Адмирал Георгий Карлович Старк, прошедший все войны начала двадцатого века - Русско-японскую, Первую мировую и Гражданскую - стал последним российским моряком, ушедшим в плавание под бело-голубым Андреевским флагом. Он спустил его лишь в 1923 году - на Филиппинах, куда, не желая служить стране под названием СССР,увел остатки Сибирской флотилии.
Владивосток - пролив Старка. ФЛОТИЛИЯ
Караван - тридцать военных кораблей - выходил из Владивостока утром 25 октября 1922 года. Флот покидал родную гавань с дерзостью необыкновенной - буквально на глазах только что вошедших в столицу Приморья отрядов НРА (Народно-революционной армии).
"Красные вступили в город, ...но не имели никаких двигающихся плавучих средств для преследования нас", - с чувством глубокого удовлетворения отмечал позже адмирал в своем "Отчете о деятельности Сибирской флотилии".
Главным врагом были не красные, а осень и "свежая погода", убийственная для каботажных (малые ледоколы, пароходы, транспорты, канонерки, катера, баржи) и к тому же перегруженных судов. Родину покидали около десяти тысяч человек - военные моряки, батальон морских стрелков, морская десантная рота, чины Морского ведомства, сухопутные воинские части, в том числе казаки, члены семей военнослужащих, Омский и Хабаровский кадетские корпуса, беженцы...
Флотилия сразу попала в такую зыбь, что рвались буксирные тросы. Одну из оторвавшихся барж, груженую снарядами и прочим боезапасом, пришлось (не оставлять же Советам) взорвать. Родные края покидали "с музыкой".
Впереди простирались две тысячи миль открытого моря (около четырех тысяч километров). Корабли, "почти лишенные всяких морских качеств". Скученность. Перегруз. Неясный статус флотилии (ее государства уже не существовало)...
Похоже, командующий Сибирской флотилией, никогда ранее - ни в бою, ни в тылу - не терявший хладнокровия, впервые испытывал смятение чувств. "Положение складывалось безвыходное", "переход ... чрезвычайно опасен, почти невыполним", "будущее в полнейшем мраке", - так напишет о начале беспримерного плавания адмирал (цитирую по книге Ю.К. Старк, "Последний оплот", Русско-Балтийский информационный Центр "Блиц", Санкт-Петербург, 2015).
Но до воспоминаний надо будет еще дожить.
И дойти.
Пролив Старка - Гензан. ИСХОД
Миновали остров Русский. Оставили за бортом пролив Старка - родного дядьки, адмирала
Оскара Старка, участника Русско-японской вой-ны, командующего флотом Тихого океана. От него племянник навек заразился "морской болезнью"...
До Гензана (Корея) "крались" вдоль побережья. Где-то позади остался самый южный приморский порт Посьет. Точка невозврата. Именно отсюда уходили в Китай конным и пешим (или, по-военному, грунтовым) порядком остатки белогвардейской Земской рати и ее воевода, последний белый Правитель Приамурского края генерал М.К. Дитерихс.
Уходили в никуда, в беду и нужду. Сдавали оружие, попадали в лагеря (считай, концлагеря). Хоронили умерших - в китайском приграничье то здесь то там возникали целые русские кладбища...
О чем думал, стоя на мостике, контр-адмирал Георгий Карлович Старк? Наверняка терзала мысль: ну что за доля такая - терпеть поражения и отступать? Двумя годами ранее сдали красным Омск, а Старк, отходя с частями Каппеля (Великий Сибирский ледяной поход), заболел сыпным тифом. И если бы не оказия - санпоезд, куда его уложили и отправили сперва в Читу, а оттуда в Харбин, наверняка бы погиб.
Дитерихс работал в Харбине башмачником. Старк - десятником на стройке. Сиротство, душевная смута... А тут гонцы взывают к воинскому долгу, убеждают вступить в "последний решительный бой", отвоевать Приморье, спасти Россию от красной чумы.
И, конечно, оба устремились назад, в пока еще белогвардейский край.
За считаные месяцы до разгрома Белой армии и окончательной победы советской власти.
Правильное ли было решение?
А еще не дает ни сна, ни покоя вопрос, верно ли поступил, когда в 1918-м оставил в голодном, холодном Петрограде жену с двумя малыми детьми на руках и, переодевшись солдатом, устремился на юг России, где формировалась армия Колчака...
А куда ему, Георгию Старку, было еще податься? Они знали друг друга со времен службы на Балтике. Вместе воевали в Первую мировую, вместе дрались с немецкой эскадрой у Моонзунда...
Случалось, "воевали" друг с другом. Придет время, Старк напишет в своих мемуарах, что Колчак порой излишне командирствовал, даже орал на подчиненных. И вспомнит случай, как однажды в 1916-м он, защищая матроса, так "схлестнулся" со своим взрывным командиром, что в конце разговора оба почти кричали друг на друга...
Казалось, конец карьере. Но нет, репрессий не последовало. Более того, спустя два дня Колчак честно сказал младшему по званию, что был неправ. "Я искренне поблагодарил его, - пишет Старк. - После этого признания я бы пошел за ним куда угодно..."
Так оно и случилось.
Гензан - Фузан. СТОЯНКА
На переходе в Гензан (360 миль) флотилия владивостокских беженцев без конца штормовала. Утонули два катера, "Усердный" и "Ретвизанчик". К счастью, они шли на буксирах, пустыми, и никто не погиб.
"Положение кораблей, переполненных пассажирами, часто было на грани гибели. То, что эта армада дошла благополучно до Кореи, может считаться морским чудом", - писал один из участников похода.
В Гензане хозяйничали японцы. А на кораблях флотилии - мороз, теснота, голод и холод. Чтобы избежать смертей, эпидемий и общего "неописуемого бедствия", Старк, как ни препятствовали японские власти, добился разрешения на высадку гражданских лиц. Холодные бараки, минимум продовольствия - вот и все, что ожидало наших на берегу. Но это было лучше, чем гибельные "морские приключения".
В Гензане остались и вывезенные Старком из Приморья воинские и казачьи части генералов Глебова и Лебедева. И там же осталась последняя надежда на реванш - Георгия Карловича не покидала шальная мысль повернуть на Камчатку, где у власти все еще находился ставленник белых. Он ведь не собирался и Приморье сдавать красным. Разработал план обороны Владивостока с целью "закрепиться и перейти в наступление".
Но Дитерихс план отменил - Старк был вынужден подчиниться.
В Гензане он подчинился суровой реальности. Камчатка уже под Советами, заграница не поможет, силы бороться исчерпаны. Реванш невозможен.
Значит, курс на корейский порт Фузан (ныне Пусан).
Фузан - Цусима. "АВРОРА"
В Фузане к Старку пожаловал старый знакомый - бывший сослуживец по Минной дивизии В.А. Белли. Выяснилось, что теперь он служит у красных и прибыл в Корею с секретной миссией - убедить Старка вместе с флотилией и экипажами вернуться во Владивосток. В обмен советская власть гарантировала адмиралу амнистию, воссоединение с семьей и щедрое вознаграждение.
Адмирал "с негодованием отверг гнусное предложение" (так - в его "Отчете") и посоветовал бывшему сослуживцу "во избежание плохих для него лично последствий" покинуть и номер в гостинице, и город Фузан.
Разразился международный скандал. Советское правительство опубликовало в газетах "Предписание адмиралу Старку вернуть до 1 января 1923 года суда, выведенные из Владивостока". Под Постановлением Президиума ВЦИК - "возвратиться в российские воды и добровольно сдать Советскому правительству военные суда, военное и прочее имущество, принадлежащее РСФСР..." - подписи Калинина и Енукидзе.
Но "угнанная" Старком флотилия, подлатав бока и забункеровавшись очередной партией угля, уже шла дальше, прижимаясь к берегам, спасаясь от осенних штормов. Где-то за кормой, чуть восточнее заданного курса, остался остров Цусима. И одноименный пролив. Здесь в 1905 году старший минный офицер, лейтенант Георгий Старк нес службу на новеньком крейсере "Аврора", прибывшем в составе эскадры на Дальний Восток из Либавы (сегодня - Лиепая). Как напишет адмирал в своих мемуарах, "ночь перед боем я стоял "собаку" (так моряки называют самую тяжкую вахту с 12 до 4 часов ночи. - Авт.). Утром проснулся - на пересечку нашему курсу идут японские корабли. Услышал, как летит снаряд, и в шуме его полета слышится: "Подарочек русским".
В том смертном бою пали смертью храбрых командир "Авроры" Е.Р. Егорьев и восемнадцать матросов. Крейсер, пробитый противником в решето, чудом не затонул, экипаж был поголовно изранен. Кормовой флаг "Авроры" шесть раз сбивало осколками, но, оставшись в экипаже за старшего офицера, лейтенант Старк, сам дважды раненый, командовал: "На флаг! Флаг поднять!", и бело-голубое полотнище под ливневым перекрестным огнем возвращалось на место.
Свои многочисленные раны "Аврора" и ее едва живая команда "зализывали" в... Маниле (вот еще когда Георгий Старк проложил дорогу на Филиппины). Потом был обратный переход на Балтику, капремонт, чествование вернувшихся с бесславной войны, ордена за храбрость и мужество, приемы и смотры с участием двора и Государя Императора...
И разве не дурной сон, что его родная "Аврора", которой отдал почти десять лет службы, его боевой корабль, "обладающий образцовым порядком и хорошими традициями", стал символом крушения империи?..
Цусима - Шанхай. БУНТ
За двести миль от Шанхая флотилия попала в шторм, который Старк в своем "Отчете" назовет роковым. Моряки тщетно старались погасить страсти. Слезы, истерика, паника... Одна из дам, пассажирка канонерской лодки "Илья Муромец", пыталась застрелиться, но у нее вовремя отобрали револьвер. Волны поглотили крейсер "Лейтенант Дыдымов" и всех, кто был на борту - команду, пассажиров, мальчиков-кадетов...
В Шанхае многие до смерти напуганные беженцы сошли на берег, что называется, "с вещами". А флотилия и ее командующий остались один на один с реальностью. Читаешь бесстрастный "Отчет" Старка и понимаешь: стоянка в Шанхае стала для флотилии испытанием не меньшим, чем шторм. Им отказали во всем - в ремонте, в угле, продовольствии, пресной воде (приходилось черпать прямо из желтой реки Янцзы, чего не делал в Шанхае ни один корабль ни до флотилии Старка, ни после). Касса эскадры была пуста. Все, что в ней оставалось, - 15 долларов. "Гибельное положение", - читаем в "Отчете".
Остается лишь удивляться дипломатическим и предпринимательским способностям адмирала Георгия Старка, сумевшего отремонтировать корабли и выручить средства для необходимого снабжения (сделка по продаже вооружения и нескольких судов далась командующему очень непросто, но это было спасение).
Но что "имущество"! Навсегда уходили люди - бравые русские моряки, преданные, казалось, своему Адмиралу (именно так, с большой буквы, они и будут потом писать про Старка в своих мемуарах). Уходили - к кому? Как и "Аврора" - к красным. Впрочем, месяц стоянки, нужда, "рутина якорной службы" разлагали беженцев не хуже, чем большевистская агитация. Уныние, растерянность, общий упадок, "попытки продавать китайцам-шампунщикам казенные винтовки и револьверы..."
Накануне выхода из Шанхая командиры нескольких кораблей, опасаясь долгого и опасного перехода на Филиппины, заговорили о смене курса на Гонконг. "Я не мог позволить дивизиону идти в Гонконг или вернуться в Шанхай, так как отлично знал, - пишет Старк, - что вся надежда на спасение людей заключалась в ... достижении владений Соединенных Штатов (Филиппины были тогда колонией США. - Авт.). Мне пришлось прекратить всякие обсуждения и коротко приказать всем немедленно готовиться к дальнейшему переходу..."
За сутки до выхода капитан 2 ранга М. Коренев заявлявил, что его корабль к походу не готов. И тогда, чтобы подбодрить экипаж, адмирал вместе со штабом флотилии пересаживается на "Диомид", "самый скверный корабль", способный к передвижению только на буксире - его прицепили к спасателю "Свирь". Туда же, на "Диомид", Старк переносит свой флаг.
Это был Поступок. "Пример неустрашимости", как напишут в мемуарах бывшие подчиненные адмирала. А еще - единственный выход из конфликта.
И - из Шанхая.
Шанхай - Формоза. ШТОРМ
Близ острова Формоза (ныне Тайвань), при проходе кораблей узким проливом, в шторм, в опасной близости к малым островам, мелям и рифам случилось страшное. В "Отчете" адмирала Старка эпизод описан как "Посадка 3-го дивизиона на мель". Два корабля - "Фарватер" и "Парис" - чудом спаслись. Третий - тральщик "Аякс", тщетно пытаясь соскользнуть с тверди на свободную воду, был завален на бок волной и окончательно залит.
Находившиеся на борту 23 человека попали в ад. Вот как описал это один из спасшихся, гардемарин Иванов (цитирую по книге Н.А. Кузнецова "Русский флот на чужбине):
"На палубе оставаться было невозможно, и все стремились кто куда мог. Облепили мачты, рубку, а некоторые устроились в трубе. ... Гардемарин Ш. с И. опустили труб-бакштаги в трубу, перевязали их в нескольких местах так, что получили нечто похожее на шторм-трап, и разместились там как курьи... Результатом этих холодных и голодных суток было еще то, что мы лишились друзей. Они гибли самым ужасным образом, на наших глазах. Гардемарин П. упал с грот-мачты и разбил голову о кают-компанию, гардемарин Б. упал со стеньги фок-мачты на лебедку, гардемарина П. сорвало с вант фок-мачты и перекинуло через полубак, гардемарин Б. сорвался с самодельного сиденья (в трубе) и утонул в огненном ящике котла. Мне приходилось делать цирковые трюки, прежде чем я смог добраться до трубы с грот-мачты, где оставаться не было никакой возможности - мы адски замерзли..."
Утром, когда к месту катастрофы подошло посыльное судно "Фарватер", в живых оставались семеро - двое верхом на фок-мачте и пятеро на воде, внутри трубы, все еще державшейся на плаву. Волна была такой, что корабль и шлюпки не могли приблизиться к терпящим бедствие, и тем пришлось добираться вплавь.
"Фарватер" подобрал людей и ушел. А к вечеру снова вернулся - на фок-мачте уже около суток ждал своих спасителей мичман Б.Е. Петренко. Он был командиром "Аякса" и покинул его последним.
Вскоре командующий Старк узнает из донесения Петренко не только детали случившегося, но и то, что в Сибирской флотилии служат моряки, достойные своего адмирала.
"Поведение всего личного состава в смысле проявления мужества перед лицом крайней опасности было блестящим, - значилось в донесении. - Не было отказа в выполнении приказаний. Паника отсутствовала. Не имея никакой надежды на спасение, люди гибли как герои, порой с шутками на устах. Гардемарин Аникиев, утопая, крикнул: "Прощай, "Аякс"!"
Филиппины - Америка - Австралия - Европа. ОТЪЕЗД
В общей сложности до Филиппин добрались одиннадцать кораблей и около тысячи беженцев - военные моряки и их семьи. "Добровольная группа людей на основании законов старой России, ... в ознаменование чего корабли носят флаг, зарегистрированный во всех странах как последний существующий флаг военного Русского флота".
Так сформулировал адмирал. На том стоял. А вместе с ним - бывший военно-морской атташе посольства России в Японии и, кстати сказать, прежний сослуживец Старка по Балтике контр-адмирал Б.П. Дудоров. Его тут нельзя не назвать, поскольку именно он сумел помочь Старку и флотилии преодолеть все самые опасные дипломатические "рифы".
Пройдет почти полгода, прежде чем большая часть беженцев - 536 человек - отправятся наконец на американском транспорте "Меритт" к спасительным калифорнийским берегам. Но Георгия Карловича Старка среди отъезжающих не было. Отклонил адмирал и неоднократные предложения служить американскому флагу.
Исследователи флотской темы свидетельствуют: средства от продажи кораблей Старк разделил поровну. Остаток вместе со своим бесценным "Отчетом о деятельности Сибирской флотилии" отвез во французский город Антиб и передал лично в руки тогдашнему главе российского императорского дома великому князю Николаю Николаевичу.
Адмирал уходил с корабля последним.
Париж - Владивосток. ПАМЯТЬ
К тому времени в Европу уже были переправлены из Советской России дети адмирала Старка - 15-летний сын Борис и 10-летняя дочь Таня. Жена Елизавета Владимировна не дождалась мужа чуть-чуть. Долго и тяжко болея (туберкулез), она умерла в Петрограде в мае 1924 года. Поселившись с детьми в Париже, Георгий Карлович бережно переплел ее письма, читал-перечитывал. А перед смертью попросил сына сжечь очень личную переписку (см. публикацию А.М. Буякова "Неизвестный адмирал Старк", Записки Общества изучения Амурского края, Владивосток, 1996).
Наверное, он умел не только воевать и спасать. Он умел и любить. В 1943 году в оккупированной Франции, очередной раз отказавшись сотрудничать с нацистами, Старк потерял работу (доблестный российский адмирал водил в Париже такси) и, чтобы как-то прожить, заложил в ломбард ордена. Тогда он и сел за воспоминания - они сложились в книжку под названием "Моя жизнь".
В ее первых строках несколько слов, может быть, в жизни не сказанных: "Моему лучшему другу - покойной жене посвящаю я эту работу".
А вот свой беспримерный "Отчет" он посвятил, без сомнения, будущим поколениям, то есть - нам. Белогвардейский адмирал Старк писал, чтобы помнили.
А его не просто не забывали - любили. Ставшие эмигрантами, русские моряки из своего иностранного далека слали ему во Францию письма, посылки. Когда в 1950 году Георгия Карловича не стало, отслужили по нему панихиды, сказали прощальные речи: "Это, несомненно, был один из лучших людей, представителей славного Российского императорского флота..."
В начале 2000-х вспомнили Старка и во Владивостоке. В память о Великом российском Исходе поставили на острове Русском православный крест с надписью "Всем любившим, но покинувшим Родину". Спустя год привезли из Калифорнии святыню - Андреевский флаг, реявший когда-то над одним из кораблей Сибирской флотилии.
А потом на Русском развернулась мегастройка и памятный крест демонтировали. Сегодня его копия стоит, почти незаметная, в дальнем углу центральной площади Владивостока.
P.S. Читая воспоминания Георгия Карловича Старка, выписала царапнувшую фразу: "Только военная доблесть приносит лавры. Гражданское мужество... непопулярно".