Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко показал балетный вечер

Это уже третья премьера, подготовленная Лораном Илером, который заступил на пост худрука балета второй московской труппы год назад. Как и две предыдущие, программа не имеет специального титула. Афиша выглядит как очищенная от декораций сцена, обнажающая свои конструкции: на ней три фамилии хореографов: Брянцев, Гёке, Нахарин.

Искать между ними внутреннюю связь вряд ли имеет смысл - они принадлежат разным эпохам, разным культурным традициям и эстетическим платформам. Выросший в традициях Парижской оперы Илер прививает артистам и зрителям французскую традицию: его интересуют не пересечения, а разломы. Именно они не оставляют места для равнодушия, электризуя воздух.

Спектакль начинается прямо в антракте: основная часть зрителей еще стоит в очереди за шампанским

Открывающий программу Дмитрий Брянцев - единственное хорошо знакомое Москве имя. С ним балет театра имени Станиславского и Немировича-Данченко в 1980-90-х пережил самые сложные времена своей истории, не рассыпался и сохранил идентичность. Позже от репертуара Брянцева отказались: открылись богатства мировой хореографии ХХ века, от которых был отрезан советский балет. Новый худрук решил вернуться к лучшему спектаклю предшественника - "Призрачному балу". И набор пяти любовных дуэтов на музыку фортепианных концертов Шопена, прослоенных мазурками, открыто отсылая к "Даме с камелями" Джона Ноймайера как источнику вдохновения, обнаружил и собственную логику хореографического развития, и собственную структуру. Но современные артисты Ноймайера танцевали чаще, чем Брянцева, - и летучие зыбкие интонации "Призрачного бала" приобрели у них телесную конкретность "Дамы с камелиями".

45-летний немец Марко Гёке, чей спектакль впервые попал в репертуар российского театра, хорош тем, что ни на кого не похож. Он принадлежит к тем хореографам, что пытаются разработать собственную танцевальную систему и создать авторскую лексику. Ее и демонстрирует "Одинокий Джордж" на музыку Восьмого струнного квартета Шостаковича, созданный три года назад для труппы Немецкой оперы на Рейне.

Гёке пытается разрушить балетные стереотипы, сместив внимание с движений ног на руки и корпус. Для них он нашел мультипликационно-мелкую "паучью" пластику с акцентированно подробной работой кистей рук и локтей, сопровождающуюся сложнейшим рассинхроном "верха" и "низа". В "Одиноком Джордже" одиннадцать солистов. Почти все время танцующие в унисон, они призваны транслировать чувство одиночества и непреодолимости своей природы. Стреноженным сложной схемой танцовщикам удается существовать в ней почти органично. Но в конфликт с этой хореографией вступает Шостакович - его трагичность и мощь невольно разоблачают эти танцевальные новации, способные увлечь на 25 минут стандартного одноактного балета, но комариные по масштабу.

Совсем иное воздействие оказывает на зал 65-летний Охад Нахарин, живой классик современного танца, на глазах превращающий свою технику "гага" в настоящую религию танцующего человечества. Как ему удается вовлекать в нее начинающих, опытных, неизвестных и выдающихся артистов, демонстрирует "Минус 16". Москва неоднократно видела его как модуль других спектаклей, которые привозила знаменитая израильская танцкомпания Батшева. Спектакль начинается прямо в антракте: основная часть зрителей еще стоит в очереди за шампанским, когда на сцене один из танцовщиков начинает импровизацию. К третьему звонку наэлектризованная публика забивает все проходы зрительного зала, боясь пропустить хоть несколько тактов экзальтированного танца (со своей ролью отлично справился Максим Севагин). Но он - только прелюдия к ритуальному действу. Музыкальная основа состоит преимущественно из обработанных еврейских народных мелодий, а танцы сначала выглядят смехотворно простодушными. Но два десятка танцовщиков - мужчин и женщин, унифицированных черными костюмами-тройками, - нагнетают энергию, чтобы выплеснуть ее в танце, который уже не раз обошел мир. Танцовщики, усаженные в полукруг на стулья, поочередно вскакивая со своих мест, создают волну. Ее ударная сила сбрасывает последнего на пол. Повторяясь многократно, волна в конце концов начинает восприниматься как цунами, которое вызывает бешеный общий пляс, в своей первобытной мощи сравнимый с танцем Избранницы из "Весны священной".

Но Нахарин предлагает другой выход - он отправляет танцовщиков в зал искать себе партнеров среди публики. И самое потрясающее открытие вечера - это отсутствие барьера, свобода, с которой ощущают себя в неожиданной роли артистов зрители. Причем и те, которых вывели на сцену, и те, что вне партитуры кричат с галерки танцующим: "Завидуем вам!"