Квартира расположена в заброшенном здании, кроме Энди в нем никто не живет. "Можешь не сдерживаться, тебя все равно никто не услышит", - успокаивает учитель Клер во время их первой ночи. Насколько эти слова правдивы, она осознает уже через пару дней, когда решит покинуть жилище Энди - оставленный на столе ключ не подойдет к входной двери, окна окажутся из армированного стекла, а в квартире найдутся вещи предыдущей пленницы маньяка.
Страшные истории о психологическом и сексуальном рабстве - вечнозеленая тема для искусства со времен, видимо, "Синей Бороды" (если не гомеровской "Одиссеи"). В новейшее время интерес к теме отнюдь не ослабевает - названий можно вспомнить массу, от "Коллекционера" до "Комнаты", от "Мизери" до "Михаэля". "Берлинский синдром" на фоне этих картин выглядит типичным середняком. Режиссер Кейт Шортланд в первые полчаса очень точно передает в фильме атмосферу Берлина со всей его открытостью и полифоничностью - для того, чтобы затем провести жестокую параллель между большим городом и обветшалой маленькой квартирой. Режиссер нарочито раскидывает по первому акту своей картины дурные знаки для своей героини - вот она гуляет со своим новым приятелем по огородам немецкой столицы, но на земле вдруг появляется маска волка, которую Клер тут же пытается приложить к лицу своего улыбчивого спутника.
В этой нарочитости, пожалуй, и кроется главная проблема фильма. Шортланд слишком хочет быть внятной и для этого распрямляет сюжетную линию до состояния натянутой стрелы. Но одновременно все упрощает. Из-за этого жанр "психологический триллер" теряет главное - собственно психологию. И в какой-то момент ловишь себя на мысли, что смотришь фильм не с интересом, а с раздражением. И - что уж совсем странно - даже с некоторой симпатией начинаешь относиться к отрицательному герою.
С ним, по крайней, мере все понятно - в детстве из семьи ушла мать, и он теперь охотится на женщин и насильно удерживает их, чтобы "отомстить" ей. Это, конечно, извращенная логика психа, которая его не оправдывает, но зато объясняет все действия. А вот почему героиня ведет себя как дура, не ясно вообще. У барышни миллион способов выбраться из квартиры - насильник не приковывает ее к кровати (то есть поначалу приковывает, но быстро одумывается). Периодически он спит, и в эти моменты можно сделать с ним все, что душе угодно. Но вместо этого барышня пытается всадить ему отвертку в руку среди белого дня, когда тот может оказать сопротивление. Во время единственной прогулки по глухому лесу Энди и Клер вдруг встречают двух мальчиков. И пока Энди занят разговором с одним из них, Клер, бешено вращая глазами, пытается объяснить другому, что нужно вызвать полицию. И тот, дескать, не понимает по-английски слова police. Ладно, это еще можно допустить. Но можно ли поверить, что взрослая путешественница Клер не знает немецкого слова polizei? И таких глупостей в фильме много - пленница тут, например, не в курсе, что можно вызвать службы экстренной помощи даже если в телефоне нет сим-карты. Быть может, это пресловутый "берлинский синдром", который оказывается побратимом синдрома стокгольмского, и Клер на самом деле подсознательно не хочет убегать? Но никаких следов психологической зависимости жертвы от маньяка в фильме нет - напротив, Шортланд однозначно показывает, что она его ненавидит.
Фильм основан на одноименном романе писательницы Мелани Жюстин, который не переведен на русский язык. И теперь, конечно, хочется его прочитать, чтобы понять - действительно ли это такая же плоская страшилка как фильм, или это австралийка Шортланд вместе с водой выплеснула ребенка.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"