Первая серия "Диалогов с классикой" была показана два года назад на Винзаводе. Как и в 2016 году, в новых "диалогах" участвуют работы молодых художников, участников 2-й Межрегиональной творческой мастерской, которая организована Поволжским отделением Российской академии художеств и Творческим союзом художников России. Но в этот раз жанр "диалогов" обрел еще два измерения: театральное и книжное.
Толстый том каталога, выпущенный на средства самих художников, впечатляет точным представлением не только авторов, но и региональной арт-сцены. Очерки новейшей истории современного искусства в разных концах и "углах" страны - от Владикавказа до Владивостока, от Калининграда до Грозного, от Петербурга до Екатеринбурга - написаны не "варягами" из центра, а летописцами "с места". Причем написаны блистательно. Их авторы могут играть то с жанром учебного пособия ("История воронежского искусства" от Никиты Алексеева и Ирины Аксеновой), то с фольклорным сказом-рассказом непосредственного участника событий ("Современное искусство Сибири: особый случай" Александра Шабурова), то с лирическим размышлением о своих корнях и истоках национального современного искусства в Осетии ("От "Скорбящего ангела" к "Играм в Аполлона"" Анны Кабисовой)... Но в любом случае - перед нами редкий опыт создания новой, отнюдь не "москвоцентричной" истории современного искусства "нулевых" и "десятых" в России. Эта история впечатляет как точностью и яркостью деталей непридуманных драм, так и разнообразием подходов - из своих "углов".
Впрочем, речь не только о регионах, хотя каталог представляет прежде всего сюжеты региональные, соединяя под картоном грубой обложки авторов и художников из разных городов страны. Иное дело - драматургия экспозиции. Ее название "Трагедия в углу" отсылает, разумеется, к легкокрылой пушкинской музе и к "энциклопедии русской жизни" в стихах. Помните? "...Да после скучного обеда / Ко мне забредшего соседа, / Поймав нежданно за полу, / Душу трагедией в углу". Трагедия и шутливая ирония над собой идут тут рука об руку, а трагикомическая встреча с испуганным слушателем-зрителем - оборотная сторона одиночества автора и отсутствия собеседника. Выставка в Музее Москвы эту двойственность заимствует у рассказчика "Евгения Онегина". Достаточно взглянуть на серию Ивана Тузова "Слои", написанную на обороте холстов с безмятежно выписанными пейзажами. Черно-белые рисунки ядерных грибов оказываются то ли подложкой учебных штудий, то ли оборотной стороной равнодушия к современным сюжетам.
Впрочем, участников нынешнего проекта "Трагедия в углу" можно упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии интереса к социальным реалиям современности. "Передвижники" их бы поняли. Как, впрочем, и Тарковский. Скажем, Александр Греков в серии "Эпицентр" пишет постиндустриальный пейзаж северного поселка, где руины, засыпанные снегом, напоминают не столько римские развалины, сколько кадры "Сталкера". Денис Ичитовкин (он из Перми) пишет узнаваемые интерьеры подъездов ("Место для курения"), балконов и квартир постсоветской поры, где непременные ковры над кроватью, ажурный узор белой простыни соседствуют с модерновой росписью старого кухонного шкафчика "под Мондриана". Сдвиг времен, впрочем, очевиден не столько даже в точности деталей, сколько в создании образа частного пространства, готового стать ничейным, нейтральным. Черты "своего угла" стерты, словно фокус воображаемого объектива наведен нерезко.
Напротив, в работах Ильи Гапонова особость Кузбасса как крупнейшего угледобывающего региона словно вырезана резцом по дереву. Угол и уголь тут близнецы-братья. Впрочем, в качестве краски Гапонов использует даже не уголь - кузбасслак. Промышленная "история" его краски для него так же важна, как предыстория материала - обугленных досок, на которых он рисует. Перед нами не столько социально ангажированное искусство, сколько искусство "этического беспокойства" (если вспомнить термин, которым определяли некогда польское кино 1970-х). Этот этический посыл очевиден, например, в работе Ирины Дрозд, в "Вайнахском альбоме" Заура Цугаева, в фотографической серии "Смог" Федора Телкова или в проекте Андрея Оленева "Обратно домой", возродившем (увы, на краткий срок) музей интеллигенции в Нижнем Новгороде.
Впрочем, трагическая серьезность и подтрунивание над собой могут уживаться на выставке - если не в одном произведении, то в пространстве одного зала. Наталья Юдина (Томск) свой "Медвежий угол" представляет - в виде угольника, покрытого мехом медведя. Этот угол вполне тянет на континент, а то и на целый мир: глобус "Медвежья земля" (с когтем, затерявшимся в глубине коричневого меха) тому доказательство. Теплое, уютное, домашнее тут, очевидно, несут память об опасностях "дикой" природы. Укутывание, обвязывание "страшного" - способ и справиться со страхами, и вытащить запрятанный ужас наружу. При этом монументальное полотно в ярко-розовых тонах "Мой Фрейд", вывязанное на огромных спицах, или череп, укрытый веселеньким вязаным "шлемом" ("Сергей Эйзенштейн в Мексике"), демонстрируют элегантный выход из "медвежьего угла" в пространство истории искусства ХХ века.
Наконец, свой угол выстраивает (буквально) на выставке Людмила Баронина (Краснодар) в проекте "Вести из ниоткуда". Этот угол врезается разом в эстетскую утопию о прекрасном средневековье, которую культивировал Уильям Моррис (его книга и дала название серии), и в мокьюментари о рае, где люди, кентавры, русалки обитают в мире и дружбе. Фотографии лукаво уверяют нас, что так оно и было.
Понятно, что с тех пор как пространство спектакля с легкой руки Ги Дебора стало синонимом публичного мира общества, кураторы охотно берут на вооружение театральные метафоры. Но выставка "Трагедия в углу", которая представлена (так и хочется сказать - поставлена) в Музее Москвы куратором Дианой Мачулиной, при обилии театральных кунштюков и строгой режиссерской структуры, явно антитеза "обществу спектакля" с его культом потребления как прообразом счастья.