Дмитрий Крымов вновь увлекся упоительным совмещением несовместимого и эффектным сочетанием несочетаемого. Продолжая в театре извлекать из людей эмоции, которые в жизни они могут получить очень редко. Сверхзадача: понять, действует ли сегодня на нас миф о великой любви? Как его подать, чтобы про информационные потоки в своих айфонах забыли не только зрители, но и шекспировские герои, не упускающие возможность по ходу событий, не выходя из образов, сделать удачное селфи на сцене? Как повели бы себя Ромео и Джульетта, окажись они с нами здесь и сейчас?
Бог знает в какие дремучие сказочные леса он упаковывает Шекспира. Дым Вероны преображая в вековую строительную пыль, которую не разгрести никакими экскаваторами истории. Живые голуби (чистые души? Похороненные мечты? Просто голуби?) взлетят у него под купол театра и уступят свое красивое место каким-то картонным оленям, зебрам и кенгуру, которых будут носить и носить из кулисы в кулису рабочие. Войти в нужную систему координат Ромео и Джульетты можно будет, только умерев по сюжету, как попытаются сделать Меркуцио с Тибальтом. Остальных - живых - Ромео и Джульетта уже в тринадцать лет благополучно научатся не слышать и не видеть - и таким вторым величайшим после любви даром их наградит режиссер Дмитрий Крымов. Его подарочная история - про новый шекспировский ракурс: "Когда-то, года полтора назад, смотря один студенческий этюд на тему "Ромео и Джульетты", я вдруг подумал: до какой же степени им все мешают. Причем мешает не только вражда семей, но и друзья - Меркуцио, например. Симпатичный Меркуцио озабочен только своим ироничным трепом. И мать, и отец, и брат, и герцог, и "верная Кормилица", которая меняет свою верность в зависимости от направления ветра. И даже Лоренцо, "помощник" Лоренцо: так "помог", что помогать уже после этого не нужно, да и некому! Бедные, счастливые ребята…" - дает подсказку режиссер и автор идеи, ради чего здесь, собственно, все собрались.
В прежнем шекспировском спектакле Дмитрия Крымова "Сон в летнюю ночь" (копродукции Международного Чеховского фестиваля и "Лаборатории Дмитрия Крымова" ШДИ) гигантские куклы, которыми на тростях хороводили по десять человек и за которых дружно вздыхали всей честной актерской компанией ("иначе силы их чувств было не выразить!") - умирали от любви. В новом, премьерном совместном проекте ШДИ и Российского театрального института - ГИТИСа, студенты - вчерашние дети - с этой некстати нахлынувшей любовью учились жить. Говорить тише, дышать громче, чувствовать сильнее, уметь ничего не слышать и никого не видеть вокруг, и с жизнью прощаться вместе. Когда все вокруг - и друзья, и враги, и чужие, и родные, - вдруг становятся далекими. Потому что близкие друг другу только они - отныне и вовеки.
Играют в спектакле студенты третьего курса ГИТИСа мастерской Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова, и художники - Анна Гребенникова и Евгения Ржезникова - тоже студенты этой мастерской. Ромео - Никита Найденов, Джульетта - Анна Патокина, Меркуцио - Владимир Комаров, Тибальт - Николай Яскевич… Это будет их дипломная работа, и одновременно - репертуарный спектакль - так же, как когда-то была "Ой. Поздняя любовь" по Островскому в ШДИ. "Пьесу мы как всегда переписали. То есть, вернее, написали новую", - предупреждал Крымов, поставив название "Ромео и Джульетта" на афише вверх ногами, и в скобках указав: киндерсюрприз.
Главным солистом - и фактически протагонистом его истории становится гид по Вероне. Нервный, энергичный, суетливый, как заводной заяц, чью маску в начале неосторожно примеряет на себя Ромео. Никто не знает, сколько таких беспардонных персонажей с громкоговорителями ворвется в чужие судьбы, и сколько веков они еще будут мучить человечество своими интерпретациями мифов, в которых не оставят ни малейшего места для трагедии, - лишь открыв на них верный способ заработать хорошие деньги. Их истошные крики перешибают налет любого романтизма: "Финансирования не хватает. Но мы работаем! Мы сделали комбинированные билеты: дом Джульетты, балкон Джульетты, могила Джульетты - все по десять евро. Дом Ромео, могила Ромео, плюс дом Тибальта…" Смотрим бегом направо: здесь они целовались, поворачиваемся налево - здесь их закопали… Не задерживаемся, пустые банки в могилу не бросаем - люди ведь тут за любовь умерли… Грубость прозы жизни доводится до абсурда. Близко к гробнице Джульетты можно подойти разве что в резиновых сапогах. Неприглядное зрелище: толпы туристов, орущие экскурсоводы, горы строительного мусора… "Живая" Джульетта из прошлого стоит рядом и наблюдает в ужасе, в какой кошмар в будущем превратится ее усыпальница…
И свидание Ромео с Джульеттой (из настоящего в прошлое здесь шагают без пауз и лишних переходов) режиссер решает как бытовую сцену. Ведь как они возносятся в любви к небу, до него уже столько раз рассказывали. У Крымова они очень конкретно расстилают простынь: "Ромео, пожалуйста, не мни!" Джульетта напрочь избавлена от трагических предчувствий, она уже входит в другую роль, и потихоньку начинает пилить Ромео, - пока сердце не замирает. Их любовь на первых тактах вообще лишена страсти, трагический исход - кажется, для них не более чем детская игра. Но в финале, когда Ромео выпивает яд у ее гроба, Джульетта просыпается, и до нее, наконец, доходит, что пробудить Ромео от вечного сна у нее может и не получиться. "Ромео, просыпайся!! Я сейчас с кем разговариваю? Как мы будем жить вместе, если ты мне ничего не говоришь? Этот пальчик проснулся, и этот пальчик проснулся… Все пальчики проснулись!" - уговаривает она его руки, а в зале плачут - правда. Вспомнив в конце концов, что нет повести печальнее на свете...
Последнее, что успеют сделать Ромео и Джульетта образца 2018 года - это залезть в черный мешок для строительного мусора, как в спасительный кокон, и красиво навеки переплести свои руки. Их застают в позе памятника, сокрытого от посторонних бесцеремонных туристских взглядов; собственно, их две застывшие фигуры сами по себе становятся памятником чистой любви.
В финальной интерпретации два враждующих клана - Монтекки и Капулетти - будут собираться на свадьбу, в спешке не разобрав, что свадебный пирог окажется на поминальном столе. И для матери Джульетты выбор туфель из домашней обувной коллекции окажется чем-то сродни "быть или не быть", и уж точно поважнее вопроса: за кого отдать дочь. Всем словно некогда подумать, что их дети жили счастливо, но недолго, и умерли в один день... Трагедия закончится внезапно, но она уже случилась, а ее опять как будто не заметили… Что же до обещанного киндерсюрприза? Дмитрий Крымов что-то рассказывал про шекспировскую оболочку, внутри которой хотелось бы добиться сочетания неожиданности и вкусности... Удалось. Но может, в его спектакле это просто мышка, выскочившая из гроба Джультетты еще на заре самой первой и последней любви?
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"