Геннадий Бордюгов: Революция 1917-го перестала быть мифом
Чуть более месяца назад, когда мы с вами беседовали на страницах "РГ", я спросил, хорошо ли, что нынешняя власть устранилась от общественных дискуссий вокруг 1917 года, и вы ответили: "Да, хорошо, что сейчас нет узурпации пространства памяти о Революции-1917". Насколько разноречивой, судя по проведенному вами мониторингу, оказалась реакция на этот юбилей?
Геннадий Бордюгов: Разброс мнений, оценок достаточно велик. Мы ведь подвергали мониторингу не только российскую, но и мировую реакцию на юбилей революции. Этим занималась международная творческая группа - 40 ученых из России, а также США, Китая, Японии, Германии, Дании, Франции, Италии, Испании, Польши, Венгрии, Сербии, Эквадора.
С чего начался мониторинг?
Геннадий Бордюгов: С отслеживания прогнозов на 2017 год. Кто-то пророчил нам чуть ли не новую революцию. Ничего подобного не произошло. Будоражили общество и предсказания, что в юбилейном году будет восстановлена монархия. Впрочем, эта идея быстро угасла, потенциал ее поддержки оказался ничтожно мал. Регулярно поднимался вопрос о перезахоронении тела Ленина. Этого ждали, этого боялись, с этим призывали поторопиться - или, напротив, не делать резких и необдуманных шагов. Возобладала взвешенная позиция, ориентирующаяся на недопущение раскола общества из-за дальнейшей судьбы Мавзолея. Не был растащен юбилей революции и по "национальным квартирам". Судя по реакции на столетие в постсоветских государствах, это событие в основном было проигнорировано или подтолкнуло к изысканию выгодных для себя дат и событий. Не воспользовался юбилеем и Запад для демонизации нашей страны и нагнетания очередной волны антироссийских настроений.
Вы говорите, что узурпацией пространства памяти о русской революции никто не занимался. Чем же в итоге оказалось заполнено это пространство?
Геннадий Бордюгов: Демонополизация пространства памяти о революции, которая началась после 1991 года, дала возможность самым разнообразным политическим силам и общественным движениям предлагать обществу свой проект воспоминаний. Однако по инерции предшествующих десятилетий все равно было стойкое ожидание того, какую модель или программу коммеморации предложит обществу власть. На мой взгляд, она поступила правильно: две революции были объединены в одну, с нее были сняты классовые и идеологические определения, ей было отказано в звании "великой". А сами воспоминания были отданы властью на откуп общественности, которая и должна была наполнить содержанием старо-новую формулу "согласие и примирение". Политические партии в основном подчинили свои проекты памяти собственным интересам. Очевидно, что для КПРФ главной была и остается Октябрьская революция. Свою приверженность Октябрю в очередной раз подтвердили сталинисты. На противоположной стороне оказались партии "Яблоко" и ЛДПР, отказавшие большевикам и их вождям в легитимности. Свой взгляд на революцию предложила и Русская православная церковь. По ее мнению, определяющим и поворотным событием является именно падение самодержавия; виновна в революционной катастрофе интеллигенция; сотрудничество РПЦ с советской властью привело к преображению этой самой власти. Впервые на значительное место в пространстве памяти стали претендовать социальные сети. Именно на интернетовских порталах активно обсуждались вопросы: какая цена была заплачена за великий социальный эксперимент, не был ли он преждевременным.
В этом году вышло немало научных трудов, посвященных 100-летию революции. Они добавили что-то существенное в нашу историческую память?
Геннадий Бордюгов: Уже долгое время историки не желают доминировать в представлениях о прошлом и определять историческую политику и политику памяти, несмотря на то, что вроде бы наблюдается заметный прорыв в приращении знаний о революции. Однако научные дискуссии, к сожалению, не повлияли на представления общества о 1917 годе. По-прежнему преобладающими оказались конспирологические теории о революционных потрясениях, в которых привычно винят "жидомасонов", иностранные спецслужбы, немецкие или американские деньги, заговор элит... Позитивную перспективу в этом вопросе можно связывать с новой Концепцией преподавания истории в школе, новым определением события столетней давности - Великая российская революция, с новой хронологией самой революции - 1917-1922 годы.
А какой проект памяти о революции выбрало общество? Что зафиксировали социологические опросы?
Геннадий Бордюгов: Двойственность массового сознания - негативное отношение к последствиям революции в продвинутых группах населения и сохранение советских представлений в регионах, у людей старшего поколения. Но подавляющее большинство респондентов (92 процента) в 2017 году считают, что новая революция недопустима, и только каждый двадцатый сказал, что "России сегодня нужна революция". Любопытно, что в общественных настроениях предпочтение отдается проекту памяти, связанному не с революцией, а с империей, великой державой, воинской славой, представлениями о величии страны. Это подтверждает и традиционный опрос "Левада-центра" о десяти самых выдающихся людях всех времен и народов. В марте 2017 года Ленина в таком качестве назвали только 32 процента опрошенных. Гораздо чаще называли Сталина, Путина, Пушкина. Вместе с Лениным оказались забыты Бухарин, Троцкий и Дзержинский. Вперед вышли Петр, Сталин и полководцы как имперского, так и советского времени.
Вы много лет изучаете, как от десятилетия до десятилетия тот или иной режим власти создавал свой сценарий воспоминаний о революции в зависимости от политической конъюнктуры. Чем же в итоге стал 100-летний юбилей?
Геннадий Бордюгов: Прежде всего подчеркну, что игнорирование революции, вытеснение ее из памяти мешает обществу понять причины социального прорыва к свободе и справедливости, не дает осознать, почему негодные средства способны разрушить благую цель. Сейчас же, по завершении коммеморационной программы, могу сказать, что этот юбилей в целом оказался несвоевременным: ни власть, ни общество не были готовы к началу подлинного диалога о прошлом - во благо настоящего. Да, открытых столкновений сторонников и противников революции столетней давности вроде бы не было, но не сложилось и единого ее восприятия. Но вот что любопытно, Революция 1917-го - в отличие от Победы 1945-го - сегодня перестала быть мифом, историческим каноном и тем самым подтолкнула ученых к новым свободным исследованиям и вопросам, которые не ставились раньше. Вот оно, вечное противоречие истории и памяти! Может, поэтому не стоит удручаться по поводу неудавшегося юбилея - а именно такой вывод напрашивается после изучения результатов мониторинга: мол, 100-летие прошло как-то не так, как следовало бы. То, что на протяжении всего 2017 года мы вспоминали события вековой давности, вспоминали подчас прямолинейно, казенно, а временами, напротив, с наивным задором, фантасмагорическими аналогиями и аллюзиями, - это уже хорошо. Мы еще только формируемся как российский народ, как политическая нация, нам трудно прочувствовать собственную историко-культурную идентичность в границах РФ. Нам еще взрослеть и взрослеть - а взрослея, постигать прошлое наших предков, примерять его на себя. А потому пережитый нами 100-летний юбилей революции - это юбилей отложенного постижения, юбилей на вырост.