Самобытные деревеньки росли как грибы после дождя, постепенно разрастаясь до 70-150 дворов. Целый куст таких сел образовался в Седельниковском районе Омской области. А их приветливые названия - Семиречка, Успенка, Малиновка, Саратовка - заставляли улыбаться всякого, кто изучал карту этой местности. Правда, добраться туда, особенно по сибирскому бездорожью, не так-то просто.
Впрочем, корреспонденту "СОЮЗа" в этом смысле повезло. В Омск на учебу приехала директор одной из сельских школ. Да не просто директор, а еще и научный работник, филолог, посвятивший свою диссертацию бережно сохраненным на Сибирской земле традициям белорусского народа. Их Елена Малахова впитала буквально с молоком матери.
- В детстве я вообще не понимала, что имею какие-то другие корни. В моей родной Соловьевке фамилию Матюковых носила едва ли не половина жителей, - вспоминает Елена. - Понимание, что я какая-то особенная, появилось, когда пришлось поменять школу (у нас была только начальная). Тогда-то и оказалось, что одноклассники и учителя говорят немного иначе, по-своему.
Впрочем, Лена ничуть не расстроилась и очень быстро со всеми нашла общий язык. Потом поступила на филфак Омского педуниверситета. А когда пришло время курсовых работ, по заданию педагогов написала пару блокнотов на тему белорусской этники. Педагоги Лену похвалили. А потом вместе с другими студенческими работами забросили курсовик на дальнюю полку. И только через 15 лет вдруг снова на него наткнулись, обнаружив, что в косых чернильных строчках спрятано самое настоящее сокровище.
- К нам сразу потянулись ученые и исследователи. Белорусские деревни стали местом многочисленных экспедиций. Одних интересовали традиции и обряды. Других - сказки и причитания. А я оказалась в центре этих событий, ведь буквально выросла на белорусском фольклоре, - говорит Елена Малахова.
Даже свадьба ("Вяселле") Лены проходила в духе лучших белорусских традиций, которые за полтора века пребывания ее рода в Сибири практически не изменились. Как водится, сначала гуляли в двух домах: невеста - у себя, жених - у себя. После полудня жених прибыл к Елене на свадебном поезде, оставив половину из сотни гостей "догуливать". После захвата и выкупа красавицы, гости гуляли в доме невесты уже совместно. А после бракосочетания вечером - продолжили это делать, но теперь в доме жениха. По сути, свадьбу праздновала вся Соловьевка. Впрочем, так же широко гуляли на вяселле в Малиновке, Щелкановке и других белорусских деревнях.
Бабушка Лены - переселенка из Витебской губернии, никогда внучке об этом не рассказывала. Это выяснилось уже потом, когда та стала заниматься научной работой. Дед Федор - представитель могилевского рода - погиб на войне, оставив жену с шестью ребятишками. А был он старшим сыном Ефима Карповича Матюкова, который, женившись, народил девять детей, семь из которых - сыновья. Они построили дома, завели семьи, тоже многодетные. Первые свои впечатления о национальных традициях Лена получила не на свадьбах и крестинах, куда малышню не пускали, а на похоронах, куда могли приходить все, без приглашения. А бабушка Павлина всегда брала внучку на "хавтуры". Так принято, чтобы у детей формировалось нормальное отношение к смерти, и они ее не боялись.
- Бывало, собираемся, а отец кричит нам вслед: "Пошли куры на хавтуры - соловейка помёр! Ён на лавке ляжить, в лапке блин дяржить", - улыбается Елена Малахова. - Придем. Бабушка ведет меня к гробу, приговаривая: "Ну, вот погляди, як в люлечке ляжить тетка Матруна". А на обратном пути спрашивает: "А як ты по мне будешь причитать, если Пугачиха (известная в деревне "отпевальщица") помрёть?"
Иногда Павлина устраивала с внуками игры.
- Она ложилась на пол, закрывала глаза и говорила: "Я помёрла". Мы плакали по бабушке "нарошни", стараясь повторять все услышанные причитания и интонации. Затем "помирали" мы, и плакала бабушка, таким образом давая нам усвоить ключевые формулы, - рассказывает Елена.
В багаже белорусских плачей - десятки причитаний по любому поводу. Несмотря на традиционную основу - каждое, в зависимости от ситуации, имеет признаки импровизации. Одни причитания звучат тихонечко и проникновенно. Другие громко и надрывно. Такие еще называют - "плачи, натянутые вожжой".
"Смяротный узел" (погребальную одежду) сибирские белорусы собирают в пятидесятилетнем возрасте. А потом каждое лето вещи перебирают и просушивают на солнце. Это занятие обычно проводится в присутствии кого-либо из домочадцев или подруг, чтобы "потом" что-нибудь не перепутали.
Погребальная одежда белорусов, по правилам, должна быть добротной, но скромной. Но иногда допускаются и яркие цвета: "Ина при жизни так ни надевалась, дык тяперь нехай пофорсить". Готовясь к смерти, белорусы наказывают, где их хоронить. И даже как себя вести. "Як помру, дык вы по мне не плачьте. Поминайте хорошо, пляшите да песни пойте".
В запасе плакальщицы Марии Борисовны Матюковой из разъехавшейся деревни Щелкановка - больше семидесяти плачей. А в багаже 95-летней Евдокии Алексеевны Морозовой еще масленичные, купальские обряды, молитвы, хресьбины (крестины). Бесценное фольклорное богатство, которое теперь благодаря Елене уже не канет в Лету.
Матюковых односельчане именуют сказочной семьей. Многие сказки хотя и звучат самобытно, но имеют традиционные сюжеты: про мачеху и падчерицу, волка и лису, царевича и бабу "Югу". Но есть в этих запасниках и такие, которых нет нигде. Например, сказка про Ерошку.
У деда и бабы не было земли (видимо, поэтому они и подались в Сибирь), и посадили они репу прямо на печи. Но пришел Ерошка.
- Обидел Ерошка деда и бабу. Вырвал он репу. И пошли они его наказать, - рассказывает Елена. - Идут. А навстречу им орех: "Куды идете?" - "Идем Ерошку искать - бить". - "А на что?" - "Всю репу вырвал!" - "А возьмите меня с собой". - "Айда!".
По дороге старики встречают ступу с толкачем, потом коровью лепеху. "А возьмите меня с собой". - "Айда!" Все хотят наказать Ерошку. И от каждого непутевый парень потом получает оплеух. Впрочем, заканчивается все хорошо. "Дед, баба, не бейте меня, я вам буду помогать", - обещает Ерошка. Тут и сказке конец.
Сейчас белорусские деревеньки уже не те, что были четверть века назад. Перестройка упразднила колхозы. Жители потянулись в города, села опустели. Но очаги былых традиций сохранились. И по самобытным наличникам домов, убранству сразу видно, где живут белорусы.
Вот и теперь, на Пасху, в Соловьевке, Саратовке, Короленке селяне достают из сундуков расшитые замысловатыми узорами полотенца, покрывала, набожники. Стелют самотканые половички и дорожки. Пекут куличи. Избы, сказочно преобразившись, празднично сияют. За столом собираются старики и приехавшие по такому случаю дети, внуки. И говорят меж собой, поют на белорусском языке - таком родном и таком домашнем.