Мы живем в годы Великой архивной революции. Но книга, о которой пойдет речь, содержит не только приращение научного знания. Двухтомные воспоминания князя Владимира Андреевича Оболенского (1869-1950) "Моя жизнь и мои современники" позволяют посмотреть на давно минувшие времена под неожиданно объективным ракурсом...
Этот удивительный труд опубликован и прокомментирован в 2017 году издательством "Кучково поле" по рукописи из Государственного архива РФ.
Запахи русской деревни
Князь - в отличие от многих мемуаристов - скромен. Владимир Андреевич не пытается выказать читателю собственную исключительность и прозорливость. Личность автора "не является ... основной темой повествования, а служит, и главным образом, как бы фонарем, освещающим окружающую меня жизнь"1.
Но как много неожиданного для потомков высвечивает этот фонарь!
Вчитаемся хотя бы в описание запахов русской избы:
"Значительная часть изб была с полураскрытыми, скормленными скоту соломенными крышами, а внутри был страшно спертый воздух от смеси запаха жженой соломы, которой топились печи, и скотского навоза, ибо зимой крестьяне держали в своих жилых помещениях овец, телят, а иногда даже коров. Полы были земляные и влажные от наносимого на валенках снега. А в этой грязи копошились дети, большей частью босые и в одних рубашках. Ежедневно я возвращался домой с головной болью ото дня, проведенного в вонючих избах, в которых крестьянам приходилось жить с осени до весны"2.
Князь Оболенский, прекрасно осознававший себя человеком второго плана в Истории, был начисто лишен комплексов собственной второсортности.
"Главные актеры исторических драм и трагедий поневоле тенденциозны в своих мемуарах. Мои же мемуары при всем их субъективизме не могут быть тенденциозными просто потому, что, не совершив больших дел, я не нуждаюсь в самооправдании перед историей"3.
Коровы града Петрова
Уже первые страницы мемуаров - они, как водится, о детстве - сильно удивят тех, кто интересуется историей повседневности пореформенной России. Реальный Петербург, "полнощных стран краса и диво", разительно отличается от величественного города, что был создан фантазией поэтов.
Князь родился в четырехэтажном оранжевом доме на Малой Итальянской (после 1902 года - улица Жуковского), застроенной маленькими деревянными или каменными домиками с мезонинами. Их владельцы держали коров, и утро на Малой Итальянской начиналось с того, что по улице шел пастух с огромной трубой. "На звуки его трубы отворялись ворота возле маленьких домиков, из них выходили разноцветные коровы. Так по улицам тогдашнего Петербурга двигались утром целые стада коров, отправляющихся на пастбища, а вечером - та же картина возвращавшихся стад"4.
Странно, но при таком обилии парнокопытных даже очень состоятельные люди жаловались на отсутствие свежих сливок к чаю!
Тайный советник и камергер поэт Федор Иванович Тютчев, ухаживая за элегантной дамой и демонстрируя серьезность своих намерений, однажды послал ей в дар бутылку сливок. Молодая женщина не смогла устоять перед столь основательным аргументом - и сдалась на милость пожилого, но опытного обольстителя...
Но проходит менее полувека - и столичный город совершенно преображается. Россия вступает в эпоху Великих реформ. И Петербург задает тон проводимой в стране модернизации.
"Гладкий асфальт заменил булыжную, полную колдобин мостовую, редкие и тусклые фонари с керосиновыми лампами уступили место великолепно сияющим электрическим фонарям, а дом, в котором я родился, не только не возвышался уже над другими, а казался совсем маленьким среди своих многоэтажных соседей"5.
Трамвай и конка вытеснили единственный вид общественного транспорта, в просторечии именовавшийся "кукушкой" - "душные и тряские кареты, запряженные тройкой лошадей, а зимой - "щапинские сани", вмещавшие не более десяти человек. Тощие, костлявые лошади, едва передвигая ноги, тащили эти экипажи с одного конца Невского на другой, к Адмиралтейству, откуда такое же сообщение существовало с островами"6.
Год от года повседневная жизнь горожан на глазах будущего мемуариста неуклонно улучшалась, становилась цивилизованней и комфортней. Отчего же росли ряды недовольных?
Внимательный читатель мемуаров князя Оболенского и на этот вопрос вопрос получит бесхитростный, но честный ответ.
Либерал, сын либералов
Из поколения в поколение образованное общество привыкло негодовать на власть, именно ее и только ее обвиняя во всех отечественных бедах и несовершенствах. Повод для этого, конечно. Повседневная жизнь россиян изобиловала примерами и официальной лжи, и фальшивой неискренности, и вопиющей несправедливости сверху донизу. Еще в 1854 году основоположник раннего славянофильства Алексей Степанович Хомяков в программном стихотворении "России" написал:
В судах черна неправдой чёрной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мёртвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
Ирония истории заключалась в том, что сами непримиримые критики власти были далеки от совершенства. Князь Андрей Васильевич Оболенский, отец мемуариста, близкий многим известным славянофилам, являлся горячим сторонником освобождения крестьян и имел репутацию "крайнего либерала". "Но был у него один коренной недостаток - страсть к азартной карточной игре. Даже в Калуге, когда он с увлечением отдавался работе по освобождению крестьян, он иногда целые ночи проводил за карточной игрой и проиграл большую часть своего немалого состояния"7. К принципиальным ненавистникам самодержавия принадлежала и мать мемуариста, княгиня Александра Алексеевна Оболенская: "Свободолюбие и правдолюбие были основными эмоциями ее души..."8.
Не удивительно, что отпрыск Оболенских, прямой потомок Рюрика и черниговских князей, был обречен оказаться среди непримиримых противников правительства. Володе не исполнилось и двенадцати лет, когда мимо окон его дома проехала "позорная колесница", везущая на казнь пятерых "первомартовцев" - участников убийства Александра II. И он на стороне тех, кто взорвал инициатора Великих реформ...
"Я с удовольствием сам бы их повесил", - злобно сказал мне при этом мой двоюродный брат Гриша, раннее детство проведший в Москве и почерпнувший свои политические эмоции от консервативной родни.
"А я бы повесил тех, кто их вешает", - ответил я ему, побледнев от охватившего меня негодования..."9
Жизненное кредо - всегда против
Неизбывная драма русской жизни - обилие бойких критиков власти и дефицит образованных и компетентных управленцев, способных к планомерному обустройству страны. Российские либералы сопереживали участникам "хождения в народ", но яростно осуждали "хождение в чиновничество", хотя вплоть до конца 1890-х годов правительственный аппарат испытывал нехватку людей с университетскими дипломами: "спрос на чиновников с высшим образованием был неограничен"10. И в то же время они не были перегружены работой.
Мемуарист вспоминает о своем недолгом пребывании в Министерстве земледелия и государственных имуществ:
"У меня, однако, не было никаких карьерных стремлений, и я скоро стал службой тяготиться. Дела у нас было очень мало. Мы приходили в министерство к часу дня, а уходили в пять с половиной часов. Рабочий день, следовательно, продолжался всего четыре с половиной часа. Но значительную часть и этого краткого служебного времени мы проводили в буфете за чаепитием и разговорами. ...В общей атмосфере безделья работать было трудно"11.
Исправный чиновник из князя Оболенского так и не получился, зато удался энергичный общественный деятель, неустанно ищущий свой честный путь в жизни. Он активно участвовал в работе по оказанию помощи голодающим. Инициативно занимался земской деятельностью. Работал земским статистиком и заведующим статистическим бюро губернской земской управы. Увлекался "легальным марксизмом". Стоял у истоков создания партии конституционных демократов, был председателем Таврического губернского комитета и членом ЦК партии кадетов. Создал и редактировал газету "Жизнь Крыма". Избирался в Государственную Думу I созыва. Пережил двухлетнюю ссылку и трехмесячное тюремное заключение. Был масоном...
И все эти годы, почти четверть века в рядах оппозиционно настроенной интеллигенции, князь многократно отказывался от союза с властью, езостановочно расшатывал устои российской государственности, ухитряясь при этом не стать революционером.
"Я принадлежу к тому поколению русской интеллигенции, для которого критика старого режима и негодование на действия его агентов вошли в привычку"12. Так князь Оболенский сформулировал свое жизненное кредо.
Встреча и расставание с Лениным
В 1900 году на его съемной квартире в Пскове несколько дней жил Ленин, приехавший обсудить с местными социал-демократами программу создания нелегальной газеты "Искра". Князь Владимир Андреевич рисует запоминающийся и психологически очень точный портрет будущего вождя Великой русской революции:
"В.И. Ульянов ...имел очень невзрачную наружность. Небольшого роста, как коленка лысый, несмотря на свой молодой возраст (30 лет. - Авт.), с серым лицом, слегка выдающимися скулами, желтенькой бородкой и маленькими хитроватыми глазками, он своим внешним видом скорее напоминал приказчика мучного лабаза, чем интеллигента. ...Интерес к человеку ему был совершенно чужд. Общаясь с ним, я всегда чувствовал, что он интересуется мной лишь постольку, поскольку видит во мне более или менее единомышленника, которого можно использовать для революционной борьбы. Поэтому он считал нужным ко мне заходить, беседовать, иногда спорить. Моя личность с ее чувствами и переживаниями его абсолютно не интересовала"13.
Князь Оболенский откровенно объясняет, почему не пошел вслед за Лениным. "...Мне психологически был чужд тот сектантский дух, который господствовал среди моих партийных товарищей. А главное, что мне претило в партии, - это ложь вольная и невольная в ее агитации и пропаганде"14.
Князю повезло. Он успел эмигрировать в ноябре 1920 года, поселился в Париже, где стал заниматься журналистикой и писать мемуары. Испытывал ли он сожаление или раскаяние в том, что всю свою жизнь стоял в оппозиции к власти и фактически всю жизнь готовил почву для новой Русской Смуты?
Нет и еще раз нет!
До конца жизни он был убежден в принципиальной недостижимости компромисса между либеральной интеллигенцией и правительством. "Власть шла на компромисс лишь тогда, когда ее брали за горло, а как только снова чувствовала за собой силу, сейчас же отказывалась от всех данных ею обещаний"15.
Не правда ли, много параллелей с современными? И словно бы отвечая на этот нынешний наш вопрос, князь Оболенский рассказывает очень поучительную историю о своем знакомом Николае Михайловиче Кислякове.
Почти притчу.
Пять сыновей из лакейской семьи
Отец Кислякова был крепостным лакеем тверского помещика. Получив волю, переехал в богатую Нижегородскую губернию и устроился буфетчиком в клубе торгового городка Горбатова - главного центра по продаже пеньки и организации канатно-веревочного производства. "Сыновей - а было их пятеро - он с ранних лет стал приучать к своей профессии, и маленький Коля по окончании школы был отдан "мальчиком" в местную гостиницу"16. Мальчик учился блестяще, и местный учитель, радевший о народном благе, выхлопотал ему стипендию в Нижегородской учительской семинарии. Но отец-буфетчик решительно воспротивился дальнейшему обучению сына. Заплаканные глаза мальчика увидела сердобольная барыня, давшая ему три рубля на пароход до Нижнего. (Это была сакраментальная сумма: любой образованный человек знал, что с тремя рублями в кармане покинул родные места и отправился учиться помор Михайло Ломоносов.)
Судьба мальчика определилась: он получил образование и стал видным земским статистиком. "Следующие за ним два брата пошли по стопам отца и стали поварами, один - на станции Лозовой, другой - в Харькове. Профессия оказалась весьма выгодной. Они разбогатели и сделались собственниками больших гостиниц на юге".
И, наконец, образованием двух младших Кисляковых ведал уже сам Николай Михайлович, который помог им окончить гимназию и тоже стать земскими статистиками, притом весьма заурядными. "Интеллигенты-статистики, не исключая и самого Н.М., у которого была большая семья, жили очень скудно, а повара процветали и не раз выручали из нужды своих братьев-статистиков"17.
Так Владимир Оболенский заканчивает историю семьи Кисляковых, в которой мы читаем между строк риторический вопрос: если бы в Российской империи на знаменитый вопрос "Что делать?" ответили не организацией революционной нелегальной газеты "Искра", а созданием сети кулинарных техникумов, - может быть, ход отечественной истории был бы иным?
P.S. Когда немецкие войска стояли на подступах к Москве, а военное поражение Советского Союза казалось неотвратимым, князь был убежден в обратном. 22 октября 1941 года он писал Ариадне Владимировне Тырковой: "Почему, в самом деле, массы русских солдат отказывались воевать в 1917 году и братались с немцами, а теперь, несмотря на вивисекцию, произведенную над Россией большевиками, эти же солдаты упорно защищают каждую пядь земли... Думаю, что в этом большую роль играют основные эмоции русского народа, довольно равнодушного к свободе, но горячо привязанного к идее справедливости и равноправия. Это ощущение равенства, хотя бы перед деспотическим строем, как мне кажется, и явилось ферментом развития патриотических настроений"18.
Можно спорить с бесхитростными и колючими мемуарами князя Оболенского. Но всем советую их прочитать!
1. Оболенский В.А., князь. Моя жизнь и мои современники: Воспоминания. 1869 - 1920: в 2 т. Т. 1 / вступ. ст. и коммент. К.А. Соловьева. М.: Кучково поле, 2017. С. 32 (Живая история).
2. Там же. С. 129.
3. Там же. С. 32.
4. Там же. С. 35.
5. Там же. С. 35-36.
6. Там же. С. 36.
7. Там же. С. 37.
8. Там же. С. 44.
9. Там же. С. 70.
10. Там же. С. 122.
11. Там же. С. 161.
12. Оболенский В.А., князь. Моя жизнь и мои современники: Воспоминания. 1869 - 1920: в 2 т. Т. 2. М.: Кучково поле, 2017. С. 71 (Живая история).
13. Оболенский В.А., князь. Моя жизнь и мои современники: Воспоминания. 1869 - 1920: в 2 т. Т. 1. С. 232, 233-234.
14. Там же. С. 261.
15. Там же. С. 344.
16. Там же. С. 189.
17. Там же. С. 190.
18. Там же. С. 27.