Валерий Фокин - о Викторе Гвоздицком: У него была особая театральная этика

9 октября в Доме-музее М.Н. Ермоловой - вечер памяти актера Виктора Гвоздицкого.

30 сентября ему исполнилось бы 65. И это было бы знаменательным событием для тех театров, в чьих стенах Виктор Гвоздицкий не работал, а именно служил искусству: Рижском ТЮЗе, Ленинградском театре комедии, Санкт-Петербургском БДТ, московском ТЮЗе, "Эрмитаже", МХАТе им. Чехова... В 54 года его не стало. Блистательное театральное восхождение к актерским вершинам, о которых иные и не мечтали, прервалось внезапным и непостижимым образом: в сообщение о том, что в ночь с 20 на 21 мая 2007 года в одной из московских больниц скоропостижно скончался народный артист России Виктор Гвоздицкий, невозможно было поверить. Слишком он был молод. И столько спектаклей еще ему предстояло сыграть...

Свои последние роли Виктор Гвоздицкий исполнил в спектаклях Валерия Фокина "Арто и его двойник" в Центре Мейерхольда и "Двойник" Александринского театра. Рассказывает художественный руководитель Александринки, режиссер Валерий Фокин: "Виктор Гвоздицкий родился не для этого времени, он не совпадал вплотную с ним. Потому что его представление о профессии, о театре как о высшей духовной инстанции, которой надо служить, о том, что такое профессиональная ответственность, которая не может быть разменяна на дешевые развлекательные фильмы, - сильно отличались от привычного набора, которому многие сегодня соблазняются. И ничего с этим сделать нельзя. Чем больше уходит время, тем острее понимаешь, что он был совершенно отдельной личностью.

Думаю, это была его природа. Ему комфортнее было в XIX веке, в том времени, хотя он там не жил, и там тоже наверняка были свои проблемы. Не бывает времени без проблем. Но с точки зрения театра как дома, особой театральной этики, он оттуда. Преданность тому времени была абсолютная. Он так прижился к Александринке! Когда Виктор Гвоздицкий первый раз просто вышел на сцену Александринского театра, создалось ощущение, что он как будто здесь жил. Он восхищался люстрами, ярусами, всей этой атмосферой; все старинное было ему по душе, это соответствовало его органике. У него была внутренняя дистанция по отношению к тому, что сегодня происходит вне стен театра. Это тогда было, а сейчас, наверное, он бы с ума сошел. Я часто думаю: смог ли бы он работать сейчас? Наверное, только в закрытой скорлупе какого-то отдельного театра. Уже тогда на все происходящее он смотрел с вопросом, с предубеждением. А сейчас он бы отошел в сторону мгновенно...

Он рано ушел из жизни, в 54 года умереть - это очень мало для его таланта, для его развития. Он мог бы многое сделать. Он был своеобразный оригинальный артист, каких мало. Сочетал в себе бесконечный порыв, открытый нерв, необыкновенную романтику и классицизм в хорошем смысле. У него было много чисто актерских любопытных уникальных качеств. И с точки зрения совпадений с тем, что происходит в сегодняшней театральной среде, конечно, он совершенно чужой. Он и тогда-то был как "белая ворона" в стае...

Репетировал он всегда очень открыто. Я с ним выпустил два спектакля. Третий - "Женитьбу" - начали репетировать, и интересно получалось, но закончить не успели... Работал Виктор Гвоздицкий всегда очень искренне, открыто, непосредственно. Любил конкретику, профессиональную простоту, а не разговорный метод постановки. С ним было свободно, интересно, он всегда был в материале, это был соучастник, который мог поддержать тебя на уровне замысла, а не артист-марионетка, исполнитель, который пошел налево, пошел направо... Он мог быть капризным, взрывным, а вот дипломатом он никогда не был. Это было видно по его лицу, он не мог дипломатничать. Если ему что-то не нравилось, это сразу в нем проявлялось. Но капризность была не из серии "я - прима", - нет, это был протест, когда чего-то не принимает душа. Другой стерпит в силу разных причин, промолчит, будет тянуть эту лямку внутри, а он не мог...

Период работы с Олегом Ефремовым во МХАТе был для него очень важным. Он был далек от эстетики Ефремова, тем не менее Олег Николаевич с удовольствием с ним работал, и Виктор Гвоздицкий его обожал. И когда после смерти Олега Ефремова ему пришлось уйти из Художественного театра, ему было больно. Он мне не говорил, что переживает, он был закрытым человеком, но это было ощутимо. Он открывался только перед очень близкими людьми. Иногда мы с ним по телефону часами разговаривали. И по телефону он мог мне гораздо больше открыться, чем при личных встречах. Иногда человеку надо быть самим собой...

В репетиционный период мы общались довольно часто. Он всегда соблюдал дистанцию по отношению к коллегам, никогда не позволял себе на репетиции, зная, что у нас с ним другие, неофициальные отношения, при партнерах или без, переходить грань, всегда был терпелив и подчеркнуто ровен. Врожденная особая театральная этика была у него в крови.

Он, конечно, по своей сути, по любви к старинному хорошему классицизму, романтизму, к театральности был петербургским артистом. Этой культуры уже нет, она ушла куда-то..."