Почему русские актеры играют и умирают по-настоящему
Ленин на кухне
Работа в картине "Демон революции", где я сыграл Ленина, мне была очень интересна. Вообще, в кино не так часто обращались к теме "Ленин в эмиграции", особенно к периоду непосредственно перед революцией 1917-го года. Это было для него очень драматичное время - он был уже зрелым теоретиком, у него сложились представления об истории и политике, а, с другой стороны, бытовая сторона его жизни была непроста: закончились оставшиеся после смерти матери деньги, жить приходилось очень стесненно. Ленин хотел вернуться в Россию, но шла война, многие пути были перекрыты. Он тогда встречался со многими людьми, ему предлагали финансы, он отказывался, провозглашал, что революцию можно делать только чистыми руками…
Мне как артисту было интересно показать Ленина в частной жизни, так сказать, на кухне. В советские времена нам показывали его только на броневике или на трибуне перед трудящимися, как самого мудрого и самого непогрешимого человека. Играли его выдающиеся актеры - Борис Щукин, Михаил Ульянов, Кирилл Лавров... Но никто не показывал его как человека - какой он дома, как моет тарелки, как встречается с людьми, которые ему неинтересны, но могут дать деньги на революцию. Вот такой Ленин мне был интересен, не монумент и не памятник, а живой человек, которому бывает больно, которому бывает весело, который бывает влюблен… В эти эмигрантские годы рядом с Лениным и Крупской жила Инесса Арманд, они почти всегда были вместе. Там был очень непростой клубок взаимоотношений, как это бывает в жизни у многих.
Мне очень помогла фраза, написанная Александром Солженицыным: "Посмотреть в глаза Ленину было невозможно, так как невозможно посмотреть в кончик шила". Ленин смотрел насквозь, он все быстро понимал про своих собеседников. Чтобы максимально добиться такого вот взгляда, мне даже вставляли карие линзы…
Картину "Демон революции" зрители восприняли очень хорошо. А историки сурово критиковали, выискивали неточности, при этом сами спорили друг с другом, доказывая каждый свою правоту. Но фильм - художественное произведение, он не претендует на документальную точность. Что касается интерпретаций, то они могут разнообразными - тем интереснее изучать историю.
Как проснуться самим собой
Я читал страшные документы, где рукой Ленина было написано: "Довести количество расстрелянных помещиков до двух тысяч человек. Не жалеть ни в коем случае! Это будет очень хороший сигнал, как надо бояться советскую власть". Конечно, меня охватывал ужас. Ведь актер должен быть адвокатом своего героя, искать ему оправдания - иначе будет очень трудно сродниться с образом.
Ленин себя сжег. Он спал по три-четыре часа в сутки, и ему этого хватало. Он часто бывал несдержанно эмоциональным: когда читал статью, он мог тут же начинать ругаться с автором, вычеркивать какие-то вещи, спорить и возражать. Он заводился мгновенно. При этом он был абсолютный конформист, способный и с дьяволом заключить соглашения, лишь бы была польза для дела. А дело у него было одно - власть пролетариата.
В моей актерской биографии были два таких киноперсонажа, из которых было очень трудно выходить, - Ленин и князь Мышкин. Оба во мне оставались очень долго. И даже после завершения съемок я еще некоторое время не мог проснуться Евгением Мироновым. Очень долго эти два человека жили во мне. В каждого из них было непросто "впрыгнуть", но "выжать" их из себя оказалось еще сложнее.
В роли худрука
Театр Наций не похож на другие российские театры. У нас нет постоянной труппы, поэтому у нас больше степеней свободы, мы можем позволить себе проводить фестивали, устраивать лаборатории, давать молодым возможность рисковать… Когда приезжают на постановку зарубежные режиссеры, мы даем им возможность выбрать артистов любых московских театров. Конечно, это создает потом огромные трудности для нашей репертуарной части - как всех актеров собрать на спектакль в нужный день. Но кастинги бывают очень интересными: вот сейчас мы готовимся к постановке мюзикла "Стиляги", так режиссер отсмотрел около двух тысяч молодых артистов!
В прошлом году мы открыли Новое пространство Театра Наций - там можно не только играть небольшие спектакли, но и устраивать выставки, проводить концерты, мастер-классы, дискуссии и творческие встречи, показывать фильмы, проводить занятия с детьми. Сегодня интересные идеи рождаются на стыке разных жанров - театр сближается с современным искусством, с кино, с танцем, даже с цирком, все больше мультимедийных средств используется. Поэтому зрителя надо подготавливать к восприятию нового. Вот мы и говорим, что Новое пространство - это школа для зрителя.
"Шукшин - наша валюта…"
Мы в Театре Наций уже десять лет играем спектакль по рассказам Василия Шукшина. Во время репетиций всей командой специально ездили на его родину в алтайское село Сростки, общались с его земляками. Хотелось почувствовать тот воздух, ту атмосферу, из которой он вышел. И до сих пор, когда играем спектакли по его рассказам, мы все вспоминаем свои корни - у каждого из артистов есть свои "сростки".
Там живут искрение люди, настоящие. В них заложены очень ценные, сущностные ориентиры, которые помогают точнее жить. Очень хорошо сказал режиссер спектакля Алвис Херманис: "Шукшин - это ваша валюта". У Шукшина очень верно прописан замес русского человека.
Можно предположить, что для иностранцев шукшинские "чудики", да и вся наша Сибирь - экзотика. Но ничего подобного - шукшинские человеческие истории понимают во все мире. Мы играли "Рассказы Шукшина" повсюду - в Нью-Йорке и Сантьяго-де-Чили, Тель-Авиве и Хельсинки, и везде люди нас понимали.
Совсем недавно играли в Гонконге - и там зрители прекрасно принимали спектакль! Буквально с первых секунд, так что нам не нужно было сокращать дистанцию. А ведь в зале только процентов десять наших соотечественников, остальные - китайцы. Но и они переставали смотреть на синхронный перевод, бегущей строкой над сценой, а смотрели только на нас.
Настоящие слезы
Вообще у русских актеров очень мощная школа переживания. Не так давно на гастролях в Гонконге меня спросили, чем отличается русская школа, на которой, кстати, взращен Голливуд? Есть одно существенное обстоятельство: русские артисты играют по-настоящему, плачут по-настоящему. А иногда и умирают на сцене тоже по-настоящему. Например, Николай Павлович Хмелев, который сыграл Ивана Грозного в спектакле "Трудные годы", ушел за кулисы после прогона - и умер. И это нам в театральных институтах подавалось как идеал профессии.
Главное - искренность. То, что ты играешь, как в первый или в последний раз, со стороны смотрится очень странно. Немцы, например, играют очень технично. У них сегодняшнее представление похоже на вчерашнее, все закреплено и качественно. На Бродвее, скажем, актеры по несколько месяцев играют каждый вечер один и тот же спектакль, все отлажено и отработано. У нас же каждый спектакль играется по великому закону "здесь и сейчас", поэтому все живое, но поэтому может сегодня получиться очень хорошо, а завтра - не очень.
Необходимо терпение друг к другу
Гоголь когда-то сказал, что театр - это кафедра, с которой можно много сказать миру добра. Театр действительно занимается формированием личности, особенно у нас в стране, где за ним всегда была закреплена в общественном сознании особая роль.
Сейчас много говорят о славных традициях, о проверенных временем ценностях. Традиции, безусловно, важны, но если все время только что-то "охранять", то рискуешь потерять будущее. И окажешься в хвосте истории. То, что сегодня в искусстве нам кажется незыблемым, когда-то тоже было новаторским, экспериментальным, многим тоже казалось неправильным или даже опасным. Может быть, и "оскорбляло" опасливых зрителей. Но такова логика развития. Поэтому нужно поддерживать молодых, которые не боятся опровергать то, что кажется очевидным. Они должны идти вперед, ошибаться, возражать своим учителям и искать новое.
Сегодня необходимо терпение - как никогда прежде нужно быть терпимым, чтобы выслушивать противоположную точку зрения, принимать других людей такими, какие они есть. Это очень сложно. Но если мы не научимся слушать оппонентов и уважать их, то мы, честно говоря, обречены как общество.