На сцену Московского театра оперетты вернулась комическая опера Штрауса

"Барону" всегда не везло - он не мог определиться с жанром. Штраус хотел писать серьезную оперу о сословно-национальных предрассудках, и на опереточных сценах сюжету мешал дефицит юмора. Поэтому свои либретто предлагали Григорий Ярон, Василий Шкваркин, Юрий Димитрин; теперь новую версию создал Валерий Стольников, переписав тексты музыкальных номеров и насытив диалоги традиционной для жанра злободневной "отсебятиной": герои опасаются реновации и грезят о Долгопрудном - в устах австро-венгерских баронов это должно звучать комично. По-оперному сложную музыкальную драматургию разбавили штраусовскими шлягерами. В результате спектакль еще не начинался - шла знаменитая увертюра, а на сцене уже много всего успело произойти; первый акт получился как бы развернутой экспозицией, слегка тяжеловесной, зато второй оснащается настоящим опереточным драйвом, блеском и шиком, здесь публика могла оттянуться, посмеяться и вволю бить в ладоши.

Режиссер Алена Чевик не стала заморачиваться модернизацией антуража и вместе с художником Вячеславом Окуневым придумала романтический мир старой готики с виадуками и фонтанами, цыганскими шатрами и кибитками, и даже свинки там задумчиво провожают героев томными взглядами - все атмосферно, все для того, чтобы словам было тесно, музыке просторно.

Дирижер Константин Хватынец, которому за годы его руководства в театре удалось раскачать обычно неповоротливый оркестр, пока не без труда обеспечивает цельность музыкальной ткани, а главное - захватывающую динамику штраусовского шедевра, но у спектакля есть все основания быстро нарастить уверенность и мускулы. Потому что творческие ресурсы театра впечатляют: его солисты абсолютно готовы воплотить столь сложную партитуру с опереточным блеском и оперным совершенством. Екатерина Чудотворова в роли пылкой Саффи и Ольга Белохвостова в партии Арсены с ее невесомыми, но виртуозными колоратурными пассажами, оба тенора - Николай Семенов (Оттокар) и Павел Иванов (Шандор Баринкай) вкупе с сильным хором способны создать в зале ту атмосферу пьянящего, лавинообразно нарастающего восторга, без которой Штраус - не Штраус. Павел Иванов вошел в роль аристократа-демократа Шандора во всеоружии своего обаяния, но и здесь еще есть перспективы развития - пока щедро одаренный артист пользуется в основном двумя красками: мужественная лихость (эффектное, с оттенком нарциссизма гусарство) и пылкая влюбленность (победительно умиленный взгляд типа "не верю своему счастью"). На почти трехчасовой спектакль с коварными интригами и вечной готовностью глупых властей упечь все живое за решетку этого, конечно, мало.

Звездные роли выпали на долю Эллы Меркуловой и Вячеслава Иванова: комедийный дуэт управительницы свиноводческого поместья Мирабеллы и блюстителя нравственности графа Омоная - здесь вступает в свои права стопроцентная, беспримесная оперетта с ее веселой эксцентриадой и куражом.

Московский театр оперетты, по-моему, первым из российских театров, играющих музыкальную классику, постепенно отказывается от живого звука и вводит в опереточные спектакли микрофоны. Задействованы они и в этой премьере, что резко снижает и ценность ее вокальных ресурсов, и качество звучаний, приобретающих дискотечный надтреснутый оттенок и лишившихся пространственного измерения: персонаж поет, предположим, справа, а голос его слышен из ближайшего динамика слева. Необходимый элемент мюзикла, микрофон в опереточном спектакле становится досадным недоразумением, подобием костылей у мастера спорта: ведь в этот театр идешь в надежде встретиться с вечным чудом природы - естественным, не искаженным техникой вокалом. И никакие ссылки на особенности зала и его акустики тут не убеждают: в том же зале с той же акустикой триумфально пели и оперу и оперетту сотни легендарных артистов, вошедших в летописи здания на Большой Дмитровке.

Московская оперетта сегодня напоминает шикарно оснащенный "Мерседес": у нее есть все - лучшая в стране звездная труппа, талантливые мастера, умелые менеджеры, преданная публика. Зачем "Мерседесу" костыли?