На его счету десятки ролей - театральных и в фильмах. Он сыграл в Московском театре им. Моссовета Каренина в "Живом трупе", Александра Блока в "Версии", Ивана в "Братьях Карамазовых", Виктора Франца в "Цене", прекрасного Петра Петровича Шмидта в ленинградском ТЮЗе в спектакле "После смерти прошу…" и адмирала Колчака в Иркутском драматическом театре им. Н.П.Охлопкова.
Но для многих он останется Родионом Романовичем - тем самым Раскольниковым из фильма "Преступление и наказание" Льва Кулиджанова, чью горячность и гордость, пылкость и сдержанность забыть также невозможно, как неспешный говорок и острый умный взгляд Порфирия Петровича в исполнении Иннокентия Смоктуновского…
Лет десять назад в одном из интервью Георгий Георгиевич заметил: "Не люблю слова "роль" применительно к тому, что делаю на сцене или на экране. Какое это имеет отношение к Раскольникову, Ивану Карамазову или Ставрогину? У каждого самостоятельная судьба, которую мне посчастливилось прожить".
Это "посчастливилось прожить" озадачивает. В нем явно нет позы. Скорее - констатация. Достаточно вспомнить эпизод, произошедший на съемках "Преступления и наказания". О нем Тараторкин рассказывал в передаче "Мой герой" с Татьяной Устиновой. 22-летний Раскольников, едва стоящий на ногах, измученный беседой со следователем, оскорбленный, как ему кажется, насмешкой, держит стакан с водой, заботливо поднесенный Порфирием Петровичем. И - негодуя, не желая пить его, опускает. И - в ярости, негодовании - сжимает так, что раздавливает этот стакан в руке. По-настоящему, так что кровь течет по руке, и осколкам стекла. Ну, не безумец ли? Режиссер, ошеломленный, говорит оператору: "Камеру веди вниз! Вниз!". А тот даже не понял, что произошло - он снимает средний план и лицо. Как договаривались. Никто же не ждал, что вот так - "до полной гибели всерьез" - этот юноша играть будет.
Но самое странное даже не порезанная рука, а вот то, что жизнь Раскольникова, а потом Ставрогина и Карамазова "проживает" этот мальчик, ленинградский (тогда, в 1969 - город на Неве был Ленинградом), сдержанный, утонченный, умница, интеллектуал… В этом аккуратном образцовом отличнике, "ботанике", как сказали бы сейчас дети, - и Раскольников? Тогда его роль Раскольникова называли открытием, Тараторкин вместе с Кулиджановым и со всей съемочной группой получил Госпремию РСФСР. Премии важны, но не о них сейчас речь.
Если пытаться искать общий знаменатель самых запомнившихся "прожитых" актером ролей, то, можно предположить, что это будет, во-первых, хорошая литература, классика, а во-вторых - тот самый город, который даже после блокады еще оставался тем самым городом, который помнил Александра Блока, и Федора Достоевского, Николая Гумилева и Анну Ахматову, Николая Пунина, Константина Вагинова… А, в-третьих, отчасти, по касательной - воздух послевоенной оттепели.
Георгий Георгиевич был ленинградцем с дня рождения - 11 января 1945. Так получилось, что папа его умер совсем молодым - в 35 лет, оставив маму с двумя детьми - пяти и семи лет. И мама бьется, зарабатывает, растит детей. И сослуживицы ее, желая сделать подарок детям, собирают деньги, чтобы купить им … абонемент в Кировский театр. Нынешнюю Мариинку. На самый верхний ярус, разумеется. Но в театр. Это не только люди, это дух города и эпохи. Интересно, когда это было? В 1960, когда Георгию было 15 или чуть раньше?
При этом он даже не собирался быть актером. Рисовал, да, неплохо. В общем-то, и в ленинградский ТЮЗ его отправили в надежде, что после школы там для него найдется место помощника художника. Нашлось только место электрика. И он стал работать электриком. О своем первом выходе на сцене он рассказывал в интервью с неподражаемым юмором. Во время спектакля электрик должен был в темноте незаметно поставить на сцену тумбу с канделябром, подключить провод и уйти. К этому событию юный Тараторкин готовился всерьез - стирал, отглаживал рубашку. Белоснежную. Неважно, что его будет не видно, но он-то знает, что это событие. Все прошло хорошо. Только белая рубашка была видна даже в темноте, и разъяренный режиссер требовал показать, что за идиот вылез на сцену в темноте в белой рубашке.
Странным образом, эта белая отглаженная рубашка (которую никто не должен видеть) и раздавленный стакан в руке Раскольникова (о котором никто не просил) - выглядят звеньями одной истории. Той, в которой театр, искусство - пространство почти волшебное, в котором не роли играют, а живут, и, может быть, эта жизнь и есть самая настоящая.
Ленинградский ТЮЗ стал его домом, студия ТЮЗа, в которую его позвал замечательный режиссер Зиновий Яковлевич Корогодский, - его школой. Когда Тараторкин поступал, конкурс был сто человек на место. Его взяли. Со свойственной ему скромностью, он скажет: "Я счастливчик, потому что мне встречались люди, которые дарили мне веру в себя". Потом, став преподавателем ВГИКа, он будет щедро дарить эту веру - своим студентам.
Окончив студию, он в 1966 станет актером ленинградского ТЮЗа. Играл на сцене Гамлета, Подхалюзина и … выходил в оперетте "Тараканище" по пьесе Чуковского в роли одного из трех Раков, распевая "раки мы и забияки, не желаем бою-драки…". На юных театралов Ленинграда незабываемое впечатление производил спектакль "После смерти прошу…", где Тараторкин исполнял роль прекрасного Петра Петровича Шмидта, морского офицера, влюбленного, забрасывающего письмами свою любимую, революционера, поднявшего флаг свободы на взбунтовавшемся корабле в 1905 году. Вообще-то, спектакль был "датский", то есть поставленный к очередной революционной дате. Но он был о любви, о молодости, о страсти, о чести. А предсмертное письмо лейтенанта Шмидта, прочитанное на каком-то торжественном собрании актером, произвело почти шоковое впечатление. О такой версии революции партийные боссы предпочитали не помнить. О Тараторкине и Шурановой (в роли Зинаиды Ризберг) в этом спектакле питерские театралы до сих пор вспоминают с восторгом.
Почти 35 лет спустя он исполнит роль адмирала Колчака в одноименном спектакле Иркутского драматического театра имени Н. П. Охлопкова. Каждый месяц летал из Москвы (где Тараторкин уже служил в Театре им. Моссовета) в Иркутск, чтобы сыграть эту роль. "Да, до здания театра далеко, зато до судьбы близко", - скажет, как отрежет. "Имел неосторожность погрузиться в его судьбу", - обронит актер однажды. Погрузится настолько, что узнает, что адмирал Колчак был одним из инициаторов перезахоронения праха расстрелянного лейтенанта Шмидта. Оба морские офицеры, оба люди чести… Так Петр Петрович и Александра Васильевич сойдутся не только в репертуаре ролей одного актера - их судьбы соприкоснулись в истории страны, отозвались эхом через десятилетия.
Актер очень широкого диапазона, мощного дарования, Георгий Тараторкин останется в истории отечественного театра и кинематографа. А пока очевидно, что фильмы, в которых он сыграл, будь то "Маленькие трагедии", "Чисто английское убийство", "Дела сердечные", не говоря уж о "Преступлении и наказании", - наследство, ценность которого будет лишь возрастать и к которому хочется обращаться снова и снова.