Елена Станковская: Пережитое горе может углублять и нас, и наши отношения

У кого-то кто-то умер. Или не у кого-то (хотя все равно у кого-то), а "мы все осиротели", если это, допустим, известный артист. Надо что-что сказать и сделать по этому поводу, но что и как? Неизменное "держись", сопровождаемое крепким стискиванием за плечи, "держаться" мало помогает. Ободряющие слова звучат фальшиво. Казенная скорбь некрологов никого не трогает. По всем признакам у нас нет культуры выхода из трагических положений, одоления несчастий, проживания траура. Мы не умеем горевать? Обсудим тему с кандидатом психологических наук, доцентом Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" Еленой Станковской.

Горе - это интимный процесс, и он у людей протекает по-разному

Какие слова вы стараетесь подбирать, когда надо выразить сочувствие, утешить, поддержать человека в его горе?

Елена Станковская: Обычно я говорю, что происшедшее действительно очень печально, мне жаль, что это случилось. Дальнейшие слова зависят от того, какие у меня отношения с человеком. Иногда я спрашиваю: как ты себя чувствуешь, могу ли я чем-то тебе помочь? Бывает, задаю вопрос: что для тебя сейчас самое тяжелое? И человек начинает рассказывать, что именно с ним сейчас происходит. Утрата всегда очень конкретна и индивидуальна. Подчас у человека умирает близкий родственник, но это не переживается как серьезная утрата, а случается и наоборот: уход из жизни, например, любимого артиста вызывает душевное потрясение.

В том, как выражается соболезнование, тоже нужна мера?

Елена Станковская: Да. Громогласные причитания, преувеличенная скорбь нередко выглядят фальшиво. Соболезнования должны быть соразмерны человеку и его переживанию. Если утешающий находится в большей истерике, нежели тот, кто нуждается в утешении, то это производит странное впечатление, а главное - отвлекает объятого горем человека от его чувств и переживаний. В таких случаях сдержанность более уместна. Я обычно "нормирую" любые переживания горя. То есть своим клиентам рассказываю, что горе - это интимный процесс, и он у людей протекает по-разному. Например, встречаются люди, которые, теряя родителей, переживают это как облегчение. Потому что отношения с этими родителями были невыносимыми. Беседуя такими людьми в момент утраты, я говорю им, что чувство облегчения, освобождения, которое они сейчас испытывают, - нормальное, естественное чувство, и не надо его стесняться. Если отношения были запредельно мучительны, а перспектива пугающей, то чего уж тут убиваться. У одной моей клиентки отец страшно пил, и она боялась, что однажды он сляжет и станет для нее тяжелой обузой. И когда отец внезапно скончался, то значительная доля переживаний моей клиентки могла быть названа словом "облегчение". Родственники называли ее бесчувственной. Но облегчение здесь очень понятное чувство. Оно адекватно тем отношениям, которые у этой женщины были с отцом при его жизни. И мое соболезнование ей выражалось примерно такими словами: "Мне жаль, что твой отец умер, и мне жаль, что у вас были такие отношения с ним. Тем не менее я понимаю, что ты сейчас переживаешь облегчение, и могу разделить это чувство с тобой". Обвинять такого человека в бесчувствии, чем сладострастно занимаются родственники и соседи, - это ханжество и лицемерие.

Слезами горю поможешь

Считается, что человека, переживающего утрату, нужно обязательно отвлечь от горьких чувств и мыслей, переключить на что-то позитивное. Мальчик потерял родителей, его сдали в приют, директриса говорит: "Не горюй, завтра пойдем с тобой цирк, там акробаты и клоуны, тебе понравится".

Елена Станковская: Это абсурд, дикость. Обычно родственники боятся, что ребенок может не выдержать непосильной для детской психики эмоциональной нагрузки и поэтому, мол, нужно его "отвлечь", "переключить", придумать какое-то защитное поведение. С одной стороны - да, постоянно находиться в горе тяжело, надо как-то выкарабкиваться из него. С другой - не стоит доходить до абсурда в способах "отвлечения" и "переключения". Здесь нет универсальной, единственно правильной траектории поведения. Правильная траектория выстраивается из конкретных переживаний конкретного человека. Ребенок плачет, ребенку плохо, надо что-то ему предложить, но так, чтобы его действия, особенно на первых порах, не заслоняли от чувств, а помогали их выдерживать, давали энергию для переработки тяжелых эмоций.

Мне кажется, у нас нет культуры переживания горя. Ослепшему от слез человеку говорят, стиснув его за плечи: "Держись, не плачь!". Но почему не дать волю слезам? Почему не погрузиться в отчаяние? Почему, черт возьми, надо "держаться", когда наша традиция переживания утраты как раз в том веками и состояла, чтобы дать человеку максимально "расстроиться", чему помогали профессиональные плакальщицы и незыблемый ритуал?

Елена Станковская: Абсолютно с вами согласна, не надо мешать человеку, которого постигло несчастье, плакать в полный голос. Невыплаканное горе, неоплаканная утрата могут потом привести к депрессии. Говоря научным языком, проживание горя заключается в том, чтобы обработать утрату каких-то ценностей и прийти к новым отношениям с этими ценностями. Один из моих учителей в области психологии приводит такой образ: когда происходит утрата, у нас образуется "бочка" слез по этому поводу. Слезы - наш способ пережить разрыв связи с некой ценностью и какое-то время оставаться соединенным с ней. Вы можете отплакать быстро, и тогда "бочка" опорожнится и перестанет вас отягощать. Вы можете плакать "по чуть-чуть" и тогда какое-то время будете с этой "бочкой" ходить. Вы можете вообще не плакать, но тогда к этой "бочке" вы будете прикованы, вам придется тягать ее.

Пережить горе - это выстроить свои отношения с упомянутой "бочкой"?

Елена Станковская: Это выстроить новые отношения с тем, что мы утратили. Утрата - не финальная точка отношений с тем, что нам дорого. Если говорить про смерть, радикальную форму утраты, то это значит, что я не могу физически прийти к этому человеку, не могу потрогать его, не могу услышать его голос вживую. Но это не значит, что мои отношения с ним закончились. Прежняя форма отношений - да, она завершилась. Задача горя - найти новую форму для этих отношений. В психотерапии есть две метафоры по поводу того, что значит правильно горевать. Одна метафора - сказать "прощай". Она была популярна долгое время, когда психотерапевты побуждали своих клиентов попрощаться с ушедшим, осознать, что отношения закончились, и жить себе дальше. Но в большинстве случаев это не работает. А для случаев осложненного переживания горя эта стратегия совсем плоха. В 90-х годах Майкл Вайт, австралийский нарративный психолог-практик, написал статью "Снова сказать "здравствуй". Его идея о правильном сопровождении людей в процессе горевания заключается в том, что не надо побуждать их говорить ушедшему "прощай", наоборот, следует снова сказать ему "здравствуй" и таким образом открыть новую форму отношений с ним. С одной клиенткой мы обсуждали уход ее отца. Она очень тяжело его переживала. И мы стали размышлять, какую жизнь отец хотел бы для нее, как бы порадовался ее нынешним успехам и достижениям. Вот это и означает снова сказать "здравствуй".

Но горе - это не обязательно потеря близкого человека. Можно потерять здоровье, работу, деньги, да мало ли событий, переживаемых как большое несчастье.

Елена Станковская: Да, феноменология утраты гораздо шире, чем смерть. Утраты происходят постоянно. А горе - это процесс переживания утраты. Здесь я обычно опираюсь на несколько вопросов. Я всегда исследую, что, собственно, человек утратил. Потому что любую потерю нужно оплакать соразмерно тому, насколько эта потеря весома.

И что изменится от того, что потеря будет оплакана? Сказано ведь: "Слезами горю не поможешь".

Елена Станковская: Это расхожее заблуждение. Слезы именно что помогают. Они помогают человеку выразить свои чувства, освобождают от загнанных внутрь негативных эмоций, облегчают душевную боль. Одна из моих задач как психотерапевта - помочь человеку повернуться к своей боли, обнять ее. Когда приходят слезы, у боли появляется дно. Плакать можно и нужно. Слезами горю поможешь.

Подчас страдание так велико, что человеку не хочется ни пить, ни есть

От горя надо защищаться?

Елена Станковская: В горе надо себя поддерживать. Потому что горе - энергоемкий процесс. Подчас страдание так велико, что человеку не хочется ни пить, ни есть - все силы уходят на переживание. Я задаю клиентам простые вопросы. Едят ли они? Как у них со сном? Что для них сейчас было бы хорошо - побыть одному или находиться в окружении людей? И еще всегда стараюсь выяснить, что означает для человека та или иная утрата. Допустим, человек потерял работу. Первый вопрос: что именно ты потерял, потеряв работу? Ты потерял амбиции и самоуважение? Или ты потерял дело, в которое инвестировал средства и десять лет своей жизни? Или ты потерял доверие своей семьи, которая на тебя рассчитывала и которую ты подвел? От ответа на эти вопросы зависит, чем и как можно помочь человеку в его несчастье.

Почему у нас принято стесняться своего горя, даже стыдиться его?

Елена Станковская: Это действительно так. И это приводит, как правило, к самоизоляции человека, тем самым затрудняя переживание горя. А одна из причин тому - социальная установка на благополучие и преодоление всяческих невзгод. Весь наш двадцатый век прошел в бедах, несчастьях, утратах и призывах, что бы там ни случилось, "стойко пережить" и "гордо вынести". Отсюда всегдашнее стремление не подавать виду, что тебе плохо. Отсюда неиссякаемая популярность глаголов "крепись", "держись", "не унывай".

Что такое культура горя и как она формируется?

Елена Станковская: Ее формирует традиция. И во многом - религия. Культура горя - это совокупность определенных идей и социальных практик, которые задают человеку некую модель переживания. Тема утраты и тем более смерти - это настолько важная сфера человеческого бытия, что, конечно, культура здесь выработала четкие каноны и ритуалы. Ведь что такое ритуал? Это способ сопроводить человека в его переживании. Похороны, поминки, сорок дней, годовщина - это все совокупная культура горя.

Вот я как раз о том, что эта культура утрачена. Мы впадаем в растерянность при сообщении о горе, постигшем ближнего, - не знаем, что сказать и что сделать. Прощание с умершим длится пятнадцать минут, строго отмеренных процедурой, а потом все стараются поскорее выпить, и поминки нередко кончаются дракой. Не оттого ли все это, что в СССР, "стране счастливых людей", горе было фактически под запретом, и сегодня мы не умеем ни по-человечески выразить соболезнование, ни достойно проститься.

Елена Станковская: К сожалению, это так. Зато мы хорошо умеем стыдить кого-то за "недостаточное проявление чувств" или, наоборот, обвинять в "выставлении чувств напоказ" - таковое обвинение обычно раздается в адрес европейцев, сотни тысяч которых выходят на центральные улицы, чтобы проститься с жертвами террора. Но мало-помалу мы тоже начинаем сообща переживать траур. Это очень важно - когда тысячи людей собираются вместе, зажигают свечи, таким способом выражая свое несогласие с тем, что у кого-то была варварски отобрана жизнь.

Горе людей сплачивает или разобщает?

Елена Станковская: Бывает и так, и так.

Разделенное горе - это полгоря?

Елена Станковская: Да. Разделенное горе - это встреча и с самим собой, горюющим, и с сопереживающим тебе человеком.

Горе делает душу богаче или опустошает ее?

Елена Станковская: Я бы сказала, что пережитое горе может углублять и нас самих, и наши отношения с другими людьми. Оно может создавать более точную систему ценностей и приоритетов. Наконец оно может быть практикой, помогающей нам проявлять сострадание к ближнему в тяжелую для него минуту и дающей нам право надеяться, что в такую же минуту сострадание будет проявлено и к нам.

Визитная карточка

Елена Станковская, кандидат психологических наук, доцент НИУ ВШЭ.

Преподает на магистерской программе "Консультативная психология. Персонология". В 2007 году окончила специалитет по клинической психологии МГУ им. Ломоносова. Более 10 лет проходит профессиональную переподготовку в области экзистенциального анализа А. Лэнгле, а также осваивает современный транзактный анализ, параллельно знакомясь с другими направлениями психотерапии. Психолог-консультант. Психотерапию рассматривает как практику, помогающую людям воспринимать происходящее и действовать от "первого лица". Источник вдохновения в профессии находит в диалогах с клиентами и коллегами. Свою задачу как психолог формулирует так: "Помочь людям жить в согласии с собой".