21.12.2017 19:00
    Поделиться

    Продюсеры и режиссеры обсудили в "РГ", как закрепить успехи нашего кино

    Продюсеры и режиссеры обсудили в "РГ" как закрепить успехи российского кино
    2017 год показал, что российское кино совершило прорыв - к концу нанешнего года у нас есть три фильма, сборы которых превысили миллиард рублей. Это "Последний богатырь", "Притяжение" и "Викинг". Но не только они - подтверждение успешности отрасли.

    Чтобы подвести итоги года и наметить планы на будущее, в "РГ" собрался Совет экспертов. Продюсеры Сергей Сельянов - в 2017 году из его проектов громче всего прозвучали "Салют-7" и "Аритмия"; Александр Роднянский - фильм "Нелюбовь" завоевал ряд отечественных и международных кинонаград и вошел в лонг-лист "Оскара"; Михаил Врубель - один из создателей фильма "Притяжение"; Эдуард Илоян - проект "Последний богатырь", сделанный его командой в партнерстве с Disney стал чемпионом года по сборам; Владимир Хотиненко - режиссер одного из самых громких телепроектов года - сериала "Демон революции"; Павел Лунгин, чей новый фильм "Братство" обещает быть в числе самых обсуждаемых проектов в 2018 году; Сергей Мирошниченко - корифей отечественного документального кино; Антон Малышев - исполнительный директор Фонда кино, поддержавшего большинство из названных картин.

    Почему 2017-й стал таким успешным для российского кино?

    Александр Роднянский: В свое время, в начале возрождения, нового этапа развития, 2005 год был чемпионским для российского кинематографа. Не только появление двух "Дозоров" - это был год еще и "Турецкого гамбита", "9 роты". Но это были четыре фильма, обеспечившие кассу. А в 2017 году главное в том, что высокие результаты отечественного кинематографа - это совокупные усилия даже не десятка, а гораздо большего количества фильмов. 3 миллиарда сборов у трех проектов - это замечательно. В прежние времена успехи, скорее всего, и ограничивались бы тремя картинами.

    А сейчас за тремя "миллиардерами" - десяток картин, которые показали совершенно выдающиеся результаты. Тот же "Салют-7", "Время первых", "Гоголь. Начало". И это не случайность. Выросла компетенция людей, которые картины делают и выводят их в прокат. То есть те, кто сегодня снимают фильмы, с самого начала задаются вопросами: для кого, собственно говоря, эти картины, каким образом привлечь внимание аудитории, какими средствами, усилиями, способами.

    Антон Малышев: Перед Фондом кино ставилась задача развивать кинематограф как отрасль, чтобы она выживала и двигалась дальше. На мой взгляд, то, что к концу года мы переходим планку 12 миллиардов рублей и 50 миллионов зрителей - это эффект синергетический. Появление большого количества сильных картин, и уже не первый год, показывает, что мы нарабатываем общий имиджевый капитал. Плюс капитал компетенций. Соответственно - результаты. Общими усилиями удалось создать эффективную технологию, когда право принятия решений и распределения господдержки в значительной степени передано самой отрасли. Когда у нас работают эксперты, рабочая сценарная группа, проходят питчинги и так далее. Конечно, эксперты тоже могут ошибаться, но цифры говорят сами за себя: в этом году у нас из тех 100 картин, которые вышли в прокат, 10-11 окупятся исключительно за счет кинопроката. Мы сравнивали с международными результатами окупаемости фильмов на внутреннем рынке - Россия выглядит очень неплохо даже на фоне таких сильных кинематографий как французская, немецкая, британская.

    Сергей Сельянов: Да, уровень российского кино растет. Подтверждением служит появление все большего количества ярких зрительских фильмов, поскольку сборы, в основном, делаются на этом поле. При этом авторское кино не теряет своих позиций. "Нелюбовь" и "Аритмия", например, в нашем прокате собрали очень большие для этой категории фильмов деньги. Кроме того, поскольку в Год кино все деньги были выданы на безвозмездной основе, средств поступило больше, и, соответственно, есть прямая зависимость между уровнем господдержки и количеством "больших" фильмов, которые, в основном, и собирают зрителя. Продюсеры с каждым годом все лучше и лучше чувствуют аудиторию, учатся работать с ней, объяснять, что за кино... Конечно, квалификация растет, компетенции - также. И в техническом смысле, и в маркетинговом, и в содержательном.

    Можно ли поделиться каким-то секретом успеха?

    Эдуард Илоян: Если кто-то скажет, что знает секрет, как получить такие сборы, как, например, наш "Последний богатырь", он обманет. Потому что схемы и формулы успеха нет. "Последний богатырь" - самый большой проект нашей студии. И мы делали на него крупную ставку, потому что, когда запускали этот проект, еще не входили в число компаний-лидеров в Фонде кино. И у нас не было "большого плеча", мы рисковали, вкладывая собственные средства, и верили в успех.

    Проект начали на свои. Потом принесли коллегам в компанию Disney. И работали   50 на 50. Но базово весь фильм сделан россиянами: режиссеры, операторы, спецэффекты, костюмы. Нам казалось, что сказка - тот культурный код, который заложен во всех нас с детства. И в игровой форме, с комедийной составляющей - это должно быть близко и понятно всем. Конечно, это надо было делать с именно с Disney, потому что у них есть гигантский трейлеринг. Уже за год наш трейлер был "подключен" ко всем ключевым голливудским релизам большой компании: "Доктор Стрэндж", "Звездные войны", "Пираты Карибского моря", "Стражи Галактики". Мы получили большой охват именно той аудитории, которая ходит в кино.

    Современный человек идет сейчас в кинотеатр, как в супермаркет, и покупает себе два часа времени

    Говорить о том, что есть синергия в том, что над фильмом работали авторы с  телевидения... И да, и нет, потому что обычный зритель этого не знает. Он приходит, смотрит кино, а дальше работает "сарафанное радио". Зрителю  понравилось, мы разбудили в нем какую-то эмоцию, он передал это друзьям. Мы  сейчас видим, что более семи с половиной миллионов человек посмотрело фильм "Последний богатырь". И это ключевой показатель. Мы выходили в прокат без премиальных форматов, у нас не было технологий IMAX, 3D. Но многие люди ходили в кино не один раз. И рекомендовали другим. Первый раз пошли родители с детьми, потом - дети с классом в школе, потом с другом или подружкой. Таким образом мы получили максимально широкую аудиторию и внимание людей, многие из которых ходят в кино раз в год. Они встали и пошли, потому что для них это стало событием.

    Михаил Врубель: Одна из очевидных причин нынешнего успешного состояния российского кино - возможность коллаборации. Редко в каких отраслях можно наблюдать подобное. Например, вряд ли опытная строительная компания вдруг может поддержать какую-то молодую строительную компанию, и делать с ней совместный проект. Очевидно, что это возможно только в случае, если они хотят ее захватить. А здесь, да - и с Сергеем Сельяновым мы сделали три проекта - "Призрак", "Джунгли" и "Напарник". Сейчас работаем с "Арт-Пикчерс" Федора Бондарчука и Дмитрия Рудовского - фильмы "Притяжение", "Притяжение 2", и "Лед" - он выходит в прокат 14 февраля 2018 года. Или, например компания "Слово" Петра Анурова, сделавшая совместные проекты с "Арт-Пикчерс". И то, что компания Эдуарда Илояна выпустила такой громкий проект, как "Последний богатырь" с Disney... Это одна из причин успеха - возможность объединения. Поэтому ломать в существующей сегодня системе кинематографа нам, как молодой компании на этом рынке, не хочется ничего.

    Можно ли оценивать эффективность работы кинокомпаний, исходя исключительно из кассовых сборов?

    Павел Лунгин: Конечно, российское кино показало такие результаты не вдруг.  Индустрия супермаркетов в наше время побеждает. Как только российское кино обрело статус индустрии, оно стало выполнять функцию развлечения. Этот шаг был сделан. Раньше - а  и я сам несу на себе счастливое "проклятие" старого времени - того, когда жанр смущал художника, казалось, что все интересное должно быть где-то между жанрами или вне жанра. И сама идея того, что кино заставляет думать или чувствовать - она индустрии вредит.

    Человек идет сейчас в кинотеатр, как в супермаркет, и покупает себе два часа времени. Как колбасную нарезку. И теперь мы сделали первые шаги к тому, чтобы научиться продавать два часа приятного времяпрепровождения. Это может быть приятный патриотизм, приятная комедия...

    Теперь, мне кажется, перед нами стоит задача не потерять того прекрасного, что было в нашем кино. Чтобы авторское кино, кино поиска не было растоптано новыми успешными "слонами" нашего проката. Кино объединяет в себе абсолютно разные вещи. Но сложность индустрии, в том числе американской, в том, что кино соединяет в себе мощь развлечения и поиск. Новые режиссеры ищут и делают фильмы малобюджетные, которые не имеют большого успеха, но реагируют на всякие происходящие в обществе события, в том числе болезненные. И вот так это сложно функционирует. Если мы в погоне за прибылью объявим уродцами и ненужными гадкими лебедями все то, что не приносит больших денег, то потеряем таланты и многое другое. Мы еще не так сильно научились зарабатывать, но уже между собой киношники говорят о качестве фильмов с какой-то нервной доброжелательной жадностью, мол, сколько собрал? То есть цифра стала выходить на передний план.

    И я хочу еще раз поблагодарить Фонд кино, который вместо того, чтобы встать в решительную позу и сказать: "Мы даем деньги в рост, и если  вы нам не принесешь 50% прибыли или хотя бы 20% - ничего не дадим", поддерживает  картины неоднозначные. Мне кажется, что Фонд кино становится сейчас тем местом, куда может прийти и ищущий человек с небольшим проектом, и режиссер, который хочет сорвать банк.

    Выживет ли кино, особенно авторское, без господдержки?

    Александр Роднянский: Мы говорим больше всего о сегодняшнем успехе зрительского кинематографа и очевидной роли Фонда кино и сложившейся системы в этом успехе. И о том, что зрительский отечественный кинематограф превратился в индустрию. Но этот год хорош и с точки зрения авторского кино, традиционно сильного в России сегмента. Когда еще можно было назвать с десяток, а то и больше, мощных картин, в прежние времена каждая из которых делала бы погоду? Это редкий год, потому что у нас есть вышеупомянутая "Аритмия", и "Заложники", и "Витька Чеснок", и "Теснота" молодого 25-летнего парня Кантемира Балагова, заявившая о себе в Каннах, и "Холодное танго" Павла Чухрая, и наша "Нелюбовь".

    Большая часть этих картин вполне успешна в своем сегменте и вышла в прокат. Понятно, что результаты их проката не сопоставимы с лидерами зрительского кино. Но зато их можно сравнить с результатами зрительского кино десятилетней давности... Эти фильмы собирают сегодня и под сто миллионов рублей. А это означает, что у индустрии есть потенциал через 2-3 года успешного развития и привлечения более взрослой аудитории собирать уже и под 200 миллионов. Авторское кино может стать самоокупаемым.

    Государственная поддержка - это не просто финансирование отечественного кино, но способ стимулировать развитие индустрии. Потому что на каждый рубль, который мы получаем от государства, мы находим другой, а то и еще два, на стороне. Либо это европейский партнер по копродукции, либо частные инвесторы, либо сочетание обоих источников, плюс телевизионные и международные предпродажи. Все те легитимные инструменты международного кинопроизводства, которыми на сегодняшний день овладевают и отечественные продюсеры. Поэтому мы в состоянии продюсировать какие-то сложные, драматические картины, которые не могут, по определению, претендовать на помощь Фонда кино.

    И в этом смысл здоровой индустрии - в ней есть множество разнообразных сегментов. При этом появляется возможность рекрутировать из авторского кино талантливых людей. Тот же "Салют-7" сделан людьми, вышедшими из авторского кино. Сам Сергей Сельянов, Бакур Бакурадзе - сопродюсер, сценаристы - Наталья Меркулова и Алексей Чупов... Это как раз тот самый американский индустриальный стиль, когда Кристоферу Нолану после артовых "Мементо" и "Бессонницы" предоставляют возможность сделать трилогию о Бэтмене за миллиарды долларов. И это оказывается самой коммерчески успешной франшизой, позволяющей выдающемуся режиссеру продолжать делать сегодня авторское кино, но уже за сотни миллионов. Такое, как "Дюнкерк". Точно так же, надеюсь, произойдет и у нас.

    Оправдывает ли себя система регулирования проката?

    Сергей Сельянов: На рынке проката возник диалог, хотя он пока в зачаточном состоянии. Когда выходило "Время первых", например, Министерство культуры вошло в переговоры с сетями, которые представляют всю систему кинопоказа. Речь шла о том, чтобы либо передвинуть "Форсаж-8", либо все-таки как-то договориться. Договорились. Возникли зачатки такого диалога и на площадке Фонда кино: мы встречались и разводили российские проекты. Разговаривали, как лучше. Три продюсера, три разных картины. Достаточно быстро и безболезненно договорились о том, чтобы распределить картины по датам.

    И возникли общественные организации в этом году - Ассоциация владельцев кинотеатров, Ассоциация кинодистрибьюторов, которые, надеюсь, тоже внесут свой вклад в эту работу. Она может решаться грубым административным способом или переговорами и дипломатией. Второй путь комфортнее, но ситуация достаточно острая для российского кино. Уже российские фильмы начинают друг с другом конкурировать на конкретных датах, забирать друг у друга зрителей, не говоря об американском кино, которого существенно больше. Это, наверное, на сегодня самая очевидная проблема на рынке, которая требует максимального внимания и заботы. И стороны - а я имею в виду всех игроков рынка - должны научиться взаимодействовать. Если этого не произойдет, то могут последовать административные меры.

    По какому принципу распределяются деньги в отечественном кино? Кто эксперты?

    Антон Малышев: Мы каждый год пытаемся сделать процедуру выделения средств еще прозрачнее, еще понятнее, еще более прогнозируемой. Больше, наверное, и некуда, потому что в состав Экспертного совета Фонда кино не входят чиновники. Даже сотрудники Фонда не входят. Питчинги транслируются у нас онлайн, все интересующиеся имеют возможность наблюдать. Не транслируется обсуждение экспертов. Но это было бы не очень корректно.

    Возникают разговоры по поводу того, кто эксперты. Это люди, которые обладают максимальной компетенцией? Или теоретики, которые непосредственно делом не занимаются, но почему-то должны быть названы экспертами? Все-таки наша первая задача - качество экспертизы. Кроме того, у нас по регламенту работы эксперт не имеет права голосовать за свой проект. И участвовать в обсуждении тоже. А с учетом того, что у нас в Экспертный совет входят люди с диаметрально противоположными взглядами, обвинить в сговоре его также нельзя.

    Владимир Хотиненко: Критикуют люди, которые не в теме. Они исходят из некоей идеальной ситуации. Что как бы где-то есть эксперты. Что как бы где-то есть большое количество хороших сценариев. Это абсолютно абстрактная постановка вопроса - тут среди собравшихся много представителей сценарного жюри. И через нас проходит практически все. Может быть, кроме того, что отсеивает система  Минкульта, когда за проект нужно внести определенный денежный залог, но не у всех есть деньги. Может, где-то сидят один-два гения, у которых есть блестящий  сценарий, но нет денег для того, чтобы внести залог. Но нет у нас огромного количества хороших сценариев. А эксперты, которые есть, они задействованы в процессе. А решения должны быть приняты профессиональные.

    Павел Лунгин: Есть люди, которые всегда критикуют, и очень часто это те, кто  внутри профессии, а бывает и просто досужие... На самом деле, какой бы ни был  завистливый и злобный критик, радость увидеть талантливый сценарий, фильм захлестывает все. И я видел самых разных людей, у которых прямо на Экспертном совете зажигаются глаза. Это как когда из кучи мусора вдруг вырастает цветок. И все просто с ним носятся: давайте еще! Поэтому надо обязательно брать действующих игроков рынка. Режиссеров и сценаристов, которые много пишут. Они совершенно не заинтересованы в том, чтобы что-то талантливое затоптать.

    Насколько на руку кинематографу, когда его поддерживают телеканалы?

    Владимир Хотиненко: Во всем мире это нормальное явление. Многие телеканалы продюсируют кинокартины. Но у каждого канала есть своя политика, собственная  аудитория. Пример с сериалом "Доктор Рихтер" на канале "Россия 1" показателен. Высокий рейтинг. При том, что, насколько мне известно, канал с трудом выпускал этот проект. Полагали, что наша аудитория адаптацию "Доктора Хауса" не будет смотреть. Но канал рискнул и выиграл.

    Однако с моей точки зрения, все-таки у нас не хватает государственной  политики в области кино и телевидения, четко выработанной стратегии. Пока она строится только на попытке заполучить рейтинг. И получается, например, что  к столетию революции на двух федеральных каналах в сетку вещания одновременно ставят два больших и важных проекта "Троцкий" и "Демон революции". Кто победит - Ленин или Троцкий? Получилась битва каналов. Но то, что уместно в ток-шоу,  мне кажется совершенно неприемлемым для кинопоказа к такой серьезной дате.

    Александр Роднянский: Было бы странным, обсуждая успехи российского кинематографа, реальные результаты вышедших в прокат картин, сделанных при поддержке Фонда кино, снова говорить о каких-то серьезных переменах в системе, которая в данный момент хорошо работает. Лучше ее как-то укрепить.

    Мне кажется, что победа российского телевидения, которая произошла 10-15 лет тому назад - его наполнение своим контентом, а не международным - ключевая. И важная для отечественного зрителя. Люди отказались в свое время смотреть международный контент в прайм-тайме. И сейчас в это время выходят только проекты российских производителей. Плохие, хорошие... Иногда выдающиеся вещи идут, иногда чудовищные, иногда просто неприличные. Но это все - свое! И это произошло благодаря конкуренции. Она - главное условие того, что время от времени кто-то из этих каналов вдруг осуществляет некие удивительные в художественном и зрительском плане проекты. Да, эта же конкуренция и приводит, конечно, к столкновению в эфире фильмов и сериалов, сделанных на одну и ту же тему. Ничего!

    Мы, кстати, удачно с Владимиром Ивановичем Хотиненко выступили в этой конкуренции с "Демоном революции" в этом сезоне. Пожаловаться не можем.  Второе - роль телевидения. Оно у нас почти не продюсирует кино. Оно его поддерживает, и мы ему за это благодарны. Большинство фильмов, ставших событиями в российском прокате, были поддержаны телеканалами. А если еще телеканалы участвуют в качестве продюсеров, производителей, как часто происходит, например, с Антоном Златопольским и каналом "Россия 1", то это делает индустрию только сильнее.

    Важно, чтобы авторское кино, кино поиска, не было бы растоптано новыми успешными "слонами" нашего проката

    Каково будущее документального кино?

    Сергей Мирошниченко: Завидую моим коллегам и друзьям, потому что мы начинали все вместе, и то, что в свое время они настояли на организации Фонда кино, привело к сохранению студийности. Это значит, что организовались студии,  вокруг каждой сложился коллектив и появились возможности. Они думают о зрителе, о том, чтобы выйти в прокат. В кино документальном ситуация за это же время стала катастрофической, потому что мы уничтожили все студии неигрового кино. Большое количество талантливых людей стало медленно, но верно, скатываться к кинолюбительству.

    Как индустрия документальное кино стало умирать, а оно у нас было выдающееся, одно из самых великих в мире. Выстроенная ранее система давала возможность существовать одаренным людям. Сейчас же гранты, которые Министерство культуры выдает документальному кино, превратились в связи с инфляцией в мизерные. Это поддержка не кинематографа, а людей, чтобы они не умерли с голода. Чтобы сделать фильм на ту сумму, которую выделяют, нужно взять маленькую камеру и снимать где-то в подворотне, что, в основном, и делается.

    Документалисты для себя практически полностью закрыли прокат. Я за то, чтобы Фонд кино взял представителей документального кино и создал некие студии-лидеры. Либо же простимулировал компании, которые бы производили неигровые фильмы с приличным бюджетом, который бы дал возможность им выходить на экраны. Это не будет огромный прокат, и мы не будем зарабатывать бешеные деньги, но будем себя окупать. Когда вкладывается 10 миллионов, то получить 20-30 миллионов, чтобы окупить картину, легче, чем миллиард, который окупит картину, в которую вложили 400 миллионов. Это другие цифры. Появится целая группа молодых людей, которые будут приходить и знать,  что у них будет свой зритель, что они смогут снять картину, где будет коптер или другая техника и интересные съемки - смогут, скажем, поехать на Северный полюс и снимать там.

    Например, только мастерская Марины Разбежкиной выпускает по 60 человек в полгода, ВГИК - 10-15 человек в год. Эти выпускники не знают, куда потом идти работать. Студий документального кино нет, многие из них никогда не узнают, что такое звук Dolby digital, например. Хочу обратить внимание на то, что у нас в свое время была конфискована Центральная студия документальных фильмов. Думаю, что государству следует вернуть наше здание, потому что ЦСДФ - это легендарное место, где работали Дзига Вертов, Роман Кармен, Александр Медведкин.

    Поделиться