Интересно листать, например, "дела" преподавателей и студентов Литературного института советской эпохи. Сухой документ хорош тем, что не врет. Вот "дело" Константина Георгиевича Паустовского, 1892 года рождения. В анкете в графе "сословие" написано "мещанин", но тут же приписка: "прежнее сословие". Времена изменились, "мещан" больше нет. Социальное положение: "сын ж.-д. служащего". Родился в Москве, но учился в Киевской гимназии. Во время Гражданской войны "был некоторое время бойцом караульного полка Кр. Армии в Киеве". Сословное происхождение родителей: отец - мещанин, мать - дворянка. Интересный трудовой путь: частный репетитор, кондуктор, санитар, рабочий-металлург, боец, служащий, журналист. С 1931 года профессия - писатель.
Преподавать в Литературном институте Паустовский начал с 1 декабря 1945 года в должности старшего преподавателя с окладом 1100 рублей в месяц. В то время это был уже известный прозаик и драматург, но настоящая слава пришла к нему в 50-е. А в 1951 году аттестационная комиссия легко отклонила ходатайство старшего преподавателя об утверждении его в ученом звания профессора - не заслужил-с! Потом он станет и профессором, и руководителем кафедры литературного мастерства. А в 1951 году преподавателя Паустовского едва не лишили зарплаты за то, что он посмел во время учебного процесса уехать в Солотчу Рязанской области писать книгу. Туда пришла телеграмма: "Ввиду невыполнения часовой нагрузки... прошу ответить срочно, иначе задержат зарплату".
Ответ Паустовского дышит достоинством писателя и дворянина по матери. Он напоминает, что пошел работать в институт с условием, что это не будет мешать его основной работе. И что пропущенные семинары он всегда восполнит дополнительными занятиями. Но главное вот эти слова: "Что касается зарплаты, то прошу мне ее не присылать. Я полагаю, что сводить разговор о писательской и по существу творческой работе в институте на разговоры о зарплате, которая, кстати, совершенно не соответствует затрате усилий и времени и имеет формальное значение, неверно и неуважительно по отношению к писателям".
Неудивительно, что перед этим человеком вставала на колени Марлен Дитрих.
Вот "дело" студента, а затем преподавателя Литинститута Фазильбея (именно так!) Абдуловича Искандера. В институте он оказался в 1952 году переводом из московского Библиотечного института сразу на третий курс. В анкете в графе "национальность" написано "иранец". Да, мать - абхазка, отец - иранец. В графе "жили ли Вы или Ваши родственники за границей" сказано: "Мой отец с 1938 года живет в Персии. Ему предложили выехать как иностранно подданному. Работал десятником на строительстве железной дороги". На самом деле отец писателя Фазиля Искандера, перс по происхождению, в прошлом владелец кирпичного завода в Сухуми, был депортирован из СССР. Но это не помешало его сыну с золотой медалью окончить среднюю школу и поступить сначала в Библиотечный, а затем и Литературный институт.
Непростая она была, советская история.
Кстати, Фазиль Искандер учился в Литинституте на отделении поэзии. И там же учился выдающийся прозаик-"деревенщик" Василий Белов. Из его "дела" мы узнаем, что в Литинститут он поступил, будучи первым секретарем райкома ВЛКСМ. Вроде бы должность странная для будущего прозаика, который написал не только великую повесть "Привычное дело", ставшую своего рода "визитной карточкой" всей деревенской прозы, но и роман "Кануны" с яростным обличением коллективизации в деревне.
На самом деле ничего странного. Василий Белов с детства прошел весь путь простого советского русского человека. Мать и отец колхозники, отец погиб на Отечественной, на руках матери пятеро детей. Это из его автобиографии. (Отсюда понимаешь, как возник потрясающий образ Катерины в "Привычном деле".) В автобиографии он пишет: "Очень хотелось учиться, но ближайшая школа-десятилетка находилась в 50 километрах от дома". Тем не менее выбился в люди, окончил ФЗО, работал столяром на станции Вохтога Северной ж.-д. и там-то и был впервые избран секретарем комсомольской организации. "Жили мы в палатках. Заработок был 80-120 рублей в месяц. Чтобы хоть немного помочь матери, решил освоить специальность моториста передвижной электростанции". Ну а стать первым секретарем райкома комсомола - это уже большое выдвижение для крестьянского сына. Но бросил и эту работу ради учебы в Литинституте.
Вот еще одно "дело" - Юрия Поликарповича Кузнецова. Его поздние идеологические взгляды могут кого-то не устраивать, но поэт он был мощный. Я помню, как в 80-е годы мы, студенты Литинститута, стихами входящего тогда в моду Юрия Кузнецова зачитывались и цитировали их наизусть.
Отец, как и у Белова, погиб на войне, на Сапун-горе в Севастополе. Потом эта детская боль выльется в невероятной силы стихи:
"Что на могиле мне твоей сказать? / Что не имел ты права умирать? /
Оставил нас одних на целом свете, / Взгляни на мать - она сплошной рубец. / Такую рану видит даже ветер, / На эту боль нет старости, отец!"
А в 1970 году в дипломной работе выпускника Литинститута Юрия Кузнецова (семинар С.С. Наровчатова) были стихи о Кубе, революции и суровом долге молодого советского воина в составе, как писали тогда, "ограниченного контингента" наших войск на Кубе, в сорока километрах от Флориды. Это потому что сам Кузнецов там служил, причем как раз в разгар Карибского кризиса.
Вот такие "дела".