архитектор британской Реформации изображен во весь рост, он стоит, широко расставив ноги, будто попирая землю, по которой ступает. Льюисовский Генрих внешне ведет себя точно так же. Однако обладатель столь сомнительной репутации в его прочтении становится вполне человечным - он умеет, когда обстоятельства того требуют, презреть светские условности, прислушаться к мудрому совету. Он - непревзойденный режиссер игры в кошки-мышки, которая непрестанно ведется при дворе. И в какой-то момент он настолько мастерски заводит ее в тупик, что Кромвелю приходится решать вопрос собственной жизни и смерти.
Кромвель выбирает жизнь, жертвуя той, кто неизменно заставлял вибрировать струны его давно умолкшей души. Но делает это, пусть и на расстоянии, настолько гуманно, насколько возможно. В кинематографе не так уж часто можно увидеть сцену несправедливой, но милосердной казни. Та, которая показана в "Волчьем зале", достойна того, чтобы быть вписанной в число таковых. И зрителю хочется - ах, как хочется - простить Кромвеля. Насколько велик будет этот соблазн во втором сезоне, съемки которого - дело решенное, нам только предстоит увидеть.
4.0