Идеей поставить "Зулейху" на подмостках Башкирского академического театра драмы им. М. Гафури еще в прошлом году режиссер Айрат Абушахманов поделился на встрече с Гузель Яхиной. Посмотрев его спектакль "Черноликие", Гузель дала согласие, сказав, что полностью доверяет ему свое детище и готова к любому прочтению.
Айрат Абушахманов использовал карт-бланш честно. Спектакль не стыдно показать самому искушенному зрителю, на любой площадке, любом фестивале и конкурсе, не сомневаясь в успехе. Есть в нем некая тайна, заворачивающая мистика, над разгадкой которой зритель раздумывает и после спектакля. О том, что постановка затронула сердца и души, говорит волна обсуждений в соцсетях, публикации в разных СМИ, ранее не замеченных в пристрастиях к башкирскому искусству. Кстати, половина зрителей взяла наушники, чтобы слушать перевод.
Режиссер не раз говорил о том, что роман написан по законам кино (автор - киносценарист), и поэтому иллюстрировать книгу он не будет. Сценарий, по которому поставлена драма, написала Ярослава Пулинович, сохранившая суть романа и сделавшая акцент на ключевых моментах. Тех, что можно передать театральными средствами. Текст перевел народный артист России и Башкортостана Хурматулла Утяшев, исполняющий в спектакле роль мужа Зулейхи.
Над спектаклем работала команда опытных профессионалов: художник-постановщик Альберт Нестеров, композитор Ильшат Яхин, художник по свету Ильшат Саяхов, хореограф Ринат Абушахманов. И, разумеется, актеры Башкирского драмтеатра - заслуженные и народные, а также молодые. Особые роли - у детей. Три девочки из студии Константина Хабенского символизируют души дочерей Зулейхи, а Дамир Кираманов, которого режиссер нашел сам, играет сына Юсуфа. В этом спектакле внимания заслуживает каждый персонаж, потому что тут каждый - личность, которая не останавливается в своем развитии, и наблюдать этот процесс увлекательно. Актеры не изображают, а превращаются в своих героев, и им веришь безусловно.
Тема репрессий, в частности раскулачивания и коллективизации, так или иначе касается каждой семьи. Ужас, пережитый бабушками-прабабушками, сохранился в генетической памяти последующих поколений. Поэтому ощущение сопричастности не оставляет зрителей ни на минуту. И усиливается благодаря сценографии. Не ограничиваясь территорией сцены, постановщики задействовали и зрительный зал. Между первыми рядами "растут" деревья, такие же, как на сцене - это лесоповал. На спинки зрительских кресел наброшены зековские ватники с номерами на спинах. Актеры сходят со сцены и ведут диалоги рядом с публикой.
Со сцены в зал ведут мостки, которые становятся то крышкой погреба, куда раскулачиваемые крестьяне пытаются спрятать зерно, то в перевернутом виде оказываются живописными полотнами. В сцене приемки наглядной агитации над головами зрителей, на потолке, появляются световые рисунки. Тусклый свет лампочек под металлическими "тарелками", подсвеченные сзади фигуры часовых с ружьями и конструкции, символизирующие теплушки и бараки, собачий лай, резкие звуки - все это рождает атмосферу безысходности и отчаяния. Погружение в ситуацию достигается полное.
Постановку отличает смелый авангардный подход к материалу. Есть отсылки к советскому агитпропу, символичность, гипербола, но их сочетание гармонично.
Спектакль очень плотный и объемный: действие разворачивается в нескольких плоскостях. На переднем плане одно, на заднем - другое, причем не мешая друг другу. Есть весьма нетривиальные решения многих сцен. Там, где излишни слова, используются пластические, хореографические приемы. Музыка, песни, особенно знакомая с детства "Широка страна моя родная", под которую голодные и истощенные спецпереселенцы выполняют план по лесозаготовкам, приобретают новый смысл.
Бесправную крестьянку, лишившуюся мужа и дома, вырванную из привычного мира, создатели спектакля возвысили до символа жертвенного материнства. Спектакль вообще об этом - о слабой женщине, ставшей сильной для защиты своего ребенка, рожденного в тайге и обреченного на гибель. А еще - о любви и человечности, которая сметает все преграды.