Как-то я расспрашивал о войне фронтовика Владимира Титовича Пивоварова. В 1942 году ему было двадцать лет, он командовал разведчиками одного из дивизионов 87го гвардейского артполка 39-й гвардейской стрелковой дивизии. Как самое тяжелое ему вспоминаются не бои, а летнее отступление от Харькова до Сталинграда:
- Жара, пыль, гимнастерки от соли блестят как рыбья чешуя. Тылы сбежали, и у нас ни еды, ни воды. Иногда старушки что-нибудь вынесут, но разве на всех хватит. По дороге увидели пасеку, разобрали ульи, наелись меда, набрали соты. А пить-то еще сильнее хочется. Тут еще вдруг: "Стой!.. Коммунисты, комсомольцы - вперед с оружием..." Оказывается, где-то впереди якобы немцы уже. Спешно выдвигаемся, и тут видим маленькое озерцо, скорее даже болотце. Сразу не до немцев стало. Все как безумные кинулись к озерцу. Хорошо я успел напиться до того, как воду взбаламутили...
Владимир Титович вдруг осекся, будто в горле у него пересохло, как тогда, летом сорок второго. Потом произнес:
- Об этом у Некрасова, у Виктора, прочитайте. Там про наше отступление - ну буквально как было...
Признание
Поразительная это все-таки вещь - "В окопах Сталинграда". Вскоре после публикации (журнал "Знамя", номера 8-10 за 1946 год) она получила Сталинскую премию, но ни тогда, ни сегодня никто не найдет в повести Некрасова ни одного слова фальши. Сталин в повести упоминается три раза - как обиходная примета времени.
В Сталинграде солдаты чувствовали себя не под вождями, а под Богом. И вспоминал Некрасов не приказ N 227 "Ни шагу назад", а Вифлеемскую звезду. "Взяли все-таки сопку... Вифлеемская звезда сейчас уже над самой головой. Зеленоватая, немигающая, как глаз кошачий. Привела и стала. Вот здесь - и никуда больше..."
В окопах не бывает атеистов - сейчас эта истина кажется чуть ли не банальной. Но чтобы открыто утверждать ее в 1946 году и рассказать, как жители Сталинграда молились Пресвятой Богородице, - для этого мало таланта. Тут нужно иметь бесстрашие, независимый ум и чистую душу.
Все это было у капитана Виктора Некрасова, который начал писать свою книгу в госпитале на исходе войны. Врач тогда сказал ему, что лучший способ разработать раненую правую руку - это развивать мелкую моторику. Например, рисовать или писать. И Некрасов с удовольствием рисовал (архитектор по первому образованию!) и писал.
Из его рисунков той поры ничего не сохранилось. А написал он тогда "В окопах Сталинграда". На одном дыхании, без черновиков. Получилась книга жесткая - как сводки Информбюро в начале войны, лирическая - как дневник, и лихая - вроде "Трех мушкетеров".
Кинорежиссер Евгений Лунгин (он вырос в семье, близким другом которой был Виктор Некрасов) рассказывал мне:
"Эта книга очень похожа на самого Виктора Платоновича. Я прочитал "В окопах Сталинграда", когда мне было лет четырнадцать - сразу после того, как мы проводили Некрасова в эмиграцию. Мои родители так горевали после его отъезда, что по вечерам мы стали вслух читать эту повесть - то мама, то отец, то я... "Приказ об отступлении приходит совершенно неожиданно..." Я до сих пор почему-то эту фразу помню. В моей комнате с детства висел рисунок "Три мушкетера", сделанный Некрасовым цветными карандашами. Я вырос с этим рисунком. Он и сам был в моих глазах мушкетером. Представьте себе постаревшего д Артаньяна - вот таким был Некрасов. О нем можно было сказать: вот этот человек - само благородство..."
Каково ему было стать эмигрантом в шестьдесят три года...
Изгнание
Да, Франция не была ему совсем чужой, он провел в ней свое раннее детство - его мать окончила медицинский факультет Лозаннского университета и в начале Первой мировой войны работала в парижском госпитале. Но вовсе не в статусе диссидента, почти беженца, капитану Некрасову думалось вернуться в Париж, а в качестве гражданина великой и свободной страны, победившей фашизм.
Рассказывает Евгений Лунгин:
"Все его поступки и заявления были открытыми, он никогда не прятался, не писал анонимно, не прикрывался псевдонимами. В партию вступил в разгар самых страшных боев в Сталинграде. Как сказал его друг-фронтовик, тогда это было равнозначно вступлению в смертники. И вот бывшие тыловики и штабисты, а то и люди, вовсе не нюхавшие пороха, запросто исключили его из партии. У него забрали даже медаль "За оборону Сталинграда", которой он дорожил больше всех остальных наград, а их было немало. Правда, потом вернули. Очень сильное испытание. Бесследно оно не прошло..."
В протоколе обыска было 60 страниц. Унесли семь мешков книг, в том числе все альбомы по искусству. Забрали пишущую машинку и фотоаппарат. 5 марта 1974 года Виктор Некрасов написал открытое письмо Л.И. Брежневу:
"Пусть лучше уж читатель обойдется без моих книг, он поймет, почему их не видно. Он, читатель, ждет. Но не пасквилей, не клеветы, он ждет правды. Я никогда не унижу своего читателя ложью. Мой читатель знает, что я писал иногда лучше, иногда хуже, но, говоря словами Твардовского, "случалось, врал для смеха, никогда не лгал для лжи..."
Вместо ответа Некрасова выдворили. Сказали: "Не хочешь на Запад, поедешь на Восток..."
День Победы
Сталинград ему снился и во Франции. Виктор Платонович даже рассказ написал под названием "Мамаев курган на бульваре Сен-Жермен". В прогулках по Парижу он скупал у букинистов французские и немецкие газеты военного времени - те, где попадалось что-то о Сталинграде. Находил в них аэрофотоснимки, разглядывал их с лупой, и ему казалось, что он видит свой блиндаж.
Когда во Франции ему удалось издать свое избранное, он назвал эту книгу "Сталинград" и открыл ее снимком: "В. Некрасов на Мамаевом кургане. 1973 год".
До последнего дня переписывался со своим бывшим ординарцем Михаилом Ивановичем Валеговым (в "Окопах Сталинграда" он просто Валега), посылал ему на Алтай, на станцию Бурла, календари, подарки...
Писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев, встречавшийся с Виктором Платоновичем в Париже, вспоминал, что самым тяжелым днем за границей для Некрасова был День Победы. "В этот день он бродил по Парижу в безуспешных поисках хотя бы одного русского, который бы воевал, чтобы с ним, а не одному выпить рюмку водки..."
И все-таки он считал себя счастливым человеком: "...Нет, все сложилось так, как и должно было сложиться. Ни на что не сетую, ни на что не жалуюсь. Ну какое я имею право жаловаться, если, оттрубив весь Сталинград от первого до последнего дня, остался жив? И дошел до самой Польши, и вернулся в родной Киев, и обнял маму..."
Виктор Платонович Некрасов умер в Париже 3 сентября 1987 года. Похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Память
В начале нового века в Ростове-на-Дону на стене окружного Дома офицеров открыли мемориальную доску с надписью: "В этом здании, в театре Красной Армии, работал актером Виктор Платонович Некрасов (1911-1987), писатель-фронтовик, автор книги "В окопах Сталинграда".
Появилась эта доска во многом благодаря ветерану войны Петру Петровичу Костылеву и его друзьям-фронтовикам. Им удалось документально подтвердить, что будущий писатель работал на сцене местного театра, а последний раз вышел на нее перед уходом на фронт - в июле 1941го.
Очевидно, за пределами Ростова-на-Дону немногие знают, что автор "Окопов Сталинграда" окончил театральную студию при Киевском театре русской драмы, играл Хлестакова, Раскольникова и Вронского в железнодорожном передвижном театре и на сцене ростовского театра Красной Армии. Великим днем Некрасов называл 12 июня 1938 года, когда пробуя поступить в мхатовскую студию, он попал на прослушивание к самому Станиславскому. Молодой актер из Киева читал тогда рассказ собственного сочинения...
Будет ли в Волгограде улица Виктора Некрасова?
Поразительно, но в Волгограде память об авторе "В окопах Сталинграда" до сих пор не увековечена. В 2010 году областной губернатор торжественно пообещал, что на карте города появятся улицы имени Виктора Некрасова, Марка Бернеса, Иннокентия Смоктуновского, Василия Гроссмана. Но губернатор вскоре сменился, а за его обещания, очевидно, никто не отвечает. Может быть, в святую для каждого из нас дату - 75-летие победы под Сталинградом - о писателе наконец вспомнят в городе, который он защищал?