Потомок знаменитой фамилии и сын эмигрантов первой волны Андрей Мусин-Пушкин три года назад приехал в Москву из Франции. Через три месяца граф возвращается в Париж. Кто он: русский француз или французский русский? Двух часов интервью не хватило, чтобы дать ответ на этот вопрос. Впрочем, Андрей Андреевич ищет его уже 73 года...
"Квартиру на Лубянке пришлось освятить"
- Граф Мусин-Пушкин, живущий в доме с видом на ФСБ и Лубянку. Похоже на оксюморон, не находите?
- Отвечу, только сначала, если позволите, необходимое уточнение. Я третий ребенок в эмигрантской семье, мои родители работали много, а мною в детстве занимались мало. Целыми днями я пропадал на улице в компании сверстников, и французский язык стал для меня родным. А русский, увы, по-прежнему не на высоте. Вы наверняка заметили акцент, в речи возможны грамматические ошибки. Поэтому прошу быть... как это?... снисходительным.
Теперь о жилье. Мой приезд в Россию связан с назначением жены. В 2008 году я вышел на пенсию, а Елизавета Маврикиевна по-прежнему работает. Сейчас она - советник по вопросам освоения космоса при посольстве Франции и одновременно представитель французского космического агентства в Москве. Вот почему мы перебрались сюда на длительное время.
Я искал вариант для аренды в центре города, когда попал на конференцию, посвященную Златоустовскому монастырю, который прежде стоял на этом месте. Район мне понравился, я увидел подходящую квартиру и снял ее. Лишь потом разглядел, что из окна кухни придется любоваться Лубянкой. Но и это не все. Оказалось, я поселился в бывшем доме для... сотрудников НКВД. Как говорится, нарочно не придумаешь!
Квартиру пришлось освятить. Я попросил владыку Михаила, архиепископа Женевского и Западно-Европейского Русской зарубежной церкви. Его мирское имя - Симеон Донсков, он мой друг детства.
- Владыка специально прилетал ради освящения?
- Нет, конечно. Он часто бывает здесь.
- А вы когда впервые оказались в России?
- Давно! В семидесятые годы прошлого века. Мои парижские друзья чуть раньше слетали в Советский Союз, но меня в поездку не пригласили. Я сильно обиделся и через год приехал сюда с женой на собственной машине. Это было целое путешествие. Приключения начались уже на границе. У нас в багаже нашли какие-то газеты, журналы, показавшиеся подозрительными тем, кто проводил досмотр. Мы с Лизой заранее условились, что сделаем вид, будто не говорим и не понимаем по-русски. Но вступивший с нами в диалог товарищ из органов быстро раскусил трюк, буквально за пару минут. И мы перешли на русский. Разбирательство длилось долго, но в итоге нас отпустили с миром...
- Иными словами, на родину дедов и отцов вы попали в зрелом возрасте, когда вам было уже за тридцать? Вы ведь родились в 1943-м?
- Да, во время Второй мировой войны. Тогда во Франции действовал закон не тот, что сейчас. Так сказать, по "праву земли" гражданство не предоставлялось. Я родился во Франции, но не французом, а апатридом, человеком без родины. По понятным причинам, о советском паспорте речь даже не шла.
Статус апатрида мешает мне претендовать на пост президента Французской Республики.
- А вы планировали?
- Боже упаси! Констатирую факт. С первого дня жизни не чувствовал себя ни полноценным французом, ни русским...
"Мой дед прошел три войны"
- Ваш дед по материнской линии полковник Борис Гонорский отступал в 1920 году из Крыма вместе с врангелевцами?
- Расскажу чуть подробнее. Дед служил на Дальнем Востоке, участвовал в трех войнах - Русско-японской, Первой мировой и гражданской. В последней, конечно, на стороне белых. Когда началась четвертая война в жизни Бориса Николаевича, он отправил на поле брани единственного сына. Молодой Андрей Гонорский защищал Францию от захватчиков и погиб в 1940-м. Меня, появившегося на свет через три года, назвали в честь дяди.
Второй мой дед Владимир Мусин-Пушкин был статским советником, служил при императорском дворе, унаследовал от Кушелевых-Безбородко огромное состояние, владел большими участками земли и имениями в Малороссии. Он скончался в 1918 году в Носовке под Черниговом. Умер естественной смертью.
А Борис Гонорский в ноябре 1920-го оборонял Перекоп, после прорыва красных уплыл из Севастополя с первым пароходом на полуостров Галлиполи, где и встречал генерала Кутепова. Там ничего не было, лишь полуразрушенный землетрясением город. Палатки ставили в голом поле, позже соорудили бараки, в них и жили. Белые долго отказывались верить, что советская власть удержится, рассчитывали через короткое время вернуться в Россию. В Галлиполийском лагере продолжались регулярные занятия по боевой и строевой подготовке, открылись кадетские училища и даже проводились парады, поражавшие наблюдавших за ними иностранцев.
К осени 1921 года надежды на скорое возвращение на родину стали угасать, перспективы еще одной зимы в малоприспособленном жилье пугали, и белые начали покидать лагерь. Не поодиночке, а воинскими частями. Дедушка командовал легкой батареей Офицерской артиллерийской школы, которая перебралась в город Нова Загора в Болгарии.
Там тоже было не слишком сладко. К власти рвались местные коммунисты, они провоцировали, задирали русских военных. Доходило до вооруженного противостояния. Такая пикировка продолжалась, пока наши не получили рабочие контракты из Франции и не уехали туда.
Дед Борис с группой офицеров попал на бумажную фабрику в городе Рив, что в тридцати километрах от Гренобля. Там и оставался до конца жизни.
- Чем занимался?
- Сначала был чернорабочим, как и прочие трудовые мигранты. Первое время русские ходили на фабрику строем. По военной привычке. И одевались в старую форму, другой одежды попросту не было. Владитель фабрики...
- Владелец.
- Да-да, простите, я предупреждал, что могу ошибаться. Словом, хозяин выдал русским аванс, те купили в магазине готового платья одинаковые темные костюмы, белые рубашки и башмаки.
Мой отец Андрей Мусин-Пушкин работал на такой же бумажной фабрике, но в расположенном неподалеку городке Шаравине. Она, фабрика, принадлежала семье Монгольфьер. Ее глава в свое время заработал состояние в России, где у него были мельницы.
Услышав, что в Риве открываются военные курсы для русских, отец записался на них, отучился, получил офицерское звание и даже... успел влюбиться в дочь командовавшего курсами полковника Гонорского. В 1931 году сыграли свадьбу. Ирина Гонорская стала моей мамой.
До десяти лет я жил с родителями в Шаравине, но там не было нормальной средней школы, и меня отправили к дедушке и бабушке в Рив. Так я попал в Le Chateau des Russes.
"Русским я стал в Le Chateau des Russes"
- Русское шато?
- Да, в дословном переводе. Официальное название - Оржер, но все зовут исключительно Замком русских. По воле обстоятельств он стал прибежищем для эмигрантов из России. Ни до них, ни после там никто не жил.
История шато такова. В 1912 году скромный француз, неожиданно получивший наследство от умершего в Южной Америке дяди, затеял стройку. Вскоре грянула Первая мировая война, и стало не до замков. Незадачливый строитель успел лишь разбить красивый парк, завершить фасадные работы, после чего разорился. Недостроенное здание выкупил владелец (я правильно произнес слово?) бумажной фабрики. Когда в Риве появились русские эмигранты, он предложил им пожить в заброшенном и пустующем доме.
Конечно, те согласились. Первой в шато въехала семья офицера Константина Мельника и Татьяны Боткиной, дочери лейб-медика Евгения Боткина, погибшего с царской семьей в Екатеринбурге в 1918 году. Они и стали основателями колонии, где все жили бок о бок.
- Французская версия коммуналки.
- Не берусь сравнивать, в советских никогда не жил, но в Риве было хорошо, душевно. Уголок Родины на чужбине. В замке собрали библиотеку, в цокольном этаже оборудовали православный храм Святого архангела Михаила, даже открыли самодеятельный театр. Ставили спектакли, играли свадьбы, регулярно проводили собрания, отмечали семейные и государственные праздники России.
Я задержался в Le Chateau des Russes на четыре года. Большинство обитателей замка к началу 50-х разъехались, продолжали жить, может, человек двадцать-тридцать. В приход наведывались православные из Гренобля и Лиона. Помню Пасху. После всенощной мы ходили с песнопениями вокруг шато, будили птиц до времени. Женщины готовили куличи, мужчины играли в городки... Да, мы потеряли Родину, но старались хранить ее традиции.
Забавно, все время я усиленно искал тайник. Русские офицеры смогли вывезти из Болгарии личное оружие - пистолеты, шашки, даже несколько винтовок и спрятали его в замке в укромном месте. Конечно, я ничего не нашел, но старался.
Дед взял меня в свои руки. Военные. Строго говоря, русским я стал там, в Le Chateau des Russes. Борис Гонорский объяснил мне, что такое долг, мужское слово, офицерская честь. Я наизусть знал названия всех полков царской армии, имена командиров и основные вехи боевого пути.
Борис Николаевич обучал военному делу, а его однополчанин Константин Сенцов преподавал мне русский язык, литературу, географию, историю и закон Божий. Константин Михайлович был холостяком и часто приходил к нам в гости. А параллельно учил меня уму-разуму.
Должен признаться: я старательно отлынивал, ничем, кроме улицы, не интересовался и учеником тогда был никчемным. Но кое-что в голову все-таки запало.
- А что вам известно о родне со стороны отца?
- И у Мусиных-Пушкиных все было сложно. Россию покидали из Феодосии, уплыли в Константинополь, оттуда перебрались в Италию, но надолго не задержались. Деньги, вывезенные из России, и ценности, которые можно было продать, быстро закончились, пришлось искать работу. Через Германию и Швейцарию добрались до Франции, где осели.
Мой отец окончил коммерческую школу в Лозанне, пройдя три курса за два года, защитил диплом и уехал в Африку, где занимался заготовкой ценных и редких пород древесины. Заболел, лечился в Лионе, после чего смог устроиться на фабрику в Шаравине, у подножья французских Альп. Отец единственный, кто нашел официальную работу и получал зарплату, поэтому вся родня объединилась вокруг него.
В той ситуации сложно пришлось моей маме. Все-таки Мусины-Пушкины - род древний, славный, в нем и витязь дружины Александра Невского, и первооткрыватель "Слова о полку Игореве", и герой войны с Наполеоном, и декабрист, и много других, верой и правдой служивших России. А Гонорские - хоть и дворяне, но мелкопоместные, куда более скромные по происхождению. Потребовалось время, чтобы Мусины-Пушкины приняли маму. Поначалу она чувствовала себя Золушкой.
- Эмигрантские круги общались между собой?
- Я жил в Шаравине, Риве, потом учился в пансионе в Гренобле. Это глухая провинция. Русская жизнь кипела в Париже, там собрались интеллектуалы и прочие сливки общества. Вроде бы в 30-е годы в Le Chateau des Russes приезжали писатели Иван Бунин, Борис Зайцев, Иван Шмелёв, певец Федор Шаляпин, но документальных подтверждений этому найти не удалось. Когда я занялся этим вопросом, очевидцев не осталось. Одни умерли, другие уехали... Доподлинно известно, что в окрестностях Рива одно время гостил композитор Игорь Стравинский с семьей, и он, действительно, ходил на службу в русский храм.
В Риве многократно бывал Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, позже представленный Русской зарубежной церковью к лику святителей. Я несколько раз прислужил ему в церкви.
Там же, в Замке русских, жил брат генерала Кутепова, и Александр Павлович посылал к нему членов РОВС, Российского Обще-Воинского Союза, организации, пытавшейся вести разведку на территории СССР. Молодые офицеры приезжали в Le Chateau des Russes, чтобы отсидеться за забором замка в окружении соотечественников и перевести дух. Их имен никто не знал, фамилий они никогда не называли и подписывались только инициалами. Даже в общих списках на военных курсах. Полная конспирация.
- А как иначе? По сути, боевики.
- Ну да, если пользоваться современной терминологией... Генерал Кутепов, кстати, в последний раз приезжал в Рив буквально за месяц до того, как его похитили в Париже агенты ОГПУ.
Был советский шпион и в Риве. Его удалось разоблачить благодаря моим родным. Этот человек выдавал себя за князя Георгия Щербатова, принимал активное участие в жизни Русского замка, пел песни, играл на гитаре, был душой компании. Однажды отец позвал в гости группу офицеров, в том числе, Щербатова, про которого еще не подозревали, что он не тот, за кого себя выдает. На его беду, моя бабушка хорошо знала семью Щербатовых. Ей хватило нескольких минут и пары уточняющих вопросов, чтобы почувствовать подвох. Бабушка поделилась сомнениями с сыном, моим отцом, а тот рассказал товарищам. Они решили на следующий день вызвать лже-Щербатова и устроить официальный допрос, но шпион, не будучи дураком, почуял неладное, не стал ждать и ночью исчез в неизвестном направлении. Только его и видели!
- Естественно.
- Да, брать надо было сразу, без проволочек...
Любопытно, никаких документальных следов этот человек не оставил. Ни в архивах фабрики, ни в мэрии Рива. Настоящий профессионал!
"В Риве из русского - только Замок и могилы..."
- Что сейчас в Замке?
- Ничего. Стоит пустой, заколоченный. Город выкупил его у владетеля завода, но не может придумать, как использовать. Сносить жалко и глупо, реставрировать - дорого. Я встречался с мэром, он говорит, что писал российскому послу во Франции, но никакого ответа не получил.
Однажды я попал в Дом русского зарубежья здесь, в Москве. Зашел к директору Виктору Москвину и стал с ним спорить.
- Очень по-русски, знаете ли.
- Я говорил аргументированно. Главная моя претензия заключалась в том, что никто не занимается настоящей эмиграцией. Много внимания уделяют интеллектуалам, представителям элиты, которые после октября 17го остались в советской России, поначалу даже приняли революцию и уехали либо были высланы из страны в первые годы правления большевиков. "Философский пароход" и тому подобное, вы помните. Ильин, Зворыкин, Бердяев, Булгаков... Там были и либералы, и масоны, и левые.
Я сказал Виктору Александровичу: "Это не вся эмиграция". Как можно забыть о военных, которые сражались за Россию, гибли за нее на фронтах Первой мировой, потом пытались сохранить государство, но оказались выкинутыми за его пределы? Они до конца оставались патриотами Родины, были готовы при первой же возможности опять идти за нее в бой.
Москвин внимательно и терпеливо, не возражая, слушал, надо отдать ему должное. Потом предложил: "Показать наш Дом?" И провел меня не только по залам с экспонатами, но продемонстрировал собранный архив документов. Я убедился, что работа с наследием ведется серьезная. В конце Виктор Александрович сказал: "Давайте организуем выставку, посвященную русской колонии в Риве".
И ведь организовали! Если в поисковике Интернета напишете: "Оржер, Замок русских", - вывалятся сотни ссылок. Выставка сначала была показана в Доме зарубежья в Москве, потом в Париже и Риве, снова вернулась в Россию - Рыбинск, Углич, Ростов, Владивосток, Екатеринбург, Нижний Новгород, Иркутск... Хорошая география, правда? И везде - огромный успех.
Ранее никто в России не слышал о Риве, и при упоминании о русском замке у большинства возникала мысль: ну, понятно, богатые эмигранты жили в шато в свое удовольствие, ничего удивительного. Потом узнавали, что там была, как вы говорите, коммуналка, и кардинально меняли отношение.
- Замок возможно выкупить?
- Пара пустяков. И деньги сравнительно небольшие. А вот ремонт обойдется в копеечку. Пока никто не готов раскошелиться. Город планировал сделать там медиатеку, на это понадобилось бы около пяти миллионов евро. Для маленького Рива сумма неподъемная.
В июле вернусь во Францию и займусь созданием некоммерческой ассоциации, которой, надеюсь, бесплатно передадут замок в пользование. Будем наводить порядок потихоньку.
- В Риве остался кто-то из потомков первых эмигрантов?
- Сейчас уже ни души. Из русского - только Замок и могилы. Точнее, памятник, построенный моим дедушкой. Он выкупил участок земли, собрал прах из разбросанных захоронений, за которыми никто не следил, и соорудил мемориал в честь соотечественников, упокоившихся во французской земле. Мэрия Рива решила, что памятник - исторический объект, который должен быть сохранен. Каждые тридцать лет надо вносить определенную плату, чтобы за местом ухаживали, наводили порядок. Городские власти взяли заботы на себя. Спасибо им.
Исход русских с Родины - печальная, грустная история. Эмиграция была обречена на исчезновение или ассимиляцию. Старики умерли, молодые постепенно растворились в местной среде, превращаясь во французов, американцев, немцев, итальянцев... Иногда кажется, от прошлого остались лишь красивые, звучные фамилии и титулы: графы, князья, Нарышкины, Шереметьевы, Романовы, Мусины-Пушкины. Но русская жизнь за рубежом, по счастью, еще есть. Важную роль играет церковь, она цементирует самим фактом существования. Объединяют язык и вера.
Конечно, два миллиона не могли исчезнуть бесследно. Не буду повторять банальности о вкладе, внесенном русской эмиграцией в мировой прогресс и искусство. Достаточно вспомнить Зворыкина, Сикорского, Бунина, Набокова... Уезжали лучшие.
- Ну не только, Андрей Андреевич. Будем справедливы: разный народ впрыгивал в последний пароход.
- Тем не менее от большевиков бежали не рабочие с крестьянами. Люди образованные, культурные, состоявшиеся. Да, эмиграция была столь же многообразна, как и царская Россия. Милюков с Родзянко, замутившие революцию в феврале 1917 года, тоже умерли на чужбине. Керенский жил в Париже, пока не перебрался в Америку. А в Гренобле одно время квартировал Троцкий. С ним никто из эмигрантов первой волны, конечно, не общался.
Да, разных людей выбросило на берег. Кто-то уехал из опасений за собственную жизнь, другие покинули страну из-за убеждений. Последние составляли большинство. Белые офицеры не могли дать присягу Красной Армии, скорее - пуля в висок. Потом накатывались еще несколько волн эмиграции, сейчас тоже едут из России, но чаще все-таки не от плохой жизни, а в поисках хорошей. А это принципиально иная история. Коммерческие, экономические эмигранты отличаются от идейных. Не говорю, кто хуже, а кто лучше, но разница, думаю, очевидна всем.
Мы уезжали без ничего, и нам пришлось, поверьте, очень-очень трудно. Физически, материально, а главное - морально. Словами не объяснить, каково это - потерять родину. До Второй мировой войны все сидели на чемоданах, верили, что завтра вот-вот вернутся. Лишь когда Гитлер начал захватывать одну европейскую страну за другой, подбираясь к СССР, стало понятно: возвратиться домой не получится. Тогда по эмигрантской среде и прокатилась волна самоубийств. Нельзя жить без надежды, сложно.
Кроме того, Вторая мировая расколола русскую эмиграцию. Одни считали, что ради борьбы с коммунистами можно пойти на союз с фашистами, другие полагали: это пограничная черта, за нее переступать нельзя. Подавляющее большинство эмигрантов решило, что не будет воевать с немецким оружием в руках против русских, пусть и советских. Но некоторые все-таки попали в вермахт.
- Даже дом Романовых оказался замаран коллаборационизмом.
- Больная тема. Династические споры, по сути, минное поле, лучше не ходить, целее будешь. Скажу лишь, что Романовы крайне отрицательно показали себя в эмиграции, междоусобица между Кириллом Владимировичем и Николаем Николаевичем не принесла пользы никому.
"Отец болезненно не принимал советского..."
- Вы видели фильм Эдмонда Кеосаяна "Корона Российской империи" из серии о неуловимых мстителях, в которой эмиграция показана в гротескном виде: сплошь самозванцы и жулики, норовящие обдурить друг друга?
- Нет, не смотрел. Советская пропаганда не отличалась тонкостью и изяществом. Она всегда работала грубо, плакатно. Если шарж, то без полутонов, в лоб.
Даже термин "белая гвардия" родился от противного. Мы стали белыми после того, как нас так назвали красные. На мой взгляд, правильнее слово "добровольцы". Люди по доброй воле шли спасать Родину от большевиков.
- В вашей семье коммунистов, так понимаю, сильно не любили?
- Отец болезненно не принимал ничего советского. Не мог фильмы смотреть, в театр идти или на концерт, если там были советские артисты и исполнители. Отказывался, не желал видеть.
Он до конца жизни оставался апатридом, человеком без родины. Отец прожил в Шаравине сорок лет, ему неоднократно предлагали принять французское подданство, но он каждый раз говорил: нет. Помню, однажды пришел мэр с представителями городского совета и сказал: "Андрей Владимирович, вы уважаемый член общины, все вас знают и ценят, но до сих пор вы не имеете французского паспорта и вынуждены каждые полгода стоять в очереди с эмигрантами из Африки и Ближнего Востока, чтобы продлить вид на жительство. Это нелепо! Не хотите ли стать французом?" Отец только отрицательно покачал головой... К сожалению, он прожил мало, умер в 65 лет. Едва успел выйти на пенсию и сразу скончался.
- Вы по профессии химик. Почему не пошли по стопам отца?
- Так получилось. Хотел заниматься электроникой, не сложилось. Долго рассказывать, почему. Окончил школу инженеров-химиков, работал по специальности во Франции, уехал в Америку, три года прожил в Филадельфии, после чего вернулся в Европу. В Старом Свете чувствую себя комфортнее.
- Семейный архив Мусиных-Пушкиных сохранился?
- О чем вы?! Ничего нет, ничего! Если хочу что-то узнать из истории рода, обращаюсь в российские архивы. Тут можно многое найти: личные письма, фотографии. Мы уезжали с родины с одним-двумя чемоданами, все оставили... Теперь ищу документы, относящиеся к нашей семье, по Интернету, везде, где могу. Иногда реликвии попадают в руки удивительным образом.
В 1994 году я организовал семейную поездку в Россию. В группе было человек тридцать. Около двадцати из них - Мусины-Пушкины, остальные - близкие родственники или друзья. В Петербурге ко мне подошел человек, показал старый, дореволюционный снимок и попросил назвать, кто на нем изображен. Это была уникальная фотография, сделанная в 1913 году в день 80-летия моей прабабушки Любови Александровны. На ней запечатлены представители рода разных поколений, в том числе, мой отец. Он сидит в первом ряду на полу. Тут и бабушка, и дедушка... Конечно, я перечислил всех, кого узнал на фото, и получил снимок в подарок. До 94-го года я не догадывался, что такое фото существует в природе!
- Родовое гнездо у вас в России есть?
- В петербургском особняке прабабушки на Литейном проспекте давно располагается центральная библиотека имени Михаила Лермонтова. Там обустроена мемориальная комната Мусиных-Пушкиных, где висит тот самый снимок 1913 года. Московский дом на Разгуляе был продан до революции. Сейчас в нем какой-то строительный институт, если не ошибаюсь. Нам принадлежали большие имения в Ярославской губернии, на их месте теперь Рыбинское водохранилище. Усадьбы, земли, сады - все ушло под воду. Поэтому - нет, недвижимости не осталось. Более того, за редким исключением не сохранились могилы Мусиных-Пушкиных. Во время все той же семейной поездки 94-го года мы посещали Александро-Невскую лавру, и экскурсовод вдруг заявил, что над родом висит рок. Мол, разрушены все фамильные захоронения, будто кто-то решил стереть из русской истории любое воспоминание о ваших предках.
Думаю, про рок - преувеличение, гипербола, несколько могил отыскать мне удалось, но уцелело их мало, и это печально...
- А что за организация витязей, в которой вы состоите?
- Она была создана во Франции в 30-х годах прошлого века белоэмигрантом Николаем Федоровым и сегодня насчитывает тысячи членов по всему миру - от Австралии до Италии. Представители многих знаменитых дворянских фамилий прошли через это движение. В нем состояли мои старшие братья, потом в нее вступил и я. В семь лет впервые попал в лагерь на берегу Лаффрейского озера. Это недалеко от Гренобля. Воспоминания о поездке остались замечательные. Там я познакомился и с будущим владыкой Михаилом, архиепископом Женевским. Тогда он был Семой Донсковым, моим ровесником и приятелем. Атмосфера лагеря прекрасно помогала поддерживать русский язык и укреплять православную веру.
Понимаете, ребенок должен расти в родной среде, в окружении близких по духу и воспитанию людей. Чтобы, оглядываясь вокруг, не чувствовать себя одиноким и странным. А в лагере витязей все были такими, как и ты.
Поэтому я и своих детей туда отправил, а теперь уже и внуков. Сотни молодых ребят каждый год едут на озеро. Кстати, в 2017 году дружина витязей появилась и в Москве. Знаю, ей дали имя Кутузова, провели торжественный молебен и освятили знамя в Новоспасском монастыре. Традиции живы.
- Сколько у вас наследников, Андрей Андреевич?
- Громко сказано! Было бы, что наследовать... У меня сын и дочь. Как говорят во Франции, королевский выбор: сначала мальчик - для продолжения рода, потом девочка - для получения удовольствия. У Алексея три парня - Антон, Александр и Петр, у Марины два - Валентин и Тимофей. Как видите, имена у всех русские. Правда, дочь вышла замуж за француза, их дети не говорят по-русски. А мальчики Алексея владеют им лучше меня.
Очень горжусь Антоном. Его с рождения воспитывала русская няня, относившаяся к малышу, как к собственному сыну. В три года он разговаривал совершенно по-взрослому. Смотрел в окно и произносил: "Чудная погода, не правда ли?" В 2012-м меня пригласили в Москву на круглый стол в Дом зарубежья. Предполагался разговор о том, как передаются традиции из поколения в поколение. Я сказал: "Господа, с удовольствием приеду, но, может, имеет смысл позвать и моего внука, который выступит от имени новой формации? Он расскажет, что узнал от меня и своего отца". В ответ услышал, что это лишнее, поскольку конференция предполагается серьезная, с участием ученых мужей из разных стран, и детям на ней не место. Ну, думаю, ладно, нет, значит, нет.
А накануне вылета вдруг раздался звонок из Москвы: "Так вы везете внука?" Оказывается, планы изменились. Нам срочно организовали приглашение, мы начали в экстренном порядке делать визу...
Прилетели! Сначала на круглом столе выступил я, потом Антон. Я стеснялся рассказывать, а он - нет. Говорил спокойно, раскованно. Конечно, телевизионщики, пишущие журналисты захотели взять у него интервью. Виданое ли дело: десятилетний мальчишка свободно рассуждает об эмиграции! Мне потом звонили знакомые: "Видели твоего Антона в новостях. Молодец!" Он и во встрече с депутатами Госдумы участвовал.
"Жить в России не смогу"
- Вы сказали, что через три месяца уедете из Москвы во Францию. Почему?
- Истекает срок командировки жены.
- Возвращаетесь на родину или покидаете ее?
- Трудный вопрос. Каверзный. Смотрю на творящееся во Франции и не слишком рвусь туда. Как говорится, со стороны виднее. В то же время и здесь жить не смогу. Даже если бы очень захотел. Не получится.
Главное, с чем не готов смириться, то, что страна постепенно возвращается к Советскому Союзу, с которым, казалось бы, распрощалась навсегда. Сталин из тирана снова превращается в кумира. Раньше про Пушкина говорили, что он - наше всё, а теперь - про Иосифа Виссарионовича. Мне жутко.
Вокруг - советские названия: Ленинский проспект, площадь Революции, Краснопролетарская улица. Город Санкт-Петербург окружен Ленинградской областью, а Екатеринбург находится внутри Свердловской. Как с этим смириться? В 1917 году случилась великая трагедия. 2017-й рассматриваю как год покаяния. Он должен таким стать.
Сто лет Россия несет на себе грех. Наши родители покинули Родину из-за революции, и мы не имеем морального права возвращаться туда, где по-прежнему стоят памятники Ленину и сохранены символы советской власти. Да, и среди эмигрантов есть сторонники идеи, что хватит враждовать, пора находить общий язык. Мол, все мы братья и сестры. Не могу согласиться с такой позицией, те, кто ее придерживаются, на мой взгляд, не правы. Хотя они даже собираются поставить памятник русской эмиграции. Почему-то в Феодосии.
- А в Крыму вы, кстати, бывали после 2014 года?
- Конечно. Хотя меня пытались остановить. Я же, благодаря жене, являюсь обладателем дипломатического паспорта, и французы запретили ехать на полуостров. Сказали: ни в коем случае! Из Киева пригрозили, что возбудят уголовное дело, если посмею ступить на крымскую землю. Но меня позвали на конференцию в Севастополь, как не поехать? В конце концов, мои родные именно из Крыма уплывали в эмиграцию. В посольстве, понимая, что я лишь муж сотрудника дипмиссии, предложили использовать другой паспорт, не дипломатический. Мол, тогда закроем на это глаза. И я съездил. Не знаю, завели ли против меня дело на Украине, с тех пор там не был, хотя с 2008-го по 2010-й работал в Киеве, возглавлял европейский космический проект. У меня осталось много друзей среди украинцев. Не смею звонить им сейчас, не знаю, чью сторону они приняли. Могу только догадываться...
- На каком языке обычно думаете, Андрей Андреевич?
- Зависит от обстоятельств. Сейчас - по-русски, хотя, повторю, первым моим языком был французский.
- А кем себя ощущаете?
- По-прежнему и ни французом, и ни русским. Никак не разберусь...
- Но в вашей речи периодически проскальзывает "у вас", когда говорите о России.
- Под "у вас" подразумеваю все плохое, оставшееся от Советского Союза, "у нас" произношу, думая о том, что принадлежало и принадлежит великой России...