Поделиться
У меня было замечательное петербуржское детство с замечательными родителями. Я была единственным, избалованным ребенком. Начало моей жизни было очень счастливым: Петербург, балетная школа... Хотя не думаю, что из меня вышла бы балерина. Природа у меня не балетная.
Мое детство дало трещину 9 декабря 1934 года, когда через неделю после убийства Кирова к нам домой пришли с обыском. Мне было 9 лет, я все очень хорошо помню. Помню, как меня страшно трясло, когда следователи все перерывали у нас в доме.
Мне показалось, что маме велели одеваться, я кинулась к маме, обхватила ее за ноги и кричала, что я ее не отдам. Мой папа был очень крупным экономистом, его забрали в тот же день, объявили "врагом народа" и отправили строить Магнитку. Страна доверяла своим "врагам" такие важные стройки. Через несколько лет папу расстреляли, но мы об этом узнали только спустя много лет.
Муки мученические нашей семьи начались в 1934 году и продолжались до 1952 года, пока маму не выпустили из ссылки. Я за отца хлопотала беспрерывно, каких только писем не писала, в какие кабинеты только не стучалась. Помню, гениальный артист Николай Черкасов помог мне устроить встречу с руководителем советского КГБ Иваном Серовым, которая ничего не дала. Мне Константин Симонов как-то сказал: "Перестань хлопотать, неужели ты не понимаешь, что 10 лет без права переписки - это означает расстрел". Я умом с ним соглашалась, но сердце стучало в другую от ума сторону.
Мама моя, как жена "врага народа", была много лет лишена права жить в крупных городах. Ценой неимоверных усилий ей удалось закрепиться в Куйбышеве, там я и окончила школу. Система иногда давала какие-то сбои, иногда случались в ее черном деле какие-то пробелы. Удивительно, но по мне машина репрессий не прокатилась, родителей моих в муку смолола, а меня не тронула. Я перед самой войной умудрилась поступить в Ленинградский театральный институт. Чудом пропустили, проглядели дочку "врага народа". Единственное, что мне никогда не предлагали, - вступать в комсомол, чему я была страшно рада.
Началась война, я была мобилизована на рытье окопов, меня на несколько дней отпустили из института отвезти маме зимние вещи. Я уехала из Ленинграда 8 сентября 1941 года в товарном вагоне, а на следующий день разбомбили Бадаевские продовольственные склады, и началась блокада.
Во время войны я оказалась в Саранске, в эвакгоспитале, поступила туда почтальоном. Я была самым любимым человеком у раненых, вы не представляете, как они меня ждали с весточками из дома. Осталась в госпитале, участвовала в художественной самодеятельности, на каком-то смотре меня заметили и пригласили в музыкально-драматический театр в Саранске.
Я пришла в музыкальный театр с одним курсом института, вскорости получила вызов в Томск, куда эвакуировался наш театральный институт, и поехала. Но не доехала. В Новосибирске худрук Александринского театра меня отговорил от дальнейшей учебы. Александринка тогда была в эвакуации в Новосибирске, он мне сказал, что я от природы готовая драматическая актриса. Я спорить с ним не стала и осталась в Александринском театре. Так что вы имеете честь общаться с актрисой без профессионального образования.
Знаете, можно познать навыки профессии, но выучиться на артиста нельзя. Чувства играть нельзя, они должны возникнуть во время действия. Надо играть так, чтобы чувства возникли сами. У меня не очень складывалась актерская судьба в Александринке, я мешала дочери режиссера, и он этого не скрывал. Приятель посоветовал мне сходить к Юрию Александровичу Завадскому, в Театр имени Моссовета, сказал, что ему нужна актриса на роль Дездемоны. Вот так я с улицы и пришла к Завадскому, поговорили, вскорости он мне прислал телеграмму. Вот так в сентябре 1947 года я стала актрисой этого театра и больше с ним не расставалась ни на день. Сказала 1947 год и вздрогнула, 70 лет почти прошло. С ума сойти! Нет, не могу смириться с этой цифрой.
Первое впечатление от Театра Моссовета? Из фойе театра вышел красивый человек. Я спрашиваю: "А кто этот мужчина?" - "Ты что не знаешь? Это же Николай Мордвинов!" Тогда он для нас был божеством.
Градус Театра Моссовета? Это, безусловно, остатки интеллигентности. Я за 70 лет не видела здесь особых интриг и подлостей. Да, бывает театр без подлости! Поверьте мне, бывает. Хотя актерская профессия дает большой разбег для зависти, но в нашем театре этого как-то нет.
Даже когда я была молода и хороша собой, то в то время у меня не было никаких сложностей с мужской частью театрального начальства. Я, безмерно довольная своей театральной судьбой, играла очень много, играла классику.
Юрий Александрович Завадский очень любил женщин, меня, к счастью, эта чаша миновала.
На фронте был потрясающий случай, который я помню так, будто он был вчера. Я в составе артистов Саранского театра ездила по фронтам с концертами. Курская дуга, опушка густого леса, мы выступаем на открытом грузовике. Счастливые и на миг забывшие военный ад солдатики сидят на земле, отчаянно нам хлопают и улыбаются. Вечером после концерта был накрыт стол: темнота чернильная, стол освещали плошечки-жировики, в метре от стола не было видно ни зги.
Вдруг ко мне подходит адъютант командира десантного полка и говорит: "Ирина, Леонид Иванович хочет с вами поговорить". Я шаг отступила от стола и оказалась в кромешной тьме. Мне закрывают широкой ладонью рот и передают на руки Леониду Ивановичу. Он, двухметровый медведь, схватил меня как перышко и понес в лес, я пикнуть не могла. Спасло только то, что он споткнулся о корень дерева, упал, а я с диким криком вывалилась из его лапищ. Подбежала к столу, меня всю трясет, кричу: "Домой, домой". Застолье скомкалось, всем все стало понятно и неловко. Мы спешно уехали, попали под жуткую бомбежку, чудом остались живы, ночь ночевали в деревенской хате, спали впокат на сене, которое было расстелено на полу. Вдруг часов в 6 утра легкий стук в окно, встаю, выхожу на крыльцо. Стоит Леонид Иванович,с большущим букетом красных кленовых листьев. Дает мне эту охапку, берет меня за руку и говорит: "Простите, девочка... Война..." Целует мне руку и уезжает.
Прошло больше 70 лет, а я это помню так, как будто это было вчера. (Плачет.)
Почему мы победили? Теперь, когда я иногда стала слышать, что мы на той войне были сбоку припека, то всегда думаю: а что было с моим мужем Михаилом Погоржельским, если бы он это слышал? Он был кавалер ордена Славы, израненный фронтовик. Я это слышать не могу.
Ту войну победил народ и советский солдат, который был голый, босый и вшивый. Враг пришел на нашу Землю. Мы бились за свою хату, за свою улицу и за свою Родину. Победили только благодаря силе духа, других ответов у меня нет. У меня в душе всю жизнь живет протест. В газетах читала одно, как широко и счастливо шагает советский человек, а мою честную маму, которая в жизни никому и никогда не сделала ничего плохого, годами морили в ссылках, не разрешая жить там, где она хотела.
Я никак не могла это сопоставить, написано в газете одно, а в жизни-то совсем другое. И таких мам были миллионы, я тогда о миллионах не догадывалась, но то, что несправедливость была массовой, знала точно. Помню все эти многочисленные общественные истерики, которые назывались тогда "делами врачей" и прочим космополитическим бредом. Я и сейчас той власти не могу простить смерть папы и то, что маму 18 лет терзали ни за что ни про что.
Когда Сталин умер, страна рыдала, а я слезы не проронила. Было какое-то пугающее ощущение неопределенности, что же будет дальше со страной и с нами. Так бывает всегда, когда уходит божество тоталитарного режима. С ужасом вспоминаю годы, которые были у страны, и надеюсь, что они никогда не повторятся. Поверьте, в 1937 году было страшнее, чем на фронте. Страшнее! Я это утверждаю. Потому, когда сейчас начинают нести ерунду о военном времени, меня оторопь берет, мы же еще живы. Ну как можно?
Однажды на книжных развалах Белорусского вокзала я увидела книжку, в которой были якобы анекдоты Фаины Раневской. Я ее взяла и, когда прочитала, заплакала от обиды за Фаину Георгиевну. Там все было враньем: не правда, что она была матерщинницей. Она могла нецензурно сказануть, но очень к месту. И даже мне от нее иногда попадало, но это было все по делу и очень точно. Она была удивительным человеком: очень сложным, безмерно одиноким и очень грустным. Ее дружба с Анной Ахматовой - это дружба двух художников.
Фаина Георгиевна была очень образованна, обожала поэзию, но она была совсем иным человеком, не той какой ее представляют сегодня в бессчетных байках. Для нее самым худшим наказанием было услышать на улице: "Муля, не нервируй меня". Она всегда сокрушенно говорила: "Вот угораздило меня придумать эту фразу!"
Мне посчастливилось играть с ней в трех спектаклях, она была трудная партнерша, могла часто менять текст, импровизировала. Помню, как-то она мне возмущенно сказала: "Ирочка, вы мне не дали реплику!" "Вы же сами мне не сказали нужную реплику", - недоуменно ответила я. Она глубокомысленно посмотрела на меня, но ничего не сказала.
В байках, которые сегодня продаются от ее имени, представлен совершенно другой образ Фаины Георгиевны. Я имела честь бывать у нее в доме, навещала ее, когда она была в больнице. Не имею права сказать, что мы дружили, но у нас были очень теплые и нежные отношения. А как партнерша она была очень сложная.
Мы играли спектакль Назыма Хикмета "Рассказ о Турции", который был ужасающей мутью. Она мне говорит: "Ирочка, приходите ко мне в гримерку, я написала пьесу". Прихожу, она берет в руки школьную тетрадь и начинает читать: "Дело было в сумасшедшем доме. Народная артистка Советского Союза в лифчике, который увешан орденами и медалями, делает в воздухе кульбит и кричит: "Кемиль, отдай мне мое молоко!" "Ирочка, это, правда, лучше, чем у Хикмета?" - на полном серьезе спрашивала она меня.
Раневская была великая притворщица, могла изображать все что угодно, но она совсем не такая, какой ее пытаются изобразить. Ее грусть была от ума, умные люди очень часто бывают грустными. И она никогда не говорила о политике. Никогда!
С Ростиславом Яновичем Пляттом у нее было внутреннее соревнование. Актерское. Спектакль "Дальше тишина", который она играла с Пляттом, - это было самое настоящее потрясение.
Поверьте мне, я больше 70 лет на сцене, но большего успеха, чем этот спектакль, не знаю. В финале были не просто аплодисменты, это был Ниагарский водопад. Люди выскакивали на авансцену, целовали ей руки, плакали, говорили, что они после этого спектакля стали лучше относиться к родителям. Фаине Георгиевне это, конечно, нравилось, но, с другой стороны, она не соглашалась ехать в павильон для съемки спектакля на пленку. Даже не знаю почему. Как только ее ни уговаривали. Скажу, что кино перед ней в долгу, надо было терпеть ее характер и писать сценарии под стать ее актерской мощи и глубины.
С Завадским они ссорились, она на него обижалась, уходила и возвращалась снова. Это были конфликты двух художников, это были обиды и споры иного класса и иных ступеней, чем у обывателей. У меня хранится несколько писем от Фаины Георгиевны. Как-то раз я прислала ей в больницу ее любимые цикломены, она была очень тронута и написала мне письмо, я его храню.
"Ирочка, мне влили какое-то лекарство, и у меня такое ощущение, что я заняла голову у какой-то старой идиотки, я ничего не соображаю". Кстати, потом она эту фразу стала говорить в спектакле.
Любовь Петровна Орлова? Я была от нее гораздо дальше, чем от Фаины Георгиевны. Она была настоящая звезда. Киношная, обаятельная, с бездной очарования. В актерском плане в театре ее нельзя ставить на одну ступеньку с Раневской или Верой Марецкой. Те были громадные актрисы, а она звезда.
Сегодня про их брак с Григорием Александровым пишут всякие гадости, что у них не было семьи, что там цвела чуть не однополая любовь. Я этого ничего не знаю. Но знаю, что на гастролях они всегда жили в разных гостиничных номерах, друг к другу при посторонних обращались исключительно по имени и отчеству. Нормально это или ненормально, не мне судить. Но Любовь Петровна относилась к Александрову с громадным пиететом, еще она никогда не вмешивалась в жизнь театра. Он была отдельной величиной. Ее популярность была просто невероятной, на гастролях с ней нельзя было шага спокойно пройти. Не было ни одного человека, который бы на нее не обратил внимания. Ни единого. Любовь Петровна дружила с Раневской, и Фаина Георгиевна ей сама отдала роль Сэвидж в спектакле "Странная миссис Сэвидж". Они никогда не ссорились, как сегодня об этом пытаются говорить. Орлова очень хорошо играла эту роль. Ее природное очарование и невероятная женственность очень хорошо упали на образ Сэвидж.
Валентина Серова? Моя Валя Серова замечательная, обворожительная женщина, которая безумно нравилась мужчинам. Прелестная актриса, очаровательная в компании, все это было до той поры, пока алкоголь не сделал свое страшное дело. Водка в конечном итоге ее и погубила. А кто в этом виноват? Не мне судить. То ли Симонов, который привозил ей все это ящиками, то ли еще кто-то или что-то. Мне трудно сказать. Симонов очень приветствовал нашу с ней дружбу. Он знал, что я совершенно равнодушна к спиртному. Но и это не помогло. Валя ни одной секунды не верила в то, что Симонов от нее уйдет, а он взял и ушел. Это окончательно выбило почву из-под ее ног.
Валя трезвая - это был один человек. Прекрасная, поющая с гитарой, веселая и безмерно обаятельная. Валя пьяная была другим человеком. Страшным! Подробности вспоминать больно. Понимаете, вспоминать больно, не то что говорить. Была одна мразь, жена одного актера, которая ей подливала. Подливала в стакан водку, а в уши яд. Валя считала меня предательницей только за то, что я не смогла дальше терпеть ее пьянки. Последние годы, ее черные годы, мы не общались.
Ия Саввина? Очень сложный человек. Она просто безмерного дарования. Таланта актерского и журналистского. Ия же была выпускницей журфака, писала очень хорошо. Она была невероятно широкой души человек, но могла быть и очень резкой. В первую очередь она была очень трудной для самой себя.
Я озвучила более 300 ролей в кино, мне не жалко было голос дарить. В том виде, в котором было озвучивание тогда, было не жалко. А вот сейчас бы не смогла. Сегодняшнее озвучивание не имеет ничего общего с искусством. Тогда это было искусство, и меня гордость берет за то время.
Пример из сегодняшнего времени. Мне позвонили со студии: "Ирина Павловна, к вам большая просьба. Вышел фильм "Наследницы" с Лидией Николаевной Смирновой, она не может озвучить, выручайте". Я спрашиваю: "А Лидия Николаевна знает, что я буду ее озвучивать?" "Да", - отвечают. Я приехала, а мне говорят: "Вы будете работать стоя или сидя?" Я не поняла, говорю: как можно сидя? И где партнеры? Мне удивленно отвечают: "Какие партнеры?" Оказалось, я должна смотреть в телевизор и читать текст по бумажке. Для меня это был шок.
В золотое время нас на озвучивание пробовали так же, как исполнителей ролей. Мы стояли у микрофонов и голосами играли роль. Я очень любила эту работу.
Я очень люблю природу. Обожаю и понимаю лес. В степи мне пустынно и грустно. Живопись люблю, понимаю ее только эмоционально, музыку люблю.
Счастлива ли я? Почему я должна себя чувствовать несчастной?! У меня замечательные друзья - это счастье. Вспомнила, что на похоронах Любови Петровны Орловой было очень мало стульев для родных и близких. Зачем жить без друзей? Меня Бог наградил друзьями и отношением ко мне людей. Я за это благодарна Богу.
Больше всего на свете я боялась одиночества, я человек безмерно общественный. Но получилось так, что осталась одна. Муж умер. Сын с семьей уже много лет живет в Германии. Он уже никогда не приедет жить сюда, а я никогда не смогу жить там. Мой внук, увы, по ментальности немец.
Трудно ли стареть красивым женщинам? Трудно, хотя черт его знает... Понимаю, что жизнь уходит. Никогда не завидую молодости. Я любуюсь молодостью. Люблю быть рядом с молодостью.
Бог? Как без Бога может появиться такая удивительная жизнь с цветами, листьями и радугой. Что-то есть, вернее, кто-то. Счастливы те, кто верят безоглядно. Думаю, что я с мамочкой в раю не встречусь. Я грешница. Есть грехи, есть...
Стараюсь о возрасте не вспоминать. 94 года - это круто.
Причина моего долголетия? Отсутствие зависти. Никогда никаких диет, рюмку могла выпить и сегодня могу. Запросто. Никогда никаких ограничений и зарядок. Мой главный недостаток - лень. А так я очень жизненный человек.
Справка "РГ"
Ирина Карташева родилась в 1922 году, сыграла десятки ролей в театре и в кино, среди которых картины "Живой труп", "Фома Опискин", "Ефросинья". Она озвучила 300 фильмов и мультфильмов. Народная артистка России.