"Идти не в ногу с правительством"
"Скажите теперь, как мы должны ответить человеку, поносившему нашу общую мать, нашу православную веру? Неужели славословлением и чествованием памяти его? И неужели та самая скромная форма протеста, на которой я, ваш губернатор остановился, т.е. абсолютное молчание - может быть истолкована капризным самодурством?"1, - так закончил речь тамбовский губернатор Николай Павлович Муратов перед собравшимися городскими гласными Тамбова в ноябре 1910 г. Разговор шел о похоронах Л.Н. Толстого, великого русского писателя и культового в среде студенчества и левой интеллигенции общественного деятеля.
Губернатор продолжил вечер чтением наиболее шокирующих мест из "Письма к фельдфебелю". Реакция вышла ровно такой, на которую и рассчитывал Муратов. Присутствующие кадеты в знак протеста покинули кабинет, а оставшиеся гласные, в том числе и городской голова А.А. Ерофеев, горячо поддержали губернатора2.
Н.П. Муратов, тамбовский губернатор (1906-1912 гг.), тяжело воспринял официальную позицию правительства, выраженную в резолюции Николая II на докладе министра внутренних дел А.А. Макарова о смерти Л.Н. Толстого: "Душевно сожалею о кончине великого писателя, воплотившего во время расцвета своего дарования в творениях своих образы одной из славных годин русской жизни. Господь бог да будет ему милосердный судья"3.
Такое посмертное признание заслуг писателя в глазах губернатора выглядело капитуляцией перед оппонентами власти. Кроме того, Муратов опасался, что гроб Толстого будет использован как политическая трибуна - прецедент уже имел место в октябре того же года в связи с похоронами председателя Первой Государственной Думы С.А. Муромцева4. Губернатор если и не вразрез с официальной позицией государства, то точно без его поддержки решил единолично возглавить борьбу с организаторами чествования памяти Л.Н. Толстого в своей вотчине. Как отмечал он годы спустя в своих мемуарах: "И в наше время, исполняя служебный долг, можно было не идти в ногу с правительством"5.
Ударил первым
Сразу после смерти Толстого Санкт-Петербург захлестнули студенческие демонстрации, их поддержали в ряде университетских городов6. Легальные и подпольные политические организации проигнорировали эти выступления, хотя участники событий описывали впечатление от демонстраций как о новом 1905 годе7.
Тамбовский губернатор считал, что драка неизбежна, и ударил первым. За несколько дней до смерти писателя в конфиденциальных письмах Муратов предупредил уездных предводителей дворянства, председателей земских управ и городских голов о возможных антиправительственных демонстрациях под видом чествования Толстого и наложил запрет на упоминание имени писателя в публичном пространстве8. Губернатор опасался, что под видом чествования Толстого-художника будут чествовать "Толстого последних лет его жизни, т.е. проповедника анархизма, оскорбителя веры, отлученного от церкви"9.
В то же время исправники получили распоряжение следить за театрами и кинематографами, книжными киосками и даже продажей открыток и именем губернатора пресекать любые попытки прославления Толстого10.
Губернаторские гастроли
Не ограничиваясь одними предписаниями, Муратов совершил маневр, который принес ему победу. Вернувшийся с похорон отца, А.Л. Толстой, служащий постоянным членом отделения Дворянского и Крестьянского банка в Тамбове, по просьбе губернатора, с которым состоял в дружеских отношениях, привез из Ясной Поляны "несколько экземпляров всех тех особенно запрещенных произведений Толстого, из-за которых он был отлучен от церкви"11. Однако губернатор воспользовался подаренными книгами в своих целях. Фрагменты именно этих книг (уже упомянутое "Письмо к фельдфебелю", а также "Памятка офицера", "Памятка солдата", "Христианство и патриотизм", "Николай Палкин и две войны") он стал зачитывать на частных собраниях, призывая воздержаться от организации каких-либо мероприятий в связи со смертью писателя.
Успех первого выступления в Тамбове дал старт целой кампании публичных чтений избранных губернатором произведений Толстого. Следующей целью стал город Козлов, где тоже прошла агитация, и городской голова В.П. Калмыков подвергался натиску не меньшему, чем А.А. Ерофеев в Тамбове.
Следующая подобная встреча состоялась в Моршанске. По сведениям Н.П. Муратова, тайной толстовской агитацией в Моршанске занимался уездный предводитель дворянства К.А. Бенкендорф, а открытой - кандидат в уездные предводители М.А Хрущев. В отсутствие Бенкендорфа на встречу прибыл исполняющий обязанности предводителя Хрущев, поспешивший покинуть собрание сразу после выступления губернатора, закончившегося овациями.
Частные беседы с думскими гласными дали положительный результат. Вопрос о чествовании Толстого в губернских и городских собраниях так и не был поднят. Муратов сумел добиться своего в собраниях не столько административным путем, сколько используя приемы своих политических противников - публичные выступления и работу с общественным мнением. Как он сам отмечал после выступления в Тамбове: "Сами кадеты признали, что приведенная мною "справка" была сокрушительной и крапленые карты, которые они тщательно засовывали в думскую колоду, мною вытащены и разорваны"12.
Память как политический инструмент
Попытка вернуться к теме Толстого была предпринята в конце декабря 1910 г. Губернский предводитель дворянства Н.Н. Чолокаев известил губернатора, что собирается поставить на повестку экстренного дворянского собрания вопрос о чествовании памяти писателя. В ответном письме Муратов просил не затрагивать эту тему, письменно повторив тезисы своих думских выступлений. И хотя Чолокаев не согласился с губернаторской оценкой писателя, от обсуждения Толстого на собрании все же отказался.
Третья попытка поднять вопрос о Толстом связана с губернским земством. В начале января 1911 г. состоялся разговор между губернатором и известным земским деятелем, членом Государственного Совета от Тамбовской губернии В.М. Андреевским. Ссылаясь на то, что и Государственная Дума, и Государственный Совет поддержали всероссийское чествование графа Толстого, Андреевский заявил, что и тамбовское земство имеет право последовать их примеру. В этот раз Муратов не стал скрываться за официальными формулировками и конфиденциальными письмами, а прямо заявил, что если Андреевский, используя свой авторитет в земском собрании, выступит с подобной инициативой, то он снова возьмется за агитацию, как делал это в ноябре 1910 г. в городских думах. Также губернатор пообещал разослать копии своего письма Н.Н. Чолокаеву и книги, полученные из Ясной Поляны, всем членам земского собрания. Все это, по мнению Муратова, неизбежно разрушило бы политическую репутацию Андреевского как человека, поддержавшего чествование "анархиста и ругателя веры" Толстого. В итоге и на земском собрании вопрос о Толстом поднят не был.
Козни моршанского предводителя
Но борьба продолжалась. В сентябре 1911 г. погиб глава правительства П.А. Столыпин. Это трагическое событие осложнило положение Муратова, который больше не мог рассчитывать на поддержку своих действий. Свое положение губернатор в конце 1911 г. сравнивал с обложенным охотниками медведем, не желавшим покидать берлогу13. Однако приманка, ради которой медведь сам полез на рогатину, была найдена - ею оказался моршанский предводитель дворянства К.А. Бенкендорф.
Муратов давно собирал досье на Бенкендорфа, фиксируя все, что можно трактовать как политическую неблагонадежность Это были как относительно мелкие проступки - толстовская агитация, так и крупные - например, утечка конфиденциальной переписки с губернатором14.
Утвердить такого человека на должность уездного предводителя дворянства на новых выборах в 1912 г. Муратов не мог согласно своим политическим взглядам и пониманию служебного долга. Но и не утвердить, избежав скандала, тоже не мог.
На этот раз первый шаг сделала оппозиция. Перед дворянскими выборами, назначенными на двадцатые числа января 1912 г., в приемной министра внутренних дел А.А. Макарова произошла встреча с депутацией от тамбовского дворянства. Чолокаев и Андреевский заявили о личной неприязни губернатора к Бенкендорфу, а также намекнули на возможность громкого скандала в случае неутверждения "сына посла и племянника генерал-адъютанта за политическую неблагонадежность"15 (отец Бенкендорфа - А.К. Бенкендорф, посол Российской империи в Великобритании, дядя - генерал-адъютант П.К. Бенкендорф).
Депутация имела успех, 19 января 1912 г. Муратов получил конфиденциальное письмо от министра, в котором тот просил не поднимать вопросов, которые могут подорвать доверие к дворянству, и утвердить Бенкендорфа. Резолюция губернатора на письме подтверждает его решительность: "Настоящее письмо к сведению, но не [к] руководству; подшить к секретному наряду и доложить мне для ответа по окончании дворянских выборов"16. 23 января 1912 г. последовала шифрованная телеграмма от министра, подтверждавшая письмо. Резолюция Муратова осталась прежней17.
Сложилась парадоксальная ситуация. Губернатор консервативных взглядов, не нарушая ничего с точки зрения своих полномочий, фактически оказывается в конфликте с министерством внутренних дел, в то время как оппозиционное, либеральное дворянство использовало в борьбе административный ресурс правительства. Как часто бывает в повседневной политической жизни, борьба за власть превратилась в борьбу личностей при забвении политических принципов и убеждений.
Тем не менее даже если Муратов не утвердил бы Бенкендорфа в должности, тот продолжил бы исполнять обязанности предводителя вплоть до следующих выборов. А так как нити управления дворянскими выборами находились в руках поддерживающей Бенкендорфа группировки, они могли затянуться на долгий срок, что не устраивало губернатора.
Выход был найден. Предполагалось воспользоваться прорехами в законодательстве. В баллотировочных листах по итогам выборов должно значиться два имени, из которых набравший наибольшее число голосов становился предводителем, второй в списке занимал должность кандидата в предводители. Баллотирующийся со второго места фактически тоже был выбран, только меньшим числом голосов. Именно этот вариант для атаки позиций Бенкендорфа и выбрал Муратов.
25 января 1912 г. он получил баллотировочные листы для утверждения. Первым в списке значился Бенкендорф, вторым - А.С. Долгорукий, который и был в итоге утвержден, кандидатуру Бенкендорфа отклонили "по политическим причинам"18.
В ходе этого противостояния получила продолжение история с запретом чествования Толстого. 22 июня 1911 г. на железнодорожной станции Ряжск при досмотре багажа почетного гражданина Моршанска М.К. Казанского были обнаружены запрещенная литература и конфиденциальная переписка губернатора Муратова с моршанским предводителем Бенкендорфом, касавшаяся запрета чествования Л.Н. Толстого19. Муратов подал рапорт на неправильные служебные действия Бенкендорфа по передаче служебной переписки третьим лицам в ноябре 1911 г.20, за месяц до выборов в дворянское собрание, обезопасив себя от обвинений в личной неприязни. Разбирательство по делу закончилось только 17 сентября 1913 г., вину в передаче копий секретной переписки признал заместитель моршанского предводителя Хрущев21. Ответная жалоба дворян на действия тамбовского губернатора успеха не принесла.
Итоги борьбы
Не проиграв ни одного сражения, Муратов тем не менее проиграл войну. Пожертвовав предводительством Бенкендорфа, дворянство создало прецедент, который позволил убедить министерство внутренних дел, что если Муратов продолжит исполнять обязанности губернатора, то следующий конфликт может выйти за рамки губернии и привлечь всероссийское внимание. Муратов получил перевод в Курск на равноценную должность22. Оппозиция добилась намеченной цели, выжав из Тамбова неугодного губернатора. Однако Муратов боевого настроя не потерял и приобрел необходимый опыт политической борьбы, который в ноябре 1915 г. откроет для него двери в Государственный Совет. Дальнейшая карьера консерватора Муратова оборвалась в 1917 г. Встроиться в новую жизнь было сложно. Муратова арестовали, он сидел в тюрьме. По одной версии, умер в 1918 г. По другой, - по освобождении поселился в Москве, написал воспоминания и даже снялся в кино. Дожил до 1930-х гг. О дальнейшей его участи сведений пока не найдено.
P.S.
События в Тамбовской губернии в 1910-1912 гг. показывают, насколько далеко шагнула общественно-политическая жизнь Российской империи под влиянием Первой русской революции. Провинциальный губернатор был вынужден действовать не только как администратор, но и как политик, переняв весь набор приемов своих противников. Главным ресурсом, вокруг которого шла борьба, стали не властные полномочия, а общественное мнение и политическая репутация. Общественное мнение было и рычагом давления, и сдерживающим фактором. Государственный аппарат приспосабливался к новым условиям. Политическая борьба вокруг похорон Л.Н. Толстого в Тамбовской губернии стала важным маркером произошедших изменений.
1. Муратов Н.П. Записки тамбовского губернатора. Тамбов, 2007. С. 226-229.
2. Там же. С. 229.
3. Правительственный вестник. 1910. N 242. 9 ноября.
4. Обнинский В.П. Последний самодержец: Очерк жизни и царствования императора России Николая II-го. Берлин, 1912. С. 534.
5. Муратов Н.П. Указ. соч. С. 226.
6. Лифшиц Г.М. Политическая борьба вокруг смерти Толстого // Лев Толстой. М., 1961. Т. 69. Кн. 2. С. 328-329.
7. Там же. С. 339.
8. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. 4. Оп. 1. Д. 6910. Л. 424-425.
9. Муратов Н.П. Указ. соч. С. 224.
10. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 6910. Л. 422-422 об.
11. Муратов Н.П. Указ. соч. С. 223.
12. Там же. С. 229.
13. Там же. С. 355-358.
14. Там же. С. 364.
15. Там же. С. 367-368.
16. Там же. С. 369.
17. Там же. С. 372-373.
18. Там же. С. 376.
19. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 7548. Л. 2-2 об.
20. Там же. Л. 18.
21. Там же. Л. 20-20 об.
22. Муратов Н.П. Указ. соч. С. 385.