Поделиться
Информация об угоне советского пассажирского самолета в Турцию облетела мир за считаные минуты. Члены экипажа ранены, бортпроводница Надя Курченко убита. Самолет совершил аварийную посадку в Трабзоне. В тот же день я был командирован в Сухуми.
Стало ясно, как девушка погибла. С двумя пулевыми ранениями в бедро и грудь, она до последней секунды сознания сражалась с двумя бандитами, которые рвались в пилотскую кабину. Ни тогда, ни позже ни одним словом не было публично объяснено, почему нападение стало возможным. Но жизнь всегда короче правды. Все, что я узнавал, тут же передавал в Москву.
При мне мать бортпроводницы Генриетту Ивановну разыскали в Удмуртии. Вначале она ехала поездом. В купе две девушки впервые приковали ее внимание разговорами о драме над Черным морем, о гибели бортпроводницы. Но фамилии Нади не произносили. Сердце матери обожгло слово "бортпроводница". В Москве, по дороге с железнодорожного вокзала во Внуково, откуда мать должна была вылетать в Сухуми, молодой таксист увидел: с его пассажиркой что-то неладно. Парень сказал: "Что вы, мамаша, так мучаетесь. У других, вот, горе посильней. Девчонке не было и 20, Наде Курченко, прямо в самолете убили". И протянул Генриетте Ивановне "Комсомолку", газету с фотографией дочери и репортажем...
...Десятки тысяч людей вышли на улицы Сухуми. Утопающий в цветах и лучах солнца гроб с Надей стоял на площадке у драматического театра. Самолеты поднимались с аэродрома, покачивали над городом крыльями в знак скорби, и уходили в рейс. Я был рядом с гробом, поддерживал под руку Генриетту Ивановну. Громадность ее боли ничего не оставляла незатронутым: ни сердце, ни душу, ни одного ее атома. Материнская боль - это охваченное огнем дерево. Резонанс батумского хайджекинга был ошеломляющим. Небеса мира еще не были так зримо забрызганы кровью - это был первый удар колокола.