Поделиться
Людмила Алексеевна Хачатрян (Ермилова) была арестована 20 ноября 1948 года. В том же году была приговорена к восьми годам ИТЛ. На свободу по меркам эпохи ГУЛАГа вышла "быстро" - в 1954 году. И хотя в том же году Ермилова была реабилитирована, жизнь ее, как она считает, так и не сложилась.
Все начиналось, как в сказке. "Моя северная принцесса", так 17-летнюю студентку Людмилу Ермилову называл Радойца Ненезич из социалистической Югославии, слушатель советской академии Генштаба. Он девушке сразу сделал предложение, чем расположил родителей, особенно отца-фронтовика. И хотя студентка была несовершеннолетней, Ненезич, партизанивший в годы Второй мировой вместе с послом СФРЮ в Москве, договорился с ним и регистрации их брака. Когда пришло время уезжать в Белград выяснилось, что по новым законам СФРЮ, браки с иностранцами там объявлялись недействительными. Принц оставил принцессу в Москве до выяснения обстоятельств.
- Когда в аэропорту "Внуково" передо мной захлопнулась дверь, и Радойца исчез, - вспоминает Людмила Алексеевна, - мне на миг показалось, что закрылась крышка гроба.
Потом она эту мысль гнала, но все оказалось еще хуже. У 18-летней Ермиловой не принимали письма мужу в посольстве СФРЮ. Девушка по совету приятельницы отважилась передать письмо мужу через итальянское посольство, где у той работала "знакомая итальянка Бьянка". Так военная контрразведка вскоре обвинила Людмилу Ермилову в агентурной деятельности в пользу итальянских спецслужб.
- Головой надо было думать, а не сердцем, - вспоминает Людмила Алексеевна, - дурочка была. Думала: "Вот Радойца узнает, и все-все изменит…". А когда офицер НКВД показал мне документ, где черным по белому было написано, что мне вменяют "…намерение изменить Родине", у меня случилась истерика. Орала как резаная: "Не буду подписывать!". Не по идейным соображениям. Просто не понимала что творится. Мне еще громче орали: "Ты знаешь, что сожительствовала с врагом? Знаешь? Сознавайся". Мне казалось, что это конец света. А это было начало ада. Я взяла грех на душу - в этот момент следователю кто-то позвонил. Он перепугался. Белый как стена стал бесконечно звонить и перезванивать. Просил дефицитный пеницилин для своего больного ребенка. Я не могла остановиться. Орала про себя: "Пусть подохнет твой ребенок". Вот какая ненависть…
Потом она, советская атеистка, между лесоповалами и укладкой железных дорог, в лагерях молилась за того ребенка.
Когда в 1953 году после смерти Сталина смягчили режим содержания, Ермиловой от мамы пришла посылка. Среди теплых вещей лежал журнал "Огонек". Девушка на обложке журнала, где был изображен лидер Монголии Чойбалсан, мгновенно за его спиной узнала своего мужа.
- Это была бумажная встреча, - курит и прячет дорожащие руки Людмила Алексеевна. - Последняя встреча.
Ее через год освободят, почти сразу реабилитируют. Она даже, переполненная свободой, в храме поклянется матери, что больше не будет писать письма несостоявшемуся мужу. Но будет их писать всю жизнь. Уже в тайне от своего настоящего мужа и матери.
- Я передала письмо в Белград с югославским певцом и композитором Джордже Марьяновичем, - рассказывает Людмила Хачатрян. - Просила сказать Ненезичу только одно: "Пусть узнает, какую цену я заплатила за знакомство с ним". Но Марьянович погиб в аварии. Письмо снова не дошло. Умом я понимала: "Судьба не хочет". И опять писала, писала. Уже в перестройку я со знакомыми отправила последнее письмо. Они его передали, но родные Ненезича сказали, что он год как умер… Так никогда и не встретились. Полюбила не того, кого можно… Отобрали и судьбу, и счастье. Остались боль и вот эта бумажка: "Реабилитирована за отсутствием состава преступления".