Для меня Родина окрашена кровью Красного века. По отцовской линии - распадом казачьей семьи на красных и белых и - по Шолохову! - их примирением под черным солнцем. По линии материнской - никаких примирений: гуляющие по Украине галаковцы останавливают повозку, едущую из Любеча в Полтаву:
- Ты жидовка?
- Я мать троих детей!
- Ах, дети! Жиденята? Ну, беги к ним!
Выстрел в спину.
Дети - сироты - выжили чудом.
Я родился от немыслимого в прежней России союза изгоев кровавого века: от казака, едва не проклявшего собственного отца (тот был эсером и никак не ладил с советской властью), и от матери, осиротевшей в 13 лет, родившей меня в 24 и уже не надеявшейся вырастить первенца...
Где была тогда моя Родина? В кровавом междоусобии Смуты.
Родину в свой час по-настоящему преподал мне - Тютчев.
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа -
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил, благословляя.
Поразительно: ни одной строки о том, что Родина - лучше других стран! Наоборот: тут и бедность, и скудость, и тихое смирение, и даже "рабский вид" Всевышнего, благословляющего Россию, - не потому, что она лучше других, а потому, что она и только она дана нам судьбой. Никаких сравнений! Родина не лучше и не хуже других, она - наша. Наша доля. Наша судьба.
Великие поэты подхватили у Тютчева это ощущение света, неизмеримого никакими "качествами". Серые шубы нищей России у Блока - дороже любой "разбойной красы". Это не награда, это крест. И Евтушенко, поэт уже моего поколения, так чувствовал. Мы бредем по бездорожью, каковое уготовала нам История, но искра Божья - у нас в ладонях, и стежка наша - неотделима от пути Родины.
"Лучше"? "Хуже"? Не в том суть! Будет России лучше - будет лучше и мне. Будет хуже, буду и я страдать, но - с ней, в ней!
Когда Гризодубова, Осипенко и Раскова на самолете "Родина" полетели из Москвы на Дальний Восток, это слово заполыхало по стенам столовки в моем детсаду.
Оно и теперь греет. Мне тепло от того, что рядом с бывшим Кенигсбергом русские переселенцы построили рыболовецкий совхоз "За Родину!". Хотя германской эры в истории Калининграда никто не отменит и Кант в наших умах жив навсегда.
Мне тепло от мысли, что в Великую Отечественную войну на фронте сражался танк "Мать-Родина", снаряженный на средства матери танкиста.
Мне невыразимо тепло видеть свою фамилию под обложкой журнала "Родина"...
Родина у человека - одна! Тот, кто это чувствует, счастливый человек.
Тот, кого судьба заставляет сменить Родину, неизбежно расплачивается душевной болью.