Поделиться
Борис Евтифьевич, раньше притчей во языцех на Урале был Карабаш, теперь Челябинск: население жалуется на постоянный смог, нечем дышать, а экологи говорят - все в пределах нормы.
Борис Леонтьев: Действительно, из 30 тысяч обращений в Росприроднадзор в 2017 году около 28 тысяч пришлось на Челябинск. Самое простое - обвинить во всем крупные предприятия, но у них выбросы вредных веществ за последние годы не увеличились. Более того, общий объем выбросов в Челябинске гораздо ниже, чем в Магнитогорске. Проблема в том, что Челябинск стоит в низине, роза ветров такая, что бензапирен, образующийся в результате сгорания бензина, не выдувается. Запах, гарь - именно от него. Получается, основной вред наносит активная автомобилизация плюс очень плотная застройка и "дым" от малых предприятий, которые нигде не учтены: свинец из аккумуляторов в гаражах плавят, машины ремонтируют - мазут рекой. Муниципалитеты должны жестче контролировать такое предпринимательство.
Мы проводили общественные слушания в Челябинске, где граждане предложили вынести все заводы за черту города, но, я думаю, это проблему не решит. Ездить туда-сюда на работу за 10-20 километров сложно. Чтобы рабочие на смену не опаздывали, рядом с вынесенным производством сначала поставят общежитие, а потом начнут строить дома. И город плавно переберется туда. Надо не к этому стремиться, а, наоборот, стимулировать бизнес вводить НДТ.
Всего в УрФО более 1500 промпредприятий, загрязняющих воздух. В целом по сравнению с 2013 годом объем выбросов в атмосферу снизился на 14,2 процента и равен 1,3 миллиона тонн. Общий объем водозабора - 1163 миллиона кубометров, это почти на 22 процента ниже, чем в 2010 году. Сброс сточных вод сократился с 686 до 616 миллионов кубов.
Что лучше стимулирует бизнес к внедрению НДТ - штрафы или преференции?
Борис Леонтьев: Платежи за негативное воздействие почти полностью остаются в регионах: 45 процентов суммы - в муниципалитете, 50 - в субъекте РФ и только пять процентов уходят в федеральную казну. В прошлом году суммарно по округу собрали около двух миллиардов рублей. Деньги не такие уж огромные, получается, обществу гораздо выгоднее, когда предприятие само устраняет ущерб. Экологические инвестпроекты требуют огромных сумм, например, ММК вложит более пяти миллиардов рублей. Но в итоге выбросы пыли уменьшатся на 900 тонн в год, диоксида серы - на 7850, оксида углерода - на 16 тысяч тонн. Соответственно уменьшится и плата за "негатив". Те, кто смотрит в будущее, понимают, что это экономически выгодно.
В прошлом году в УрФО заключили девять соглашений между Минприроды РФ, Росприроднадзором, органами власти субъектов РФ и предприятиями, реализующими проекты техперевооружения, которые позволяют значительно снизить негативное влияние на окружающую среду.
Я обратила внимание, что дел по "черным копателям" стало больше: 66 против 35 годом ранее. С чем это связано?
Борис Леонтьев: Полагаю, с общеэкономической ситуацией. Чтобы получить лицензию на добычу песка и щебня, к примеру, нужно провести геологоразведочные работы, выиграть право аренды участка на аукционе и т.д. Раньше, когда с кредитованием бизнеса было попроще, многие брали деньги в банках, 2-4 года работали в ноль, потом выходили на прибыль. В связи с изменением экономической ситуации в стране мелкие предприниматели рискуют рыть землю нелегально. В прошлом году, к примеру, во время рейда в село Крылово мы обнаружили несанкционированную добычу гравия из русла реки Уфа. По нашим расчетам, вред недрам нанесен почти на семь миллионов рублей. Материалы отправили в Красноуфимскую межрайонную прокуратуру и СКР Свердловской области.
Общественники выступают против строительства ГОКа возле Челябинска. Многочисленные публичные слушания заканчиваются ничем. С вашей точки зрения, может ГОК создать реальную угрозу окружающей среде или ситуация искусственно нагнетается?
Борис Леонтьев: Я не исключаю этого. В Свердловской области похожая ситуация: артель старателей получила лицензию на добычу золота в Невьянске методом чанового выщелачивания. Мы выдали на проект отрицательное заключение, но не потому, что технология опасна. Просто у артели были элементарные нарушения, они устранимы. Тем не менее приехали активисты митинговать. Пришла с проверкой прокуратура. У меня большие сомнения, что митинговали действительно жители Невьянска. Во-первых, кто поедет за свой счет в Екатеринбург стоять на улице с плакатом? Во-вторых, кто из местных против новых рабочих мест?
К вопросу о ГОКе, надо понимать: любое производство представляет угрозу для окружающей среды, но риск можно минимизировать. Взять Березовский рудник: нарыто там столько, что московское метро по сравнению с этим - ерунда. Представьте, завтра рудник закроется, перестанет откачивать воду - она хлынет в пустоты, за водой сползет земля. Березняки и Соликамск уже столкнулись с проблемой провалов. В Березовском, чтобы избежать этого, начали заполнять пустоты отработанной породой - мы согласовали проект.
Еще одна нашумевшая история - сброс кека (обезвоженного осадка сточных вод) екатеринбургского водоканала возле Березовского. Все города-спутники отказались складировать иловые отложения, а везти их за 150-200 километров экономически невыгодно. Не означает ли это, что столица Урала рискует оказаться в окружении нелегальных свалок?
Борис Леонтьев: Я могу понять позицию малых муниципалитетов: кек - это отходы четвертого класса опасности, за их размещение нужно платить. Все упирается в бюджет. Да, технологии затратные, а предприятие муниципальное, с другой стороны, именно это может подтолкнуть администрацию города увеличить финансирование программы реконструкции водоканала. В 2008 году мы выставили ему требования на 8,48 миллиарда рублей - ущерб от загрязнения шламом озера Здохня и Верх-Исетского водохранилища. Вторая судебная инстанция снизила сумму до 400 миллионов - эти деньги не в бюджет ушли в виде штрафа, а были вложены в программу реконструкции.