Поделиться
Григорий Брускин рассказывает "РГ" о своей работе "Смена декораций", что займет второй этаж павильона России.
Название вашей работы предполагает театральную эстетику. Как появилась идея обратиться к театру?
Гриша Брускин: Когда я начал делать проект года два назад, то первым объектом стала, скажем так, моя версия предмета, изображавшего "Театр памяти" Джулио Камилло. Был такой замечательный человек в эпоху Ренессанса, которого считали величайшим гением XVI века. Его театр, который он создавал для французского короля, представлял загадочную конструкцию. Человек, входивший в этот театр, мог получить очень полное знание о мире земном и о мире небесном. Это была своего рода совершенная модель мира и кладезь знаний, которые до нас не дошли, но остались только в виде легенд и мифов... Что-то вроде древнего компьютера. Виглий, побывавший в этом театре, описывал его в одном из писем своему другу Эразму Роттердамскому.
Разве "Театр памяти" был построен?
Гриша Брускин: Письмо Виглия - единственное свидетельство, подтверждающее это.
Но меня интересовали самые разные концепции театра, естественно. Не только театр Джулио Камилло. Собственно, еще у древних греков появилась идея, что земная жизнь - это спектакль, поставленный Богом. А во времена Ренессанса идея мира как двухуровневого театра получила продолжение. Можно вспомнить также хоть народные вертепы, хоть игру в солдатики, хоть "Игру в бисер" Гессе…
Общее у всех у них то, что они предлагают воспринимать мир как театр, где происходит спектакль, который касается нас всех. Спектакль с неожиданным продолжением. Изменение декораций этого спектакля идет буквально каждый день, за чем мы и наблюдаем.
Но у спектакля должен быть сценарий. Какой сюжет представляете вы?
Гриша Брускин: Сценарий пишется по ходу создания произведения… Когда все известно заранее, не очень интересно.
Во все времена, чтобы осмыслить "настоящий момент", люди обращались к культурам и мировоззрению людей прошлых времен. Например, Платон ценил египетское искусство значительно выше, чем греческое. Римляне восхищались искусством греков. Люди Ренессанса ценили античность. Словом, люди обыкновенно считали, что древнее лучше нынешнего. Поэтому, кстати, европейцы были влюблены в руины. Но эта любовь носит не просто эстетический характер, мол, это красивее. На самом деле за этой любовью кроется уверенность, что чем старше истина, тем она вернее. Что, например, больше всего интересовало Козимо Медичи, который инициировал переводы древних книг? Книги Гермеса Трисмегиста. Как полагали люди XVI века, он был первым египетским жрецом, и именно ему Бог нашептал истину. Поэтому в книгах Герместа Трисмегиста искали эту истину - первое сообщение, сказанное Богом человеку.
Прошлый ваш проект "Коллекция археолога" как раз имел дело с руинами, правда, это были искусственно созданные обманки. В новой работе вы продолжаете сюжет?
Гриша Брускин: Вообще-то фальшивые руины создавались европейцами в течение веков... Были художники, специализировавшиеся на изображении или создании фальшивых руин. Они воспроизводились в парках аристократов. Причем хозяева не прочь были уверить гостей, что это подлинные руины. Так что в "Коллекции археолога" я продолжал традицию. Конечно, со своей историей и с личной мифологией. Но если говорить о нынешнем проекте, то меня интересует не просто современность как результат развития цивилизации и древность в качестве отправной точки. Меня интересует не время, которое движется линейно, - от лучшего к худшему, от несовершенного - к менее несовершенному, а мерцающее время. В проекте в моей точке времени нет прогресса, нет движения - это точка, которую можно назвать темпоральностью, а не tempo, то есть временем.
Да, но это означает отказ от понятия современности вообще… Современность, как понятие, возникшее в эпоху модерна, подразумевает поэтапное движение, а тут, получается, архаическое циклическое время.
Гриша Брускин: Здесь даже не круговое движение. Здесь мерцание. Точка, где все время пребывает, а не отдельные моменты времени. Есть замечательная работа у современного итальянского философа Джорджо Агамбена, где он пишет, что по-настоящему современен несовременный человек. Потому что тогда у него есть возможность со стороны взглянуть на свое время и описать современность адекватно. Кроме того, самые дерзкие достижения модернизма были построены на том, что кубисты французские, скажем, вспоминали африканскую скульптуру, другие художники - египетские папирусы и пирамиды, русские футуристы - достижения иконописи… Иначе говоря, то, что воспринималось в искусстве как самое невероятное открытие, было воспоминанием о древних образах.
С какими образами рядом работаете вы?
Гриша Брускин: Естественно, я строю свою историю и свою версию этого союза времен - мерцающего момента. Это моя игра и мой театр, который я хочу показать зрителю. Этот проект ориентирован скорее на музейное пространство. Скульптуры сделаны из гипса, папье-маше. Мне был важен подвижный материал. В данном случае меня не интересовали доведенные до совершенства поверхности. Это несколько иная эстетика.
Фейка?
Гриша Брускин: Нет. Я бы не сказал… Прежде всего меня интересовала легкая подвижная эстетика. Поскольку речь идет о ловушке времени, где время в параличе, не движется никуда, то в этом моменте нет будущего, для которого создаются произведения из драгоценных металлов, из мрамора. Там важно совершенство формы, потому что все - на века. Но в мерцающем моменте времени веков нет. Поскольку время пребывает в коллапсе, то не нужны ни фарфор, ни мрамор, ни золото, ни серебро… Нужны обозначения.
Вы упомянули, что работаете над проектом уже два года. Как он менялся за это время?
Гриша Брускин: Меня вела работа. Обычно так и происходит. Какие-то скульптуры, сделанные вначале, я отодвинул в сторону, потому что сама идея уточнялась в процессе работы. А когда Семен Михайловский, комиссар Павильона России в Венеции, пригласил участвовать в проекте Theatrum Orbis, то я приспосабливал работу к конкретному пространству павильона… Я старался эту идею совершенствовать. Возникло видео, которое будет важным моментом в центральной части павильона. Как бы в сердце павильона. Этот зал между двумя другими, как бы в середине, он самый большой, и оттуда лестница ведет в пространство внизу. Человек спускается сверху, с небес, вниз, на первый этаж, и может вернуться назад, на облака. Это место потребовало специального комментария. Так появилась идея видео, над которым я сейчас работаю.
Как будет выстроена "Смена декораций"?
Гриша Брускин: Там будут три зала. Три сцены. Одна - в первом зале, втором, и третьем. Вот, собственно, и вся структура - раз, два, три.
В каждом зале отсылки к театрам разных времен?
Гриша Брускин: Нет. Это театр мерцающего времени. Хотя, естественно, в каждой части будет своя тема и свой вариант сцены.
Какие еще темы, кроме театральной, будут затронуты?
Гриша Брускин: Одной из важнейших - помимо прочих - является тема толпы. Толпы во всех ее изводах... От толпы XIX века, толпы Шарля Бодлера или Эдгара По, которая то напоминает море, то чудовище, некий единый организм, до толпы ХХ века, описанной Жаном Бодрийяром как молчаливое пассивное большинство. Вплоть до нынешней толпы, которая терроризирована современным терроризмом, измучена постоянным наблюдением и новыми средствами слежения и контроля за ней. Новые средства наблюдения и контроля меняют нашу психологию. Это одна из важнейших тем моей работы.
Справка "РГ"
"Фундаментальный лексикон" Гриши Брускина стал топ-лотом первого аукциона русского авангарда и советского современного искусства, который провел Sotheby’s в Москве в 1988 году. Работа Брускина была продана за 220 тыс. британских фунтов. В 1999 году он по приглашению правительства Германии сделал для реконструированного Рейхстага триптих "Жизнь превыше всего".
В 2012 получил Премию Кандинского за проект "Время Ч". Работы художника находятся в собраниях Третьяковской галереи, Русского музея, ГМИИ им. А.С. Пушкина, Музея Людвига в Кельне, Музея современного искусства (MoMA) и Музея еврейской культуры в Нью-Йорке.
***
Биеннале в Венеции откроется 13 мая.