Пенсионерка отказалась платить дому престарелых по новой формуле

До 2015 года пенсионеры, находящиеся в домах престарелых, платили за свое обслуживание до 75% от трудовой пенсии. Все остальные выплаты - ветеранские, монетизированные льготы, пенсии по инвалидности, зарплаты у работающих (за вычетом подоходного) приходили к ним полностью. Но в 2014 году вышло Постановление правительства N 1075 "Об утверждении Правил определения среднедушевого дохода для предоставления социальных услуг бесплатно". Теперь 75% берут с любой суммы, поступившей на счет пенсионера. Есть у тебя акции "Газпрома" или сдаешь свою яхту в аренду - будь добр, заплати за свое содержание в "Вишенках". Целых 18 954 рубля и 54 копейки в месяц. Все, что больше, - твое. Ну а если среднедушевой доход меньше (так чаще всего и бывает), то государство не вправе отнять у тебя больше этих 75%. Но пенсионеры не согласны с этой арифметикой. Как так: раньше платили столько, а теперь вон сколько! Пенсионер сам должен дать согласие в письменной форме на этот вычет. А они не дают! А долг-то растет!

...Меня ждали в "Вишенках" с нескрываемым волнением. И прежде всего директриса Наталья Корчигина. Я переживал, что в доме по случаю приезда корреспондента объявят карантин. Ничего, обошлось. Администрация оказалась готовой к диалогу. На столе то самое постановление. И еще с десяток важных бумаг, по которым выходит, что пенсионерка Самолутченкова в корне не права.

- Она у нас всю жизнь проработала бухгалтером. Законы знает. Но жизнь меняется, и она не поспевает за изменениями, - говорит директриса.

- Но жизнь должна меняться в лучшую сторону, - возражаю я. - Пенсионерка вправе подать в суд.

- К нам уже приезжала прокуратура с проверкой по ее жалобе. Нарушений по этим пунктам не нашли. Вот результаты...

Но судебные слушания не прошли мимо этого дома с романтическим названием "Вишенки". Один пенсионер (фамилию не называю по просьбе администрации) тоже не платил. Тогда администрация подала на него в суд. Суд пенсионер проиграл. И сейчас платит, как миленький.

- Но мы не хотим опять доводить дело до суда, - вздыхает Наталья Викторовна. - Они мне все как родные. Но вот как объяснить им, что это закон? Что мы здесь ни при чем? Давайте я вас провожу к Марии Семеновне. Может, вы ей растолкуете?

"Вишенки" вполне себе образцовое учреждение. Сделан ремонт. Новые таблички. Между корпусами закрытые переходы с пандусами. Был полдник, и вереницы пенсионеров шли от столовой к себе, прижимая кефир и булочку к груди. Мария Семеновна жила одна в крохотной келье. В красном углу под дешевенькими иконами ламповый телевизор под кружевной салфеткой. Играл трехпрограммный приемник. На стене ковер. Грамоты. Все как у моей бабушки в детстве.

- Мне оставить вас наедине? - дипломатично спросила директриса.

Глаза у пенсионерки наполнились слезами. Она обняла начальство и тихо-тихо сказала:

- Так будет лучше. Но я ничего плохого про вас говорить не буду...

По тому, как она это сказала, было видно, что Мария Семеновна мечется между своим долгом бухгалтера и биологическим страхом перед начальством.

Директриса вышла. А Мария Семеновна полезла за бумагами. Среди них вырезки из нашей газеты.

- Разве это справедливо? - вытаскивала она все более древние ответы на жалобы с неизменным результатом. Мелькнуло письмо с грифом "Президентское". Но воз и ныне там. Подошел срок заключать очередной трехлетний договор на социальное обслуживание, где уже вписаны новые условия. А Мария Семеновна - ни в какую!

- Я всю свою жизнь проработала! А меня грабят и шантажируют.

- Кто это?

- Администрация! Угрожают выселением.

- Но без договора вы находиться тут не должны. Вы же не кошка.

- Пусть они из договора вычеркнут пункт о вычетах с моей пенсии по инвалидности.

- Но вот же ответ из министерства. Вы обязаны платить...

В келью подходили новые старушки. Молва о корреспонденте мигом облетела "Вишенки". Они слезно просили, чтобы я не упоминал их имена в репортаже. А то им тут не жить. Беженка из Туркмении здесь 12-й год. Бросила там три квартиры. Здесь работает швеей на полставки.

- Меня заставили так: или подпись, или с работы уволим. Теперь я получаю 100 рублей в аванс и 400 в зарплату. Мои полставки входят в среднедушевой доход. Как же мне моим племянникам помогать?

- Племянники сами должны помогать вам...

- Да что это за понятие такое - "среднедушевой доход"! - возмущалась Мария Семеновна. - Душа у меня одна. И она иногда хочет селедочки, тортика или дорогой колбаски на ужин...

Не вытерпела, зашла директриса. Но разговор было не остановить. Потом начались слезы. Бабушки плакали оттого, что за всю свою жизнь они не наскребли на квартиру и оказались в богадельне. И что деньгами не могут помочь дальним и близким родственникам. Наталья Викторовна обнимала то одну, то другую, успокаивала их, как могла. Да и у меня защекотало в носу. Но я взял себя в руки:

- Вас здесь кормят?

- Кормят.

- Таблетки дают?

- Все по расписанию.

- Не мерзнете?

- Топят знатно!

- Так что же вам еще нужно? Попробуйте прожить на эти 18 тысяч в городе!

Старушки отвели глаза.

- Сколько у вас еще будут вычитать, если подпишете договор?

- Две тыщи...

- Так. У вас есть два выхода. Или подписать, или судиться. Но самый дешевый адвокат будет стоить... будет стоить...

- Судиться? Мы последнее здоровье потеряем. А может, Жириновскому написать?

- Лучше Богу свечку поставить...

- Ну, до выселения, я надеюсь, не дойдет, - стала успокаивать директриса. Но как-то неуверенно.

Итог встречи: Мария Семеновна обещала подумать. Все взвесить и... еще раз подумать. Во Всемирный день социальной справедливости нелегко принимать такие решения. Ведь на нее смотрят все "Вишенки". И все как один считают, что за окном не коттеджи смоленских нуворишей, а развитой социализм. Что трудовой человек заслужил почетную старость. Среди бумаг Марии Семеновны нашлась медаль "Ветеран труда". И мамкины боевые награды. Всю жизнь она проработала, не воруя и не думая о себе. "Вот выйду на пенсию..." - эту мантру в советское время повторяли все. Нет того государства. А есть долг перед Пенсионным фондом в 35 тысяч рублей. Счет за принципы. Директриса обещала мне что-нибудь сделать, чтобы долг рассосался. Но как-то неуверенно.