Сербское и болгарское кино как осмысление хода истории

По мере того, как грани настоящего, а также векторы будущего начинают проступать со все большей отчетливостью, во многих странах, чья история совершила несколько драматических кульбитов в двадцатом веке, творческие силы начинают обращаться к осмыслению не так давно ушедшего, многими люто ненавидимого, но, по иронии судьбы, самого стабильного периода своего существования в минувшем столетии. Когда в шутку не так давно речь заходила о том, что непредсказуемым бывает не только будущее, но и прошлое, мало кто догадывался, что тайны эти отнюдь не похоронены под вековой пылью и всего лишь доказывают правильность некоторых идеологических максим, над которыми так модно было подсмеиваться три десятка лет назад.

"Реквием по госпоже Ю." Бояна Вулетича (Rekvijem za g. J.), показанный на 39-м ММКФ, - интересный ответ на так называемую "черную волну" югославского кино: если те фильмы, созданные в 60-е и первую половину 70-х, обличали социалистический строй, то его культурный потомок не менее безжалостно критикует то, что пришло ему на смену.

В этом фильме есть и юмор, и грубость, и трогательные моменты, и цветастые и обезоруживающие ругательства. Но общее ощущение от картины куда более сложное, чем от привычных образчиков балканского кинематографа - с обаянием местного колорита, сумасшедшинки и сюра. Это суровое и безжалостное напоминание о сотнях тысяч безымянных людей, в одночасье брошенных на произвол судьбы и похороненных заживо на свалке истории, откуда им было предоставлено лишь право выбраться обратно в жизнь, да и то - на свой собственный страх и риск, становясь в униженное положение просителя.

Проситель вынужден рассказывать бездушным компьютерным системам и такой же равнодушной обслуге нового порядка о том, что некогда была единая страна, в которой право на работу худо-бедно влекло наличие государственных гарантий в области занятости, где труд был достойным и уважаемым делом, дававшим уверенность по крайней мере в ближайшем будущем.

Госпожа Ю. - женское олицетворение ушедшей в небытие Югославии, матери-одиночки с горестно-потерянным взглядом и натруженными руками, которая еще верит в справедливость, хочет получить то, что ей по праву принадлежит, и непрестанно, исподволь, заявляет о том, что еще недавно жила полноценной жизнью. И даже самые ревностные хулители этой страны в пределах нынешних независимых государств именно там получили возможности для резкого политического старта, они не были обделены всеобщим образованием и прочими благами цивилизации вне зависимости от достатка, о чем удобно умалчивается.

Мирьяна Каранович, звезда югославского и современного балканского кинематографа, замечательно раскрыла новый образ, за которым скрывается целый альбом ее героинь, измотанных, усталых, доведенных до отчаяния, но всегда неравнодушных и живых, способных затянуть печальную севдалинку о благородной любви, преодолевающей даже беспросветное горе.

Еще один участник текущего ММКФ - не менее трогательный, но, как и полагается болгарскому кино, куда более трагичный образ, созданный режиссерами Кристиной Грозевой и Петром Вылчановым. "Слава" - новая притча о маленьком человеке нового времени, станционном смотрителе-обходчике путей, про которого, как в пушкинские времена, можно сказать: "Нет людей несчастнее станционных смотрителей, ибо во всех своих неприятностях путешествующие непременно винят смотрителей и стремятся на них выместить свою злость по поводу плохих дорог, несносной погоды, скверных лошадей и тому подобного".

Цанко Петров двадцать пять лет ответственно и беззаветно занимается доблестным делом - следит за состоянием железнодорожных путей, и, в отличие от многих своих коллег, нисколько не пытается улучшить свое существование путем получения полулегального дохода вдобавок к своей нищенской зарплате. Он живет в бедноте, в полном одиночестве, за исключением нежно любимых зайцев, но в абсолютном мире со своей душой. Другие считают его чудаком, но ему до этого дела нет, и когда он обнаруживает на путях разорвавшийся мешок с крупной суммой денег, он сообщает об этом начальству.

Таким образом Цанко попадает в обзор объектива и становится героем репортажей, удобным поводом для того, чтобы министерство транспорта продемонстрировало себя в глазах общественности с хорошей стороны. Цанко дается минута славы и даже приз в виде дешевых электронных часов, а его собственные, дорежимные часы "Слава", подаренные отцом и исправно служащие ему уже который год, снимаются с брезгливостью с его руки и теряются служащими как ничего не значащая безделка.

И далее этот симулякр славы начинает Цанко бессердечно мстить, превращая его в пешку в чужой игре, где невозможно добиться правды. Цанко, заикаясь, констатирует, что все дело в менталитете. И действительно, за те двадцать пять лет, что он провел в своей "кроличьей норе", многое изменилось. Жизнь потекла совсем по другому руслу, вопросы морали и нравственности уступили место беспринципности и желанию обогащения, а также условности понятия добра и зла. И стоило Цанко на одно мгновение вынырнуть на поверхность, как его начала душить непрошеная благодарность циников, намеревавшихся его единожды использовать и выбросить. Но Цанко, к возмущению многих, не таков, он настоящий, делающий свое дело на славу, и сердце у него - пламенный мотор, а не одноразовый аналоговый часовой механизм. Только годы его, увы, сочтены.