Ольга Остроумова: Я никогда не считала себя красивой

Читать училась на кладбище

Понимаете, жизненное тепло идет из детства. Оренбургский городок Бугуруслан, райцентр. Дивные вечерние чаепития на веранде у моего дедушки, на которые собирались все его дети и внуки. Именно на этих чаепитиях я начинала понимать, какое это бесконечно теплое и родное понятие - семья. Дедушка у меня был священник, глубокий и добрый человек.

Мы любили бегать на старое кладбище, там я и читать училась. Разбирали полные тайны буквы на надгробиях, страха никакого не было, погост был весь заросшим сиренью, и весной там было особенно красиво. Мы через кладбище бегали в церковь. Мой дедушка служил в деревне Алексеевка, там мои родители и познакомились. Там была банька по-черному и запах лопухов, который я и по сей день помню. Прикрою глаза и пахнет... Запах детства: это когда пахнет сырой землей и лопухами.

Став артисткой, я никогда не ездила выступать в киноконцертах, только однажды поехала от бюро кинопропаганды и только потому, что мы должны были выступать в Бугуруслане и моей Алексеевке. И вот я сижу важная на крошечной сцене алексеевского клуба, чего-то там рассказываю. И вдруг слышу, одна бабуля из маминых ровесниц говорит мне: "Дочка, скажи, а артистка-то когда будет выступать?". Я для них так и осталась Олей, которая дочка Наташи.

Курение - единственный недостаток

Я в 10-м классе стала ходить в народный театр при клубе железнодорожников. Никто особо про это не знал, ходила и все. Ну и после окончания школы у меня не было иного пути, как ехать в Москву и учиться на артистку. Мои родители - совершенно нелегкомысленные люди, много чего в жизни пережившие. Они отпустили меня с легким сердцем, мама напекла в дорогу пирожков. Была полная уверенность, что девочку в Москве никто не обидит. Я срезалась на предварительном туре, знаете, я не плакса по жизни, но здесь разревелась. Забилась под лестницу и горько плакала. Помню, мальчишеский голос сказал мне гениальную для актрисы фразу: "Иди на первый тур, ты думаешь, они тебя запомнили?" Я пошла на первый тур и... поступила!

Потом узнала, что меня не сразу приняли из-за слишком высокого голоса. Я-то и курить начала с тех пор, чтобы голос стал ниже. Нет, курить не хочу бросать, это мой единственный недостаток. (Улыбается.)

Я весь первый курс пряталась за чужие спины и робела страшно. Да что там первый курс, я на съемках "Гаража" не знала, куда деться от одного вида Валентина Гафта или Ии Саввиной.

У меня и сегодня это есть - быть незаметной, уйти на второй план. И сейчас часто мелькает мысль - "откуда они меня знают?", когда слышу на улице "здрасьте" от незнакомых людей. Понимаете, мой первый очень заметный фильм "Доживем до понедельника" никак не повлиял на мою жизнь, я спокойно ездила в троллейбусе и на метро. Не понимаю коллег, когда они говорят, что наутро проснулись знаменитыми.

Я никогда в жизни не крашусь, не люблю косметику. Мне этого хватает в театре и в кино. Мой первый муж мое лицо называл "лепешкой", я на него за это не в обиде. У актрисы должна быть "лепешка", с которой можно выходить к зрителю в образе королевы или крестьянки.

Не считала себя красивой

Успех картины "А зори здесь тихие"? (Думает.) В первую очередь это гениальный материал писателя Бориса Васильева и блистательный талант режиссера Станислава Иосифовича Ростоцкого. В этом случае все сошлось. Ростоцкий же так и ушел недооцененным. Нет, мы его любили, но... я, например, легче о нем думала.

Мне никогда не трудно было выстраивать с режиссерами дружеские отношения. Хотя часто слышу, что красивым женщинам в искусстве, которым рулят мужики, трудно существовать. Во-первых, я никогда не считала себя красивой. И когда слышала восторженные возгласы в свой адрес, то никогда не относилась к ним серьезно. Внутрь меня эти комплименты не проникали.

Когда я снималась в картине "Доживем до понедельника", мне было 20 лет. А Ростоцкому уже за 40. Он однажды подходит ко мне и говорит: "Оль, а что бы вы мне ответили, если бы я вам сказал, что вы мне нравитесь?" Я была наивная до глупости, отвечаю: "Станислав Иосифович, наверное, я могу понравиться". Он дожимает: "А если скажу, что я вас люблю?" - "Ну, вы можете меня любить, как папа", - на одном дыхании выпалила я. Он рассмеялся во весь голос. С того мига у нас были с ним просто чудные отношения. Его жена меня очень любила. Помню, он вывез нас на фестиваль в Венецию и сиял как медный самовар от радости, что он нас, молодняк, вывез в Венецию. Я сама такая, больше люблю дарить. Подарок же характеризует того, кто дарит.

Я всегда говорю, не путайте нас с теми героинями-зенитчицами, которые гибли в войну и тонули в болотах. Мы - актрисы, которые смогли показать их подвиг. Все!

Герой - Ростоцкий, он воевал. И у него ноги не было. Кстати, я об этом узнала только на съемках "Зорь". Вот еще штрих мужского благородства. Он вразвалочку ходил с полным лицом счастья. И только случайно мы узнали, что к нему вечерами приезжала "неотложка" и ему делали новокаиновые блокады в культю, которую он растирал до крови.

"Зори" я редко когда смотрю, мне очень хотелось, чтобы фильм был без цветных вставок. Целиком черно-белым. Пыталась спорить с режиссером. Он на меня так мудро смотрел и говорил: "Не пропустят иначе".

Эльдар Рязанов? Замечательный, чудесный режиссер. Но не мой, и я не его артистка. "Гараж" не в счет. И послевкусия у меня никакого нет от работы с Рязановым, в его картину попала совершенно случайно. И роль та не моя, и вся атмосфера фильма не моя. Просто я как артистка сделала все, что он от меня хотел - и не более.

Я не чувствую зла

Счастье, что папа с мамой наградили меня характером, который не чувствует зло. Я прекрасно понимаю, что, приходя в театр, я занимаю чью-то нишу и что мне не все рады.

В театре Моссовета я начинала с главной роли Анфисы в спектакле "Вдовий пароход". Долго обсуждали, дать ли мне роль. А роль была трагическая. Кто-то говорит: "Ну что Остроумова, она вся такая положительная, лауреат Госпремии, все у нее в жизни хорошо. Нет, она не покажет этот трагизм. Ей его взять неоткуда". И вдруг - голос: "Да, все так, но у нее муж еврей". (Хохочет.) И мне дали эту роль. Не, наша страна - гениальная, только в ней такое может быть!

После премьеры собрали худсовет, и спектакль расчистили в пух и прах. Георгий Степанович Жженов говорил, что это жуткая чернуха против советских женщин.

Спустя несколько дней на вахте театра мне отдают письмо, на конверте написана моя фамилия. Открываю и содрогаюсь. Жуткая, грязная анонимка. Более мерзких слов, чем те, которые были написаны на том листке, я в жизни не слышала. Прочитала и помню первое чувство, которое у меня возникло, мне стало искренне жаль того человека, который потратил битый час, изрыгая из себя эту грязь. Чего добиваются анонимы? Нашей реакции! Наших истерик и оправданий. Я скомкала эту писульку, выбросила и пошла работать дальше. Эта анонимка не поколебала моих мнений и сомнений в себе и в роли. Потом пришла еще одна анонимка, в том же конверте с тем же почерком. Я даже почти не сомневаюсь, кто это писал.

Эта артистка меня сейчас поздравляет с премьерами и днями рождения.

Хотя простить порой очень трудно. Понимаешь, что простить - это высоко и совершенно. А сердце часто с этим не соглашается. Просто есть какие-то принципиальные вещи, через которые переступить не могу. Одному очень известному режиссеру я отказала как актриса, сказала: извините, у меня спектакль, я не могу у вас сниматься. В ответ была буря негодований. Но есть такое понятие, как "не мой человек". Если не мой, то я всегда его обойду стороной. Стороной всегда обойду лжеца, конформиста, неискреннего.

А потом вулкан

Как-то я сказала одному из своих детей: "Я тебя, конечно, люблю, но ты не нравишься мне как человек". Мои дети считают меня резкой, рубящей с плеча. Я из породы тех русских женщин, которые терпят, терпят, а потом вулкан.

Могу отношения разрушить до конца. Я же ушла от своего мужа, режиссера Михаила Левитина. С двумя детьми в никуда ушла. Это было очень непростое решение. На дворе стояли 90-е годы, он режиссер и писатель, который зарабатывает деньги. А я актриса, которую редко зовут сниматься в кино. Какое тогда было кино? У меня в кошельке было 50 рублей. Долго думала, но решилась.

Когда уходила, сыну было 9 лет, помню, как я ему говорила: "Когда мы с папой встретились, мы друг друга не знали, потом познакомились, стали жить вместе, родились вы с Оленькой, но мы разные люди, и у нас не получилось. Но это твой папа, навсегда твой". Моя беда и вина, если так можно сказать, в том, что я слишком доверилась Левитину. И когда поняла, что меня за спиной обманывают, то у меня все разбилось вдребезги. А когда все внутри разбивается, то остается одно - жить как робот. А мне хотелось дожить до смерти человеком. И я ушла. Сын сильно страдал. Потом, спустя годы, Миша как-то выплеснул мне: "Ты даже не представляешь, как мне было тяжело!" Ребенок жил с большой драмой в душе.

Гафт - это трудное счастье

Трудное ли счастье жить под одной крышей с Валентином Гафтом? Трудное! Временами счастье, временами с разными вкраплениями. Но тоже счастье. Валентин замечательный человек, но он невозможный эгоцентрик. Есть только одна верная точка зрения - это его мнение. При этом он добрый и совсем не жадный человек, готовый дать денег, вернее, откупиться, чтобы ничего не знать. На и иди!

Его однажды спросили: "А что вы делаете дома?" Гафт ответил честно: "Ничего, у меня все сделано". - "Вы можете вкрутить лампочку?" - не унимался журналист. - "Могу, но она взорвется", - ответил Валя.

Он ничего не делает по дому. Но зарабатывает деньги. А это далеко не всем мужчинам по плечу. Потому живем в балансе, все нормально. Женщине же всегда чего-то не хватает.

Я все время строю, перестраиваю, тяну вечные ремонты. Иногда остановлюсь, подумаю, а почему все это должна делать я? Подумаю, и дальше делаю и живу. Меня как-то спросили, а как у вас распределяются обязанности по дому? "Он артист, а я все остальное", - ответила я.

Талант тоже заканчивается

Я иногда про себя думаю, а что если я весь свой талант, который дал мне Господь, уже израсходовала? Ну может же такое быть? Может, конечно! А может, просто наступила "усталость металла", так и у меня наступила такая пора. Не знаю. Хотя мне одна моя 88-летняя подруга говорит: "Оля, если бы тебе сейчас хорошего режиссера и хорошую роль, и вы бы забыли про все свои сомнения". И она права!

Я очень люблю быть одна. Помолчать - это же настоящее счастье. Вот я вам сколько наговорила про свою жизнь, сейчас замолчу на неделю. Болтовни в жизни много, устаешь от нее. Вот мы с Валей Гафтом можем сидеть рядом и молчать. Он иногда не выдерживает: "Ну, что ты молчишь?"

"Валь, - говорю я, - все ведь давно уже сказано. Ты только бровью шевельнул, а я уже все понимаю. Ну что зазря воздух молотить?" Наверное, это у меня от папы, он у меня был молчун. Знаете, я обожаю слушать, но только умных людей. Когда говорят, "давай поболтаем", мне хочется плакать. Может, это оттого, что на мне слишком многое сходится в жизни. Моральные вопросы, бытовые, болезни Вали, все приходится решать мне. Я от этого так устаю, что для меня настоящим счастьем побыть день на даче в тишине. Когда никто не кричит: "Мам, Оль, бабуль..." Туда отвезти, сюда привезти. Лиши меня всего этого, я, наверное, безумно заскучаю.

Жизнь без нас - это нормально

Когда родители умирают, ты становишься взрослым. С их смертью ушло ощущение, что ты чей-то ребенок. Ты стал старше, а старшим быть сложно. Так порой хочется, чтобы кто-то сказал: "Ничего, я все сделаю, справлюсь, решу".

Я часто думаю о смерти, и вот вам мое самое честное слово: она меня не пугает. Клянусь! Об одном молю Бога, чтобы дал максимально легкий уход-переход. А то, что жизнь должна продолжаться, но без меня - это нормально. И к тому, что забудут, отношусь совершенно спокойно. Быть забытыми - удел большинства. Единицы только обессмертились.

Был у меня такой случай. Я была на волне популярности, меня выдергивают прямо с репетиции и привозят к Кухарскому - это был заместитель министра культуры СССР. Он мне и говорит, что скоро у Леонида Ильича Брежнева юбилей, мы хотим, чтобы вы от имени всей советской молодежи сказали ему поздравительную речь. Я просто содрогнулась. Патологически ненавижу эти вещи. И тут мне помогает моя деревня Алексеевка, благодаря ей я порой ляпаю безмерно искренние вещи. "Ну, а что сказать, мы вам напишем", - продолжает Кухарский.

- Нет, не надо мне писать. Для пожилого человека я и сама найду слова, - бахаю я.

Он слегка изменился в лице, говорит: "Хорошо, идите". Больше мне никто не позвонил. Чему я была безмерно рада.

Ненавижу быть в толпе

На выборы хожу, у меня всегда есть свое мнение. В толпе быть ненавижу. В любой, пусть даже в самой правильной. Толпа превращает человека в стадо. Низменные чувства она из нас вытаскивает наружу.

Возраст? Я с ним живу гармонично, никаких противоречий нет между моей душой и паспортом.

Когда вижу молодых, красивых и талантливых - радуюсь. А к красивым и пустым - остаюсь равнодушной. Я воспитываю в себе буддийского монаха: мир надо созерцать, а не пытаться его переделывать. Я его не переделаю, не перекрою. Его можно переделать только своей жизнью, тем, как я живу. Возделывай свой сад - это главное!

Счастливая ли я? Бывает миг, чувствую себя счастливой. Но только миг, не более.

У меня дивные внуки. Дети и внуки - это разные чувства. Когда дети растут, тебе же все время некогда, к детям относишься легче. Страха за них нет, а вот за внуков трясешься. Жизненный опыт называется. Я старалась никогда не жертвовать детьми ради съемок, один раз взяла дочку, когда ей было лет пять, на съемки, и то с няней. Когда я работаю, я не могу, чтобы рядом звучало постоянное "мама", или думать, а где мой ребенок?

Надо всегда глубоко погружаться в материал. Никогда моя профессия не была всей моей жизнью. Никогда! Половину жизни я отдавала профессии, а половину детям, родителям, мужьям и всему остальному, что называется жизнью.

О последней черте

Меня мои внуки называют бабулей. Боже сохрани, чтобы Оля. Хотя большинство моих коллег по актерскому цеху для своих внуков Вали, Клары и Эдиты. И все в голос уверяют, что внуки так сами захотели их называть. Я не понимаю этого. Какая я им Оля? Это же все глупость несусветная. И мне так приятно от этого слова "бабуля". В этом есть естественность. Оля я для своих братьев и сестер, и для Валентина Гафта. Дети же не называют меня Оля. Я для них мама, значит, для внуков я бабушка.

Черта последняя?.. Очень бы хотелось, чтобы там, за чертой, что-то было. Или кто-то. Но тогда очень страшно. Я не уверена, что душа моя спасется. Не уверена. А если ничего нет, то легче. Тогда можно верить, что прах мой возродится какой-нибудь веточкой... Тоненькой и нежной.

Ольга Остроумова, выпускница ГИТИСа, работала в московском ТЮЗе, театре на Малой Бронной, сейчас актриса театра Моссовета. Снялась в 60 фильмах, среди которых "А зори здесь тихие", "Доживем до понедельника", "Любовь земная", "Гараж". Народная артистка России, лауреат Госпремии СССР.