- Это вам, - мужчина протягивает букет Наталье Цыплаковой, руководителю студии арабского танца "Аль-Рауда" московского ДК "Стимул". Что-то смущенно басит ей на ухо.
- А я знаю, - она не удивляется. - Еще одна.
Она победно входит в ДК, мужчина спешит по своим делам.
Цветы хореограф Цыплакова несет как хрусталь.
- Что он тебе сказал? - вытягивают шеи вахтер и охранник. - Полчаса тут маячил.
- Что жена забеременела. - Наталья не может оторвать взгляд от ромашек. Когда, наконец, видит остолбенелые взгляды, спокойно объясняет: - Чему удивляетесь? К нам ходят худеть, а потом рожают или выздоравливают. Это же искусство.
Вахтер и охранник понимающе переглядываются. На просьбу все же объяснить связь между модой на танец живота и способностью забеременеть Цыплакова откликается и, как учительница, которая учит детей азбуке, объясняет:
- У меня подруга тоже лет семь не могла родить, - рассказывает она. - Они с мужем всех врачей обошли. Сдались, а я ее затянула на танец живота. Через полтора года занятий она на третьем месяце беременности. Это ж такое непредсказуемое дело - танец. Ну и вообще... К нам на оперу ходят лечить туберкулез легких, на эбру - психику, бабушки из хореографической группы "Виктория" на седьмом десятке танцуют рэп и в шпагат садятся.
Она проходит в репетиционный зал. За ней вплывают пышнобедрые дамы. Они босиком, на бедрах узорные, как персидские ковры, шаровары или струящиеся шелком юбки.
- Извините, - обрывает разговор Цыплакова, - репетиция.
Спуск из танцзала по лестнице вниз, в казематы бывшей мясницкой, занимает пару минут, но холода склада там нет. Ощущение подвала снимают переливы голосов, как в консерватории.
- Выше, выше! - требует кто-то за дверью с надписью "Оперетта на Таганке", хотя уж куда выше: на улице эхом раздается: "А-а-а". Владимир Варфоломеев, худрук "Оперетты на Таганке", дает урок вокала поп-певице Марине Бомба. - У нас тут люди семьями, династиями прижились. - Варфоломеев не видит смысла объяснять, кто и зачем в век компьютерных технологий и вечной занятости, когда время - деньги, ходит в ДК. - Сами увидите. У нас сейчас начнется репетиция оперетты Жака Оффенбаха "Прекрасная Елена".
Первой порог репетиционной комнаты переступает эффектная блондинка.
- О! - оживился Варфоломеев, - наша Богиня, жена Зевса в "Прекрасной Елене".
- Еще солистка балета, - не смущаясь, улыбается гостья и представляется. - Светлана Нечепуренко, бывший журналист "Московских новостей", пенсионерка.
- Я тут с удивлением обнаружила, что я не одна такая, - признается она. - Петь, рисовать или танцевать многие из наших начали на пенсии. Муж увидел меня в спектакле и говорит: "У всех женщины как женщины, а у меня - Богиня..."
- К нам часто идут за самовыражением, - признает Варфоломеев. Поэтому он не отказывает никому, даже тем, у кого нет голоса и слуха. - Ведь как бывает? Творчество человек оставил, чтобы выжить или поднять детей, а душа ждала воскрешения, которое может дать творчество. Да даже если я вижу, что нет чуда творчества, все равно... Мне как-то позвонили из клиники лечения туберкулеза легких, предложили ставку. Говорят: "У вашей ученицы после занятий затянулись лимфоузлы". Я не удивлен. Говорю им: "Господа, пением туберкулез легких лечили оперная дива Галина Вишневская и певица София Ротару". Почему другим такое лечение не под силу?
Ставку в престижной медицинской клинике Владимир Варфоломеев все же отверг. Он не успевает объяснить почему.
Вошедшая вслед за "Прексрасной Еленой" стюардесса Дарья Агафонова беспокоится о другом.
- Только вы не думайте, что у нас тут заповедник советскости, - просит она. - У меня племянники, например, ходят в "Стимул" на 3D-моделирование, а соседский паренек - в кружок робототехники. Я сама присматриваюсь к театру теней "Бубен", но держусь пока. Туда совсем дети ходят.
- Театр теней и театр рисунков на воде, или эбру, я открывать побаивался, - признается Александр Бубенщиков, руководитель изостудии "Классика", - по изостудии заметил, что творчеством увлекаются дети, склонные к раннему взрослению. Они или без пап и с детскими ранами, или те, кого из-за травм отчислили из танцевального кружка или спортивных секций. В общем, ответственности побаивался. Но тут ведь какая штука? Вроде что такое театр теней - свет, тень и музыка. Все. Или эбру. Ну, да, рисование на воде особой плотности, рисование жидкостями. Древнее ремесло, которому ЮНЕСКО присвоила статус национального достояния Турции, поскольку там находится произведение эбру, датированное еще 1554 годом. Казалось бы, не переплюнуть современникам. А берутся за свет, тень и музыку или за воду и краски дети, и происходит чудо.
Бубенщиков вспоминает, как создает эбру детвора семи - десяти лет, и его глаза горят, как у малыша, который произносит свои первые слова.
- Так видят только дети, - уверен он. - Они взмахом руки создают такие шедевры, к которым именитые профессионалы идут жизнь.
Каждый раз Бубен, так художника за глаза называют коллеги, старается спонтанный детский рисунок на воде или созданную художественную тень успеть перенести на бумагу. И не успевает.
- Дыдж-дыдж-дыдж - и нет гениального полотна, - возмущается он. - А все потому, что у ребенка своя шкала ценностей и он уверен, что все сделал не так, как взрослые. Конечно, не так! Лучше. Но поди ж ты ему это докажи. Молчит и мучит глазами: "Правда?"
Художник гонку за детскими шедеврами неизменно проигрывает, но утешает себя другим. Когда к нему приходят новички, они, как все дети, рисуют солнышко, дом и дерево. Только у обычных детей солнышко улыбается, а у его учеников вначале - нет. А после прививки театра теней или рисунков на воде - обязательно.
- Арт-терапия, - чуть грустит художник. - Еще социализация. Не только детей. Бубен-педагог тоже через деток держится за мир.
- Думаю, мы достигли того уровня развития, когда не только Дом культуры как явление сохранили, но и приумножаем его, - говорит Игорь Молокоедов, директор обновленного культурного центра "Стимул". - Вернулось бюджетное финансирование, что позволяет оставаться бесплатным центром для пенсионеров и малоимущих семей. Нам дают зарабатывать, это нас делает конкурентоспособными. Но главное - к нам дети пошли.
Так, в ДК, ставших культурными центрами, просматривается новый контент. В СССР ДК были сосредоточием культуры, которой не хватало. Сегодня, когда культурное давление через медиаресурсы и Интернет прессует настолько, что создает единую культурную матрицу, ДК остается тем местом, где личность развивает индивидуальность. И все это во дворе, по соседству...