Поделиться
Автор идеи проекта директор Гослитмузея Дмитрий Бак уверен: до посещения экспозиции и после знакомства с ней история русской литературы XX века в глазах и умах посетителей будет выглядеть иначе. "Нам важны не формальные показатели - количество экспонатов или габариты выставочного пространства, - уверяет Дмитрий Петрович. - Самое главное - соответствие концепции выставки основной миссии нашего музея, степень ее уникальности. ГЛМ отличается от нескольких сотен литературных музеев нашей страны тем, что благодаря своим масштабным коллекциям, мы способны делать выставки-исследования, не просто фиксирующие наличное положение вещей в литературе и культуре, а ставящие новые вопросы и, по мере сил, предлагающие ответы на них". Спорить и задавать вопросы на этой экспозиции хочется на каждом повороте.
Стильный (художник проекта Анна Колейчук), современный и интерактивный "Квартирный вопрос" и правда не перенасыщен экспонатами. Это литературный лабиринт, по которому хочется бродить и размышлять. Лабиринт камерный, но плотно напичканный смысловыми деталями, за которые то и дело цепляешься, а значит, задумываешься, вчитываешься и всматриваешься. И даже вслушиваешься: снимешь трубку телефона - разговор Давида Бурлюка с Лилей Брик подслушаешь. И все - попался, ты уже не в Москве XXI века.
Но вернемся в начало экспозиции, кураторами которой стали Анна Рудник и Эрнест Орлов. Она охватывает период с 1920-х до 1970-х годов. Все начинается с вешалки. Вешалки в прихожей наркома просвещения Анатолия Луначарского. Через метафору жилища организаторы попытались подчеркнуть не различия писателей того периода, а их сходства. Показать не только тех, кто был на слуху и навсегда вписал себя в истории русской литературы XX века, но и тех, кого, увидев на фотографии, мы вряд ли узнаем в лицо. Все эти судьбы настолько противоположенные, но и настолько же переплетены между собой, что только вместе они и есть русская литература XX века.
Из прихожей Луначарского мы попадаем на бурную встречу писателей у Максима Горького в 1932 году - перед нами картина "Ответственность на вас", на которой можно узнать Федора Гладкова, Алексея Толстого, Михаила Пришвина, Валентина Катаева, Самуила Маршака, Корнея Чуковского и др. Аплодисменты здесь не смолкают. Но стоит сделать шаг, как мы уже в коморке, которую разделили Марина Цветаева - здесь ее корзиночка, с которой она приехала из эмиграции, - и Осип Мандельштам, где разбросаны после обыска его рукописи на полу. Еще шаг - уголок кухни Анны Ахматовой, где на бельевой веревке, схваченное прищепкой, болтается стихотворение "От тебя я сердце скрыла", и стоит ее чемоданчик, с которым не расставалась. Дальше нам распахиваются двери в хоромы по сравнению с предыдущей комнатой - последнюю квартиру Алексея Толстого, помимо прочего, здесь три письма - 43 и 44 годов, на обрывках блокнота депутата верховного совета СССР. В одном из них он просит у Ботанического сада несколько кустов роз, которые ему необходимы для приусадебного участка, в другом - просит починить его автомобиль. Но наряду с просьбами он заступается за краснодеревщика, который реставрирует его мебель и некоторых других людей.
"Важное понятие этой выставки - двойственность, двоякость, - подчеркивает Эрнест Орлов. - Это относится и к персоналиям выставки - Горький, Фадеев, Твардовский, Симонов или Мандельштам и Платонов. Двоякость, как внутренняя, человеческая, так и ситуаций, в которых они оказались. На это можно посмотреть с разных точек зрения. Что мы и попытались сделать".
Из комнаты Толстого мы попадаем к Булгакову, где тут же упираемся в писательский стол. Здесь практически все говорит о попытке вырваться из ситуации непечатанья, попытки уйти в театр. Рядом - небольшое пространство Андрея Платонова, здесь многие рукописи - "Котлован", "Епифанские шлюзы" - словно бы прячутся "в стол". Напротив - стол Фадеева, на котором сплошь письма и просьбы… Дальше мы "выходим" на улицу с военными плакатами, где транслируется хроника разрушения храмов, лагерной жизни, мелькают обрывки статей из газет 30-х годов, можно изучить и список писателей СССР, которых призвали на войну, их адреса. Отсюда попадаем в редакцию "Нового мира", в кабинет редактора Твардовского, который дал возможность многим произведениям встретиться с читателями. Проходя мимо домашней библиотеки, авторов самиздата и тамиздата, работ Солженицына, "всей жизни, отображенной в одном чемоданчике" Виктора Некрасова, подглядывая его шаржи и рисунки, мы попадаем в кабинет Константина Симонова, человека, вернувшего многих писателей читателям, замолвившего слово за воссоздание выставки Маяковского "20 лет работы", небольшой кусочек которой представлен и здесь.
"Не ждите от этой выставки разговора о литературе советского периода, - предупреждает Анна Рудник. - Конечно, это не совсем так. Это фрагменты, отчасти лего. Выбраны те имена, которые нам показались важными по причине того, что все эти писатели существовали в едином пространстве временном и бытовом. Кто-то был явлен читателю, а кто-то работал в стол. И нам хотелось показать, как включался механизм несвободы. Как некоторые играли по правилам игры, а кто-то остался верен своему внутреннему чутью. У каждого была своя личная жизнь, но была и общая жизнь - литературная".
Эта выставка не дает ответов в лоб: было так-то и так-то. Намеками и полутонами она предлагает разобраться (или попытаться) в истории русской литературы XX века посетителю самому. Подумать, так ли однозначны, как трактуют некоторые, были те или иные литераторы и общественные деятели.
Бродить по лабиринтам "Квартирного вопроса" приятнее всего в компании кураторов - это гораздо информативнее и познавательнее. Первые кураторские показы намечены на 25 и 26 ноября.
"Квартира тиха, как бумага,// Пустая, без всяких затей, //И слышно, как булькает влага// По трубам внутри батарей…", - писал Мандельштам. Коммунальная писательская квартира в Трубниках не тиха, все там стремится рассказать о прошлом. О чем-то шепотом, о чем-то во весь голос.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ"