Галина Викторовна Якушева.
Языковое чутье
- Как вы, Галина Викторовна, относитесь к ВОВе? Не к мужскому имени, сокращенному от Владимира, а к аббревиатуре, слепленной из Великой Отечественной войны?
- Откровенно говоря, ко всем войнам отношение у меня примерно одинаковое. Если позволите, прочту строки из известнейшего стихотворения Пушкина, посвященного Адаму Мицкевичу. Очевидно знаете, что будущий классик польской литературы за участие в тайных национально-освободительных обществах в 1824 году был выслан из Вильно (ныне - Вильнюс) в Петербург. На мой взгляд, царское правительство поступило вполне гуманно, поскольку могло ведь направить смутьяна и куда-нибудь в Сибирь.
В столице империи Мицкевич вскружил голову будущей поэтессе и переводчице Каролине Яниш (в замужестве - Павловой), неудачно пытался жениться на ней, а также свел массу других знакомств в высшем свете Петербурга и Москвы. Среди прочего - с нашим Александром Сергеевичем. Молодые люди понравились друг другу и подружились. Потом Мицкевич жил в Одессе, в Крыму, где написал цикл прелестных сонетов...
- Это вы к тому, что поэтам девятнадцатого века не понравилось бы, как называют войну из двадцатого?
- Нет, я о другом. Когда по ходатайству Фаддея Булгарина, литератора неоднозначной репутации, Мицкевича помиловали и отпустили в Европу, он опять взялся за старое, продолжив антироссийскую кампанию. В тот момент и появились строчки Пушкина:
Он между нами жил
Средь племени ему чужого; злобы
В душе своей к нам не питал, и мы
Его любили. Мирный, благосклонный,
Он посещал беседы наши. С ним
Делились мы и чистыми мечтами
И песнями (он вдохновен был свыше
И свысока взирал на жизнь). Нередко
Он говорил о временах грядущих,
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
Вспомню еще Ромена Роллана, который в начале Первой мировой войны обратился к выдающимся писателям из всех воюющих стран с призывом повлиять на правительства, чтобы прекратить взаимное истребление. Из России откликнулись Максим Горький и Владимир Галактионович Короленко, но они не сумели преодолеть настроение общества. В Германии в то же время Томас Манн приветствовал "великую праздничную народную битву", аналогично оценивал войну французский философ-интуитивист Анри Бергсон, усматривая в кровавых сражениях высшее проявление жизненного порыва.
Ромен Роллан, однако, считал: что бы ни происходило в мире, задача людей духа наводить мосты между нациями, а не сооружать крепости между ними. Вполне солидарна с этими словами. Никакие богатства мира не стоят загубленной человеческой жизни. Вот так иносказательно отвечу на ваш первый вопрос.
- Отличный экскурс, но вы не выразили отношения к активно используемому в последнее время сокращению ВОВ.
- Есть такое понятие - языковое чутье. Лишь его отсутствие позволяет людям произносить подобные словечки. Как человек с музыкальным слухом может не знать нот, но интуитивно чувствовать фальшь, улавливать ложный, ошибочный звук.
Надо быть эмоционально неразвитым, душевно толстокожим, чтобы сказать про Великую Отечественную войну - ВОВ, называть ветеранов - ВОВами. К сожалению, нередко слышу подобное на сленгово-молодежном жаргоне.
В этом есть что-то цинично-насмешливое. Понимаю, некоторые говорят так на автомате, не придавая особого значения слову, не задумываясь над его звучанием, но опять же, нужно иметь чувство такта, ощущать грань, за которой начинается оскорбительная пошлость. Не на все темы можно шутить.
Но, кстати, замечу, что ВОВ - изобретение не сегодняшнего дня. Вспоминаю, что и лет тридцать назад, когда я работала в главной редакции издательства "Советская энциклопедия" и курировала раздел литературы и языка, по коридорам гуляла эта аббревиатура. Обычно ее произносили в игривом контексте, дескать, кто тут у нас ВОВа? Не думаю, что ветеранам нравилось столь фамильярное обращение, но до открытых конфликтов, к счастью, не доходило.
Сейчас это выражение острее режет слух из-за количества "экспромтного" новояза, наступающего со всех сторон и засоряющего нашу речь. Недавно услышала слово "гумпомощь". Неужели трудно произнести целиком: гуманитарная помощь?
Подобные аббревиатуры, казалось бы, упрощают нашу речь. Но с ними она становится плоской, временами - грубой, а общение лишается нюансировки, живой, эмоциональной окраски и интеллектуального подтекста. Тут требуется определенный уровень культуры.
Не всякая краткость - сестра таланта
- А что скажете о повальном увлечении мессенджерами, где для быстроты и мобильности слова подрезают до "ок" и "пж" вместо "хорошо" и "пожалуйста"? Запятые зачастую тоже не ставят, как и точки. Подобная краткость - сестра таланта?
- Вряд ли... Сильно сомневаюсь. Если бы мы рассуждали об особой форме коммуникации, например, о телеграммах, в которых по техническим причинам отсутствовали знаки препинания, заменяемые на письме сокращениями "тчк" и "зпт", это было бы оправданно и допустимо. Но в данном случае все эти "оки" и прочие "спс" идут от небрежности и лени. Когда такой стиль становится привычным и постоянным, он начинает представлять определенную опасность для языка.
Угроза заключается в том, что уходит главная языковая функция - способность выражать не только факт, но и образ, не только количество, но и качество, передавать словом не только сообщение о событии, но и наполнять его смыслом. В октябре прошлого года "Учительская газета" опубликовала мою большую статью под названием "Пифагор против Аристотеля".
Ведь Пифагор уверял, что в основе устройства Вселенной и человеческого мышления лежит число. Против этого возражал его современник и основатель диалектики Гераклит. Тот, который говорил, что все течет, все изменяется. Он полагал, что с помощью числа Пифагор много узнал, но "многознание ума не прибавляет", есть разница между знанием и пониманием, информацией и мудростью. Именно слово оформляет мысль, давая понять, что и о чем мы говорим.
Если произнесу фразу: "Срубили триста саженцев", - какую информацию вы из нее почерпнете?
- Что какой-то вредитель губит будущий лес.
- Видите, вы строите догадки на основании услышанного. Но я ведь не говорила, что под топор пустили полезные растения. А вдруг они заражены болезнью, угрожающей гораздо большему количеству здоровых деревьев?
Всегда важны детали, нюансы, подробности. В них не только, согласно известной поговорке, дьявол, но и зачастую - бог.
Убийство слова зримо облегчает общение, но порой излишне упрощает его, доводя до примитивизма. Так можно докатиться до знаков, которыми обмениваются между собой животные. Они ведь тоже общаются, подавая друг другу сигналы, обозначая их звуками.
Если люди продолжат редуцировать слово, ориентируясь на братьев наших меньших, человечество быстро дойдет до состояния зомбированных вырожденцев из антиутопии Татьяны Толстой "Кысь". Впрочем, о подобном предупреждает и Виктор Пелевин. У него есть прекрасный роман "Жизнь насекомых". В качестве эпиграфа к книге взяты строки из Иосифа Бродского:
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
Лишь согласное гуденье насекомых.
Так неужели наш путь - назад и вниз, к "одноклеточным", к упрощению, укорочению и примитивизации, к уподоблению роботам и/или заменой ими? Может, предпочтительнее дорога, ведущая ввысь?
Знаменитый русский религиозный философ Николай Федоров еще в начале двадцатого века предложил учение, назвав его "Общим делом". Подобно Сократу, который, как мы помним, не знал письменности и по принципиальным соображениям отказывался учиться грамоте, Федоров тоже ничего и никогда не записывал, за него это делали ученики и потом издали его труды. На поклон к Николаю Федоровичу ходили и Лев Толстой, и Федор Достоевский.
Федоров, преподаватель математики из Калуги и Рязани, говорил, что наступит время, когда по генетическому коду можно будет воспроизвести весь род людской. Правда, возникал следующий вопрос: где народу расселиться? В тот момент юный Костя Циолковский, ученик Николая Федоровича, и задумался, что пора осваивать Вселенную...
О Федорове опубликовано много работ, в том числе книга "Загадочный старик" Владимира Львова. Федоровская теория по-своему стройна и логична: действительно, во всех мировых религиях коллективное бессознательное обещает бессмертие в том или ином виде, и по мере развития цивилизации человечество все ближе поднимается к высшему началу, отрываясь от животного мира. Однажды наступит момент, когда люди станут подобными ангелам - бесполыми и несмотря на это (по Федорову, благодаря этому), счастливыми и бессмертными.
Не будем категоричными, не стоит думать, будто это досужий вымысел. Даже самые смелые фантазии со временем оказываются предчувствием.
Единство и борьба
- И все-таки, Галина Викторовна, вернемся к слову.
- Объясню, к чему веду. Последние лет пятнадцать я возглавляю Гётевскую комиссию при научном совете "История мировой культуры" РАН. Когда-то комиссией руководили выдающиеся ученые Александр Аникст и Сергей Тураев. Мне посчастливилось работать с ними. Они ушли в лучший мир, и теперь обязанности председателя возложены на меня.
Вспомните: в прологе трагедии Гёте Бог сам посылает черта Мефистофеля с небес на землю, чтобы тот попытался соблазнить Фауста. И говорит, напутствуя:
Из лени человек впадает в спячку.
Ступай, расшевели его застой,
Вертись пред ним, томи, и беспокой,
И раздражай его своей горячкой.
Они ведут горячий спор: чего в человеке больше - тьмы (черта) или света (бога).
Прощаясь, обмениваются комплиментами. Господь произносит:
Таким, как ты, я никогда не враг.
Из духов отрицанья ты всех менее
Бывал мне в тягость, плут и весельчак".
Растроганный Мефистофель не остается в долгу:
Как речь его спокойна и мягка!
Мы ладим, отношений с ним не портя,
Прекрасная черта у старика
Так человечно думать и о черте.
- Гармония?
- Нет, это и есть то столкновение противоположностей, которое высекает искру движения! Без определенной провокации, искушения, толчка люди не смогут развиваться, добиваться высоких целей, двигаться вперед. Именно преодоление формирует наш рост. Так было и будет с нашим красивым и звучным словом: оно окрепнет, преодолевая сопротивление.
Знаменитый французский культуролог русского происхождения Пьер Тейяр де Шарден после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки 1945 года обратился к 1800 "Фаустам" мира (так он называл физиков-ядерщиков) с призывом оставить свое занятие, поскольку опасался, что силы зла обратят сделанные открытия против человечества.
- Видимо, результат был таким же, как и у Ромена Роллана в начале Первой мировой войны?
- Кто-то из ученых на Западе внял словам разума, мы помним и Андрея Сахарова, прошедшего сложный путь от разработчика атомной бомбы до последовательного борца за мир. В мировой литературе тоже появился новый Фауст - символ отказа от деяния. Это и герой романа американского "короля битников" Джека Керуака "Доктор Закс. Фауст. Часть третья", и ряд "христианизированных" Фаустов, начиная со знаменитого булгаковского Мастера и его второго я - исцеляющего мир добрым словом Иешуа Га-Ноцри.
На определенном этапе вслед за Гёте я считала, что "сначала было дело". Лишь со временем признала, что именно слова формируют образ, задают вектор развития и указывают путь.
Вот вам пример. Спросите у французов, кто такой Роланд. Они с большим удовольствием расскажут о знаменитом рыцаре эпохи Карла Великого, отважном воине-христианине, погибшем в неравной схватке с сарацинами в Ронсевальском ущелье. "Песнь о Роланде" - ранний французский эпос, дошедший до наших дней. Именем этого героя в годы Второй мировой войны поднималось движение Сопротивления, в нем активно участвовали и писатели, включая Жана-Поля Сартра, Альбера Камю и Луи Арагона. А последний, кстати, нам совсем не чужд.
- В силу принадлежности к французской компартии?
- Знаете, как принято в английском суде? Надо говорить правду, только правду и всю правду.
Да, выдающийся поэт Луи Арагон состоял в компартии. У него даже есть роман "Коммунисты", посвященный Сопротивлению. Это правда, но не вся. Важная деталь: Арагон был в браке с писательницей Эльзой Триоле. Жду вашего комментария.
- Младшая сестра Лили Брик?
- Абсолютно верно. Урожденная Каган, которая и познакомила Лилю с Маяковским...
28 панфиловцев, Зоя и Христос
- Галина Викторовна, вы такие кружева плетете - от Роланда к Арагону и почти без остановки к Брик с Маяковским...
- Удивительно, что вы употребили слово "кружева". Оно здесь очень уместно.
Объясню.
Арагон писал стихи, которые должны были вдохновить соотечественников на борьбу. В "Радио Москва", датированном августом 1941 года, есть такие строки:
Просыпайся, кто спит!
Не сгибайся, кто тужит!
Пусть нас горе не гложет, веселье не кружит.
Пусть примером нам русское мужество
служит.
Слушай, Франция! На зиму нож припаси!
И в списке героев, чьи имена звали на схватку с врагом, первым назван Роланд. Потом уже идут Жанна д'Арк с Наполеоном.
Так вот. Роланд в действительности был наемником, его вместе с Карлом Великим нанял арабский правитель, чтобы усмирить восставших басков. Все происходило совсем не так, как пишут эпосы.
И тут возникает вопрос: что сильнее - образ или факт.
Я подробно говорила об этом, когда разгорелась дискуссия о 28 панфиловцах. Какова бы ни была фактическая правда о героях и об их числе, высшая истина - в образах самоотверженных патриотов, запавших в наши помыслы, наши стремления и души, в нашу культурную память. И в ушах миллионов людей будет звучать торжественно-лирическая мелодия со словами:
Мы запомним суровую осень,
Скрежет танков и отблеск штыков,
И в сердцах будут жить двадцать восемь
Самых храбрых твоих сынов.
И врагу никогда не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва.
Музыка - Исаака Дунаевского, слова - Марка Лисянского.
Так и с Зоей Космодемьянской, и с Александром Матросовым, и с молодогвардейцами. Факт размывается словом, которое создает образ и указывает нам путь.
Ведь мы знаем, что существует масса апокрифов о жизни Христа, в которых он далеко не всегда выступает безупречным святым. Ну и что? Это ведь не ставит под сомнение ни канонические Евангелия, ни нашу искреннюю веру.
Слово несет определенный отпечаток и национального сознания. Широко известно хрестоматийное изречение Михайла Ломоносова: "Карл Пятый, римский император, говорил, что ишпанским языком с богом, французским с друзьями, немецким с неприятелями, итальянским с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского..."
На памяти у всех и фраза Ивана Тургенева о великом и свободном русском языке - неизменной опоре во дни тягостных сомнений и разлук.
- Слова настоящих патриотов.
- Могу сослаться на другого классика, Константина Бальмонта, чьи строки не так растиражированы.
Язык, великолепный наш язык.
Речное и степное в нем раздолье,
В нем клекоты орла и волчий рык,
Напев, и звон, и ладан богомолья.
В нем воркованье голубя весной,
Взлет жаворонка к солнцу - выше, выше.
Березовая роща.Свет сквозной.
Небесный дождь, просыпанный по крыше.
- А что чужестранцы?
- Они тоже умели чувствовать красоту и силу русского языка. Например, Проспер Мериме. Он был не только выдающимся французским прозаиком, но и профессиональным дипломатом, немало поездившим по миру. В девятнадцатом веке Пушкина в Европе знали еще мало, общим мнением было, что он лишь подражатель Байрона. А Мериме написал статью, в которой поставил Александра Сергеевича выше английского лорда. По мнению француза, у Пушкина каждое слово бьет в точку, как стрелы гомеровских лучников всегда летят точно в цель, а мысль Байрона растекается, ходит по кругу.
И не только Мериме смог оценить гибкость русского языка.
Имя немецкого писателя Карла Августа Фарнхагена фон Энзе вряд ли много скажет широкой аудитории. Шесть лет в составе российской армии он воевал с Наполеоном и успел полюбить русский язык. Фон Энзе говорил, что нашим народам суждено развиваться вместе, иметь схожую судьбу. Если вспомнить, сколько в жилах русских царей текло немецкой крови, можно согласиться, что узы родства связывали страны на протяжении веков. С другой стороны, две мировые войны, зародившиеся в Германии и непосредственным образом коснувшиеся России, точно не способствовали сближению.
В конечном счете дело ведь не в происхождении. Екатерина II сказала замечательные слова: "Я больше русскою была, чем многие по крови вам родные".
Когда в нашей словесности в конце девятнадцатого века появились Лев Толстой, Федор Достоевский и Антон Чехов, в Западной Европе заговорили, что на фоне увядания литературы Старого Света единственным резервуаром духовности, внушающим надежду на сохранение и продолжение культурных традиций, остаются писатели из России. Даже родилось выражение: русское вторжение в Европу. Так считали французский литературовед Теодор де Визева и его соотечественник Эжен Мельхиор де Вогюэ, дипломат, археолог, писатель-путешественник.
Время троечников
- Тем не менее сегодня пространство русского языка скукоживается на глазах.
- Да, и я испытываю большую тревогу по этому поводу. Мы же видим, какие тенденции побеждают на пространствах бывшего Советского Союза. Русские школы закрывают в Прибалтике, на Украине язык, по сути, становится персоной нон-грата. Пока держится Белоруссия, где официально разрешено двуязычие.
На любые притеснения нельзя смотреть безразлично.
Я преподаю в трех вузах - Институте русского языка имени Пушкина, Высшем театральном училище имени Щепкина и Московском гуманитарном университете - и вижу: интерес к слову у молодежи не угас. Его надо правильно поддерживать. В частности, нужно говорить не только о классиках, но и о современниках. Внимательно присматриваюсь к тому, что и кого читают сегодня мои студенты.
Как-то ребята из "Щепки" принесли роман Дмитрия Глуховского. Признаюсь, осилить не смогла. И старомодно-кокетливый стиль Михаила Шишкина мне не близок. Как говорил Дидро, манерность - признак упадка вкуса.
Но дело не в том, что нравится или не нравится лично преподавателю. Судить о произведении можно на определенном литературном пространстве. Для этого нужно обладать багажом знаний, определенным уровнем начитанности.
- Какие книги за последнее время зацепили вас за живое?
- "Асан" Владимира Маканина, "Кысь" Татьяны Толстой, "Немцы" Александра Терехова. "Лавр" Евгения Водолазкина - уже немного меньше, "Женщина Лазаря" Марины Степновой, пожалуй, тоже. А так, чтобы до боли душевной, пожалуй, всё... Из более раннего - "Невозвращенец" Александра Кабакова и "СанькЯ" Захара Прилепина.
- А как вы, классический энциклопедист, относитесь к электронной Википедии? Для вас это профессиональное оскорбление?
- Не мыслю в таких радикальных категориях. Вопрос в том, что содержащаяся в подобных источниках информация нуждается в тщательной проверке.
Честно говоря, я не из тех, кто дружит с компьютером. Дочь, зять помогают разобраться, когда возникает нужда. Недавно позвонил мой бывший студент, с которым мы периодически общаемся, и сказал, что прочел в Интернете мою статью "Шиллеровское в Гоголе", хотя я ее туда не давала. Там есть важная мысль: "Гоголь стал Свифтом, потому что хотел стать Шиллером". Но речь не об этом. Меня заинтересовало, как статья попала в Сеть. Так и не выяснила.
Более того, главной своей работой считаю книгу "Фауст в искушениях двадцатого века", написанную по следам докторской диссертации и выпущенную издательством "Наука". Монография вышла ограниченным тиражом и стала своего рода библиографической редкостью. Каково же было мое изумление, когда узнала, что и эта книга доступна в Интернете. Фантастика!
- Ваши отношения с компьютером понятны. Но с телевизором вы на "ты", Галина Викторовна?
- К сожалению, я очень занята... Помимо преподавания еще веду постоянную программу о языке на радиостанции "Маяк". Времени не хватает.
- Хотел узнать, как оцениваете уровень языка у завсегдатаев эфиров.
- Сейчас наступило время троечников. Это касается не только телевидения. Как бывшая школьная и вузовская отличница не одобряю этого. В частности, нередко вызывает раздражение речь и общий уровень культуры части радиоведущих. Непрофессионализм - вообще хроническая болезнь нашего времени. Отсюда, мне думается, неполадки и срывы во многих областях жизни.
Уверена, задача преподавателя - пробудить мысль, заставить школьника или студента думать.
Возвращаясь же к вопросу о языке современных СМИ, в том числе газет, с сожалением могу сказать, что, по моему впечатлению, там окопалось многовато троечников. Чему они могут научить читателей и слушателей?
Между баттлами и мокроступами
- Цель такая не стоит - учить.
- Наверное, вы правы... С другой стороны, в Институте русского языка сейчас читают целых три курса риторики - классической, педагогической и коммуникативной. Как говорится, было бы желание - узнавать, совершенствоваться. Этого часто и не хватает молодым.
Надо подавать правильные примеры и стараться прививать хороший вкус. Понятно, что каждое новое поколение расставляет некие слова-маркеры, вводит неологизмы, помогающие идентифицировать своих. Этому не нужно препятствовать, пытаться запретить. Лучше возглавить и направить в верное русло, дабы не случился перебор варваризмов. В принципе, такого произойти не должно, язык обладает накопленной традицией, внутренней потенцией и обязан все расставить по местам, - что он и делает.
Например, ушли из активного употребления слова "реприманд", "моветон", "журфикс", "жуир". Между тем еще полвека назад это была живая лексика.
А как Пушкин рассказывает о подготовке Онегина к балу?
В последнем вкусе туалетом
Заняв ваш любопытный взгляд,
Я мог бы пред ученым светом
Здесь описать его наряд;
Конечно б, это было смело,
Описывать мое же дело:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет.
Из того же произведения:
Du comme il faut...
Шишков, прости,
Не знаю, как перевести.
Что хочу сказать? Какие-то слова закрепятся в нашей речи, другие уйдут. В этом нет ничего особенного, так и должно быть. Но заимствования не нужно навязывать. Не понимаю, почему нельзя сказать "образ жизни", а обязательно надо - life style. Там, где чувствуем перебор и видим элемент кокетства, необходимо этому противостоять. Но и мокроступы надевать тоже ни к чему.
Язык постоянно подвергается атакам. Сейчас вот появилось новое веяние - баттлы. Если их проводят люди образованные, умные, обладающие определенными знаниями, прекрасно. Хуже, если идет вал ругани и плохо рифмованных строк.
- Вы смотрели растиражированный поединок между Оксимироном и Гнойным?
- Да, и знаете, мне было интересно. Они молодцы. Особенно Окси. Эта стихотворная дуэль - вызов слову и раскрытие его новых возможностей.
Далеко не каждый сможет поднять брошенную перчатку...
Сейчас важно умение сопоставлять, выявлять свою линию, определять закономерности. Требуется высокий "панорамный" уровень мышления.
Почему Сократ выступал против письменности? Он считал, что человечество потеряет память и разучится мыслить. Точка в предложении - это вроде бы конец. В разговоре мы точек не ставим, чаще используем вопросительный или восклицательный знаки. Порой многоточие. Идет вечный диалог.
В пятнадцатом веке с появлением книгопечатания возникли другие страхи. Многие паниковали, что пропадает сакральность, любая мысль тиражируется и утрачивает индивидуальность. Как видите, слово благополучно справилось и с этим.
В наше время идет мощный натиск цифры. Она очень соблазнительна, и это очередной поединок для слова.
- Сдюжит?
- Вне всяких сомнений! Человеческий дух обязательно экстраполируется, трансформируется именно в слове, и оно снова победит.